— Шолто – все равно что «пошёл ты!». Через полчаса после вашего обращения к нации каждый мальчишка…ммм… согражданин будет их так обзывать, — упрямо сказал он. — Они могут назваться как-нибудь иначе? Хотя бы в пределах Содружества? Оба руководителя переглянулись.
— Разумно, — кивнул президент. — Полагаю, мы сможем убедить их называться, к примеру… круллами. Возражений у Сети нет?
Кто-то, видимо, премьер издал странный, почти металлический звук, будто насмешливо фыркнул в медную трубу. А глаза президента смеялись, хотя губы оставались плотно сжаты.
— Ну, вот и прекрасно. Вас что-то еще беспокоит, Андрей Петрович?
— Угу. А причем здесь я? И все мы, согра… земляне? Этим круллам что – некуда притулиться во Вселенной?
С экрана раздалось хриплое, свистящее покашливание. Андрей обернулся и замер:
— Это что – не запись?
— Видеоконференция, — сухо кивнул президент. — Вы ведь не столь наивны, Андрей Петрович, полагая свой визит сюда случайным? Наши будущие партнеры и союзники живо интересуются земными реалиями. И российскими в частности, не говоря уже об остальных членах Содружества.
— Угу. Уже триста лет как живо интересуются, — буркнул из своего кресла премьер.
— Все наблюдения этого феномена – ничто иное как случайно засветившиеся исследователи и аналитики круллов. И теперь, в преддверии подписания соглашения они пожелали встретиться с некоторыми россиянами по их собственным критериям отбора. Президент вновь мягко улыбнулся.
— Должен сказать, их выбор нас, руководство страны, немало озадачил. Среди этих кандидатур был Человек, разрабатывающий новую модель пуговиц, Человек, способный задерживать дыхание других людей, Человек, написавший какую-то книгу, которую еще никто не прочел, и даже Человек, который лжет не менее десяти раз на дню.
Из премьерского кресла послышался сдавленный смешок. Президент, нимало не смутившись, тут же продемонстрировал коллеге озорной кукиш.
А неплохие, в сущности, ребята, подумал Андрей, в то время как президент задумчиво подводил итог, с интересом глядя на гостя:
— Последним из россиян наши партнеры… эээ… круллы пожелали видеть вас, Андрей Петрович.
— Меня-а? Вот это номер!
— Именно, — подтвердил его высокий собеседник. — Ведь именно вы – тот Человек, у которого… Он почему-то замялся, впервые за все время их странной беседы.
— У которого – что? — удивленно переспросил Андрей.
— У которого есть Тревожный Чемоданчик, — неожиданно произнес за президента все тот же металлический свистящий голос. — Стыдись, старик! Неужели ты меня не узнаешь? И это, с точки зрения банальной эрудиции, значит, что мне осталось жить всего лишь сто коротких земных лет?
С экрана на Андрея пристально, немигающе глядели выпуклые органические линзы Серого К.
Не аватарки, не мобильной трехмерной флэш-модельки, а совершенно реального инопланетянина. Серая кожа, огромная башка и глаза размером с блюдце. Ну, вылитый он. Серый. Грейс.
Это была их старинная фамильная реликвия. Не брошь, не диадема и даже не кавалерийская шашка с запекшейся кровью абрека на клинке.
Всего лишь маленький, изрядно потертый от времени фанерный чемоданчик, всегда полностью снаряженный согласно перечню вещей на внутренней стороне крышки, неизменному и пятьдесят, и сто лет назад. Отец, дед, и прадед Андрея были кадровыми офицерами. А их жены, привыкшие мотаться по гарнизонам и жить в постоянном ожидании звонка, следили, чтобы в личном чемоданчике поднятого с постели по тревоге мужа было все необходимое: смена белья, носки, свежая рубашка, мыло, сигареты, зубная щетка с порошком, а впоследствии пастой.
Когда по Москве прокатилась последняя волна терактов, дьявольским салютом им вослед громыхнул газовый баллон в девятиэтажке, где одиноко доживал свой век отец. Тогда, сразу после похорон Андрей дал себе слово вновь собрать пустующий с недавних пор тревожный чемоданчик. Там он решил хранить самое дорогое – документы, деньги, ценности, флэш-диски, и еще кучу других незаменимых на первое время вещей, если вдруг понадобится срочно выпрыгивать из окна третьего этажа его квартиры, объятой пламенем или складывающейся под тяжестью внезапно оживших верхних этажей.
Но он никак не мог решить, без чего сможет жить дальше, что сумеет восстановить, а что потребно ему как воздух всегда, каждый день, каждую минуту. Три дня он задумчиво бродил по аномально морозной в ту зиму, остекленевшей Москве, а потом, вернувшись домой, вошел в Сеть и как был – в теплых собачьих унтах, замотанном на шее шарфе, с чашкой остывшего кофе в руке – создал свой блог. Блог, открытый для всех, без фильтров, капчей и подзамочных записей. Отныне это был его дом, его новое и главное место жизни.
Андрей назвал его «Тревожный чемоданчик» и в порыве совсем не свойственной ему сентиментальности зачем-то приписал не то эпиграф из старинной, но любимой группы, не то эпитафию тогдашнему себе: «Это всё, что останется после меня». И поместил свое фото. Как на кладбищенском обелиске.
Очень скоро блог стал уже не только его личным достоянием. Посетители, френды и завсегдатаи приходили сюда как домой, и у многих аватарок в руках появились чашки кофе, кружки пива, стаканы виски и менее благородных самогонов. Это было хорошо, это было правильным. Но Андрей ежедневно прикладывал немалые усилия, чтобы у «Тревожного чемоданчика» всегда оставался один-единственный хозяин. Чтобы было с чем выпрыгнуть из горящего дома в случае чего.
— Серый??
— Вы же называете нас «Грейс».
В металлическом, почти лишенном эмоций голосе Первого Тролля на «Чемоданчике» не было и нотки сарказма. В отличие от его постов, которые порой буквально сочились ядом.
— А «К» – это…
— Ты же и сам прекрасно знаешь, — довольно скрипнул крулл. — Будь на ее месте «Ш», и уже через полчаса после моего первого поста каждый второй сообщник посылал бы меня в привычном вам, землянам, направлении. Мы-то, Шолто, в отличие от вас полиморфны по целому ряду параметров. И Андрей вновь услышал тот характерный стальной смешок, что и прежде.
— Зачем все это? Кто мы вам? Кормовая база? — вздохнул он, глядя в такие знакомые глаза, еще вчера вызывавшие в нем столь странную смесь презрения и сочувствия.
— У нас был выбор. Не скрою, я предлагал Совету Альянса ваших соседей, китайцев, — ответил крулл. — США, впрочем, мы исключили сразу.
— Вот как?
— Как бы понравилось россиянам, если бы мы изловили их космопилота, довели его до смерти жестокими экспериментами, разрушающими тело и психику, а потом засняли на визуальный носитель процедуру его вскрытия, во всех отвратительных подробностях? После чего долгие годы демонстрировали бы ее для забавы жителям своей планеты, периодически разбавляя репортаж рекламой своей косметики и интимной мануфактуры?
