Лев Петрович замолчал.
Подождав немного, Мария Давидовна уточнила:
— Нравилась?
— Да. Но сейчас я понимаю, что последние два года я заставляю себя идти на работу. И виноват в этом губернатор Чуклинов. Вначале, когда только пришел в Белый Дом, он выглядел вполне вменяемым человеком. Правильно говорил, слушал окружающих, если и не пытался что-то изменить, то и не мешал работать.
Лев Петрович помял пальцы рук и через мгновение продолжил:
— В общем, я продолжал с удовольствием выполнять свои обязанности. Потом он стал меняться, — вначале внешне не заметно, мелкие пустяки, практически несущественные, затем стали возникать странные проекты, к которым я не имел никакого отношения. Продуманный пиар в средствах массовой информации, обеспеченный моим отделом, хотя я совершенно не понимал, зачем ему это. Дальше — больше. Какие-то безумные проекты, какие-то абсолютно дебильные семь важных дел, на пиар которых истрачено много денег. Он перестал слушать окружающих. Иногда мне кажется, что он возомнил себя всемогущим, что ему все позволено. Может, вы не заметили, но экономическая ситуация в регионе аховая. Много местных предприятий, которые пополняли бюджет края, проданы московским варягам, и теперь налоги утекают в столицу. Здравоохранение и образование в огромной финансовой дыре. Коррупция на всех этажах власти процветает. А рыба, как вы знаете, всегда гниет с головы. Поэтому вот сейчас я думаю, что у губернатора Чуклинова или сорвало крышу от вседозволенности, или он просто тупо набивает карманы.
Лев Петрович значительно посмотрел на доктора, словно хотел дополнительно указать на последнюю фразу. Заметив, что Мария Давидовна внимательно слушает, он продолжил:
— Он очень хорошо скрывается. Губернатор по-прежнему разумно говорит, пишет правильные слова в своем блоге в «Живом журнале», активно участвует в работе, адекватно ведет себя на заседаниях здесь и в Кремле. Порой, мне кажется, что никто, кроме меня, не замечает, что Чуклинов — сумасшедший вор и коррупционер.
Мария Давидовна улыбнулась и, как ни в чем не бывало, спокойно спросила:
— Вы так и не сказали мне, кто был убит в ваших снах?
Лев Петрович, задумчиво глядя перед собой, невыразительно ответил:
— Председатель правительства.
И замолчал.
— Какого правительства?
— Самого главного, — угрюмо ответил Лев Петрович.
Мария Давидовна практически сразу вспомнила строчки:
Здесь — человек без лица закроет спиной,
Стремительной власти мнимый покой.
Хозяин реальный будет убит,
В пламени ярком столица сгорит.
Она замерла, думая о том, кто сейчас в кабинете психически болен. Мужчина, посвятивший себя государственной службе и твердо уверовавший в пророческую значимость своих снов, или она, врач-психотерапевт высшей категории, кандидат медицинских наук, которая полагает, что бредовые сны больного человека могут оказаться будущей реальностью.
10
Семен сидел за столом и смотрел на монитор. На голове наушники, из которых звучит рок-музыка. Самый любимый концерт, самые лучшие песни, собранные в портативном плеере.
…Гуд бай Америка, где я не был никогда.
Прощай навсегда.
Возьми банджо, сыграй мне на прощанье…
Он любил слушать «Наутилус Помпилиус». Есть глубокий смысл в рифмованных словах песни, и музыкальный ритм настраивает на работу. Пусть писательство для него всего лишь хобби, но для того, чтобы из набора слов сделать хотя бы читабельное предложение, нужно потрудиться. И этот труд в радость, как любое творчество. Он создавал пусть короткий, но цельный мир. Совсем не обязательно, что этот мир должен кому-либо понравиться, но хаять его он никому не позволит.
Семен просматривал в Интернете отзывы на свой последний рассказ. Он его выложил на нескольких сайтах, дающих возможность графоманам самовыражаться. Или точнее, — самовыражевываться, потому что в большинстве случаев тексты графоманов ничего не давали ни уму, ни сердцу. Впрочем, чужие тексты его не интересовали. Гораздо интереснее было посмотреть реакцию читателей на его прозу.
На лице у Семена застыло спокойное равнодушие и терпеливое ожидание. Пока ничего интересного. Один из читателей с кратким ником «Чел» написал, что ему понравился рассказ, но сделал этот так, что почти сразу стало понятно — ему просто всё равно. «Чел» тоже в первую очередь хотел узнать мнение других о том, что он написал. Другой — «Квазимир» — рассуждал о русской литературе вообще, пытаясь через анализ множества рассказов на сайте выразить мысль о нравственном и моральном падении российской словесности в пропасть невежества. Этот хотел выглядеть умным, но «Квазимиру» тоже не было никакого дела до прозы, размещенной на сайте. Он выпячивал своё «я», что, впрочем, делали практически всё. Если смотреть правде в глаза, в их числе и он.
Третий — с бессмысленным ником «123321» — просто и коротко написал, что рассказ — фигня. И это уже было что-то. Еще не повод, чтобы искать его. Но стоит взять его на заметку, и, возможно, в будущем они встретятся. Пересекутся где-нибудь на просторах рунета, и тогда, возможно, им будет о чем поговорить.
Семен улыбнулся. Наконец-то. Четвертый читатель с ником «Черный» написал, что более тупой и бессодержательной прозы он не читал. Семен выделил часть текста «… не знаю, каким местом думает автор, и способен ли он вообще думать, но этот рассказ написан абсолютно бездарным графоманом, место которому не здесь, а в психбольнице для олигофренов…» и, перенеся цитату в форму для ответа, ответил:
«Черный, в психбольнице для имбецилов, достаточно много места для критиканов, тупоголовость которые настолько заметна, что их нельзя показывать людям. Уверен, что твоё место там. А, может, ты пишешь прямо из-за зеленого забора после того, как санитар запихал тебе таблетки в рот?»
Нажав на кнопку «Отправить», он довольно потер руки. Пока всё идет отлично. Лишь бы жертва продолжала вести себя так же агрессивно.
Затем Семен запустил компьютерную программу по определению IP-адреса и, меланхолично улыбаясь, стал ждать. Впереди приятное дело — планирование очередного убийства и написание следующего нетленного творения.
Поиск очередной жертвы и творческий подход к убийству нравилось ему с каждым разом всё больше и больше. Это не просто использование своих знаний и умений, но и ощущение полноценной жизни. Он здесь и сейчас делает то дело, которым владеет в совершенстве, и пусть никто не знает, на что он способен. Пусть читатели думают, что он фантазирует и все его рассказы выдуманы.
