– Я не люблю Кристи, но с детства перечитываю Шекспира, хоть он и англичанин. «Из ничего не выйдет ничего». Помните?
– Конечно, – буркнул Дорнье.
– «Суха, мой друг, теория везде, но пышно зеленеет жизни древо», – процитировал Дидро теперь уже классика немецкого, которого начал было читать, но бросил, не сумев продраться дальше первого десятка страниц мучительно художественного стихотворного текста. Цитату он знал, потому что ее то и дело повторял Дальтон, руководитель экспертного отдела, не признававший никаких теорий и веривший только фактам, причем лишь тем, что обнаружены сотрудниками его группы.
– Поймите, Дидро, это для меня важно, – настойчиво говорил, тем временем, Дорнье. –Мотива не было ни у кого, это я вам могу сказать определенно. Понять я хочу другое. Что они слышали – видеть-то ничего не могли – из пещеры и о чем так и не рассказали.
– Если не было мотива, то не было и причины что бы то ни было скрывать от полиции. Тем более, что допрашивали каждого и всех вместе очень тщательно.
– То есть, – оживился физик, – вы уверены, что никто ничего не скрыл?
– Если вы так ставите вопрос, то да, уверен.
– Очень хорошо. Замечательно.
Дорнье был доволен и не скрывал этого. Дидро скептически посмотрел на визави и произнес слова, о которых сразу пожалел:
– Замечательно, Дорнье, потому что вы, похоже, и есть тот человек из пещеры. Тот, похороненный?
Дорнье ответил мгновенно:
– В каком-то смысле – да.
Дидро приподнял брови.
– Зомби? – насмешливо спросил он.
– Зомби? – с недоумением переспросил Дорнье. – Вы шутите?
– Но это единственный вариант, верно? – Дидро сам не верил в то, что говорил, в существование зомби, домовых, вампиров, призраков, оборотней, гоблинов, драконов и вообще в миры потусторонние и фантастические.
Дорнье молчал, задумавшись, и Дидро, уверив себя в том, что сейчас, когда слова сказаны, вопросы годятся только прямые и недвусмысленные, повторил то, что сказал физик, когда они сидели в шезлонгах на берегу моря:
– Ведь бывали в вашей жизни случаи… странные? Свой я вам рассказал. Ваша очередь.
И поскольку Дорнье продолжал молчать, сделал вывод, пришедший ему на ум только сейчас, хотя мог бы догадаться и гораздо раньше:
– Вы меня искали специально. Специально приехали в Фронтиньян. Вы уже тогда знали, что я вел дело о пещере.
– Что? – Дорнье будто проснулся. – Ах, это… Да, я… Впрочем, нет, конечно. Я случайно увидел в газете… Кажется, «Нувель де Пари»… Там была ваша фотография и маленькая заметка о том, что на пенсию вышел известный в Парижской полиции дивизионный комиссар Дидро.
– Этой заметке уже три года!
– Но мне она на глаза попалась два месяца назад. И меня будто стукнуло. Знаете, как это бывает. Что-то начисто исчезает из памяти. Не то что вспомнить не можешь, но просто не знаешь, что нужно что-то вспомнить. Я просматривал газеты трехлетней давности, мне нужно было для статьи о… неважно.
– А все-таки?
– Что? А… Я готовил статью о квантовой телепортации для журнала «Популярная наука» и хотел найти, что писали журналисты в обычной прессе после экспериментов де Мартини и Цайлингера.
– Что за эксперименты? – с интересом спросил Дидро. – Телепортация? Мгновенное перемещение на любое расстояние? Фантастика?
– Что-то в этом духе, – кивнул Дорнье.
– Чепуха! – запротестовал полицейский. – Вы физик, вам и карты в руки, но я еще в молодости читал, что быстрее света двигаться невозможно!
– Конечно. Но теория Эйнштейна – классическая, а в квантовом мире возможны кое-какие эффекты… Послушайте, Дидро, о чем мы говорим? Квантовая телепортация не имеет отношения к…
– Вы о ней упомянули. Значит, имеет.
Дидро повертел в руке пустую чашку, полюбовался на ошарашенное выражение лица визави и продолжил снисходительно:
– Старая привычка, месье. Никогда не знаешь, что конкретно имеет отношение к делу, а что – нет. Бывало, мелочь, не стоившая внимания, становилась главной уликой. В деле Видуана, например. Впрочем, неважно. Вы правы, наверно. Квантовая телепортация, хм… Интересно. Ладно, продолжайте. Вы готовили статью, читали газеты, увидели мою фотографию и… что?
– Лицо, имя показались мне знакомыми. Смутно. Не мог вспомнить, но был уверен, что мы с вами встречались, причем при достаточно неприятных обстоятельствах.
– Вы хотите сказать, что до того не помнили…
– Нет!
– Теперь подробнее, хорошо? Или так. Я буду спрашивать, а вы отвечайте, тогда мы быстрее доберемся до сути.
– Вряд ли, – с сомнением сказал Дорнье. – Чтобы спрашивать, нужно знать, какие вопросы правильные.
– Вы тоже не знаете, какие вопросы правильные, верно? Вы искали меня, чтобы разобраться в той истории. Учитывая, кем вы тогда были…
– Мы начинаем ходить по кругу, – вздохнул Дорнье. – Хорошо, задавайте вопросы.
– У вас есть документы?
– О, Господи… Вы что, действительно думаете… Да, есть. Вот, извольте.
Дидро внимательно рассмотрел водительские права и пропуск – коричневую книжечку с золотой надписью CERN, Department of The Theoretical Physics.
– Диплома об окончании Сорбонны у меня с собой нет, – ответил Дорнье на незаданный вопрос. – Но можете поверить: учился я на физфаке, окончил в шестьдесят восьмом…
– То есть, через год после…
– Да.
– А летом шестьдесят седьмого…
– В том и проблема, комиссар. До того момента, когда я увидел в газете вашу фотографию, я точно помнил, что лето провел в Париже. Мне надо было готовить дипломную работу, тема серьезная, я не скажу название, не поймете. Дни проводил в библиотеке, ночами пытался вычислять, доводить до ума… Это не теория была еще, кое-какие соображения в области квантовой электродинамики. В студенческих беспорядках не участвовал, мне это было совсем неинтересно. Но, как говорится, мимо жизни не пройдешь. Как-то засиделся на факультете допоздна, в голове сплошные нереализуемые идеи, формулы, и вдруг полиция, кого-то они искали, видимо, из зачинщиков, и я попался под руку, провел ночь в участке, нес, с точки зрения полицейского, который меня допрашивал, очевидный бред и не желал выдавать соучастников. У нас с ним были диаметрально разные понятия о том, что такое бред.
– Представляю, – буркнул Дидро.
– Что-то в те дни прорезалось в памяти, понимаете? Я не мог тогда объяснить, все списал на дурные сны, очень четкие, но я впервые оказался в такой ситуации и не имел представления, как реагирует мозг человека
