— Ты сумел! — почти выкрикнула она. — А ведь я бегаю быстрее половины парней из нашей группы! И сейчас бежала изо всех сил! Но ты сумел! Значит, это судьба.
Все остальное произошло быстро, бурно и как бы само собой, прямо на глазах у ошарашенных рыбаков, а возможно — и снайперов, сквозь оптические прицелы тайком наблюдавших за пограничной рекой.
Все произошло быстро, но счастье, которым одарила Костю эта чудесная девушка, оправдывало все страдания его горемычной жизни.
Все произошло быстро, однако и этих немногих минут вполне хватило, чтобы понять, чем же таким соплеменницы Аурики отличаются от своих вздорных и заносчивых северных сестер.
Из студентки университета, изучающей русскую филологию, таскающей модные джинсы и, забавы ради, отплясывающей на пиршественном столе, она сразу превратилась в покорную рабыню, готовую стлаться перед своим господином, как мягкая трава, ластиться к нему, как кошка, угождать любому его желанию, как райская гурия…
Впрочем, желаний у Кости было не много. Вернее сказать — всего одно. Но уж зато ненасытное!
ГЛАВА 13. ЧТО-ТО СТРАШНОЕ ГРЯДЕТ…
Окончательно он выдохся только в ранних сумерках, когда коровы, уже нуждавшиеся в дойке, стали проявлять признаки беспокойства.
— Небольшой перерывчик. — Аурика, на этот раз лежавшая сверху, потерлась своим носом о его щеку. — Побудь пока здесь, а когда взойдет луна, я вернусь за тобой.
Костя только расслабленно кивнул, поскольку от изнеможения у него даже язык не ворочался. Хотя надо ли говорить, что это было приятное, сладостное изнеможение, знакомое людям, хотя бы однажды сделавшим какое-либо важное дело, — футболистам, выигравшим финальный матч, писателям, завершившим книгу, взломщикам, очистившим банковский сейф.
Аурика, завернувшись в плащ, который спасал ее от непогоды и от безжалостного солнца, исчезла, хотя издали еще долго доносилось мычание коров, щелканье бича и лай Шандора.
Земля приятно холодила разгоряченное тело, небо, уже утратившее яркие краски дня, зачаровывало своей беспредельностью, и Костя вдруг подумал, что на этой земле и под этим небом ему, наверное, когда-нибудь придется умереть. Впрочем, такая перспектива сейчас совсем не печалила его.
Он ощущал себя Полем Гогеном, нашедшим на Таити свой маленький рай, Робертом Стивенсоном, построившим свое последнее жилище на далеком южном острове, в конце концов, тем же Овидием Назоном, на склоне лет написавшим: «Долго скитаться пришлось, но вот я достиг побережья, где от страстей и невзгод оградит меня муза моя».
Сейчас самое страшное для Кости было — остаться наедине с самим собой, и, дабы избежать этого, он постарался заснуть, тем более что к отдыху стремилась каждая клеточка его организма.
Сон его был тяжким, а пробуждение тревожным — мрак уже поглотил мироздание, но на севере, в той стороне, откуда текла невидимая сейчас река, разгоралось багровое, зловещее зарево восходящей луны.
Аурики рядом не было, однако он слышал ее быстро приближающиеся шаги и дыхание, такое частое, словно весь путь от дома до реки ей пришлось преодолеть бегом.
— Ты только не пугайся, но этой ночью может случиться большая беда, — сказала девушка, опускаясь возле него на землю.
— С чего ты взяла? — Костя еще не успел окончательно проснуться.
— Подслушала разговор братьев. Говорят они редко, но метко. Зря не треплются и впустую не суетятся.
— Честно говоря, я пока не врубаюсь…
— Когда врубишься, будет поздно. Времени в обрез. Велосипед тебе сейчас не поможет. Убьешься в темноте. На тропинку я тебя выведу, а там до шоссе уже сам доберешься. Голосуй на любую попутную машину, хоть на военную, хоть на милицейскую. Покажешь диплом, если надо — дашь денег. Главное сейчас — добраться до города. А уж там поступай как знаешь. Но самое лучшее — сразу уехать, пока еще ходят поезда.
Тревога девушки была неподдельной, и Костя невольно заразился от нее этим чувством, хотя виду старался не подавать. Поглаживая дрожащие пальцы Аурики, он сказал:
— Возможно, ты все преувеличиваешь. Психов хватает везде, и слова их не всегда нужно принимать за чистую монету. Но даже если ты права хотя бы наполовину и какая-то опасность существует, зачем тебе оставаться здесь? Давай уйдем вместе.
— Да ты что! — Она резко отдернула руку. — Я и так сказала, что иду искать отбившуюся корову. Минут через десять меня хватятся, и тогда здесь начнется такое!
— Ладно, допустим, я сейчас уйду. Как же мы отыщем друг друга потом?
— Я записала для тебя свой адрес. Вот, — она сунула ему клочок бумаги, наверное, оторванный от газеты. — Ведь когда-нибудь это безумие кончится, правда? Тогда ты вернешься или пришлешь весточку.
— Обязательно! — Он крепко прижал девушку к себе и ощутил, как частит ее сердце. — Тебе страшно?
— Немного, — прошептала Аурика.
Дико, парадоксально — но ее испуг и ее трогательная беззащитность вызвали у Кости такую вспышку страсти, что даже во рту пересохло.
— Сколько, ты говорила, у нас в запасе времени?
— Минут десять. Пятнадцать. Не знаю.
— Тогда давай еще разок. — Он стал освобождать ее от плаща, как устрицу от раковины.
— Нет, — она задрожала еще сильнее. — Лучше только поцелуемся.
— Целуйся с подружками! А мне позволь самому решать, что делать и как. Ты уже моя, понимаешь Моя навсегда!
— Хорошо, — она покорно обмякла в его руках. — Только люби меня не так, будто это в последний раз, а так, будто бы мы сейчас собираемся уснуть, а утром все повторим опять.
— Обещаю, — простонал он. — Обеща-а-а-ю…
Выполнил Жмуркин это обещание или нет, осталось неизвестным даже ему самому, однако, когда все закончилось, Аурика рыдала — впервые за время их знакомства.
Так они и расстались — он, унося на своих губах ее слезы, она, унося в своем лоне его семя…
Глухой мрак и полное безмолвие воцарились на земле. Не лаяли собаки, не пели птицы, умолкли даже неутомимые цикады. Временами Косте начинало казаться, что во всем необъятном мире их осталось только двое — он сам да огромная, недобрая луна,
Пусто было на стоянке возле закусочной, пусто было и на шоссе.
Потеряв в тщетном ожидании полчаса, он двинулся в сторону города пешком. Весь остаток ночи единственным развлечением Жмуркина был подсчет километровых столбов, через равные промежутки времени выплывавших из мрака ему навстречу.
Однажды к Косте присоединилась бродячая щенная сука, соски которой свисали почти до самой земли, как у римской волчицы, но вскоре отстала и она, видимо, разочаровавшись в попутчике.
Городскую черту он пересек уже в рассветных сумерках, впервые в жизни приобщившись ко всем стадиям, фазам и этапам полноценной южной ночи, с ее загадочными нюансами, с восходом и заходом луны, с круговращением созвездий, с вечерним теплом и утренней свежестью, с игрой далеких пятен призрачного света и явлением из мрака абсолютно черных дыр.
