— Скажите, Владимир Антонович, — наконец решилась девушка, — вы действительно отказались от победы ради меня?
Вот уж вопрос так вопрос. Чуть сместились акценты, немного искажен смысл поступка, и вот уже оказывается, что ради прекрасных глаз девицы Боголюбовой я бросаюсь очертя голову побеждать драконов, бандитов и напрочь забываю о материальной компенсации.
— Не совсем так. Я просто посчитал, что помощь пострадавшим людям важнее формальной победы и денег.
— То есть, если бы там, на дороге, были какие-нибудь другие люди, вы сделали бы то же самое?
— Конечно. Человеческая жизнь вообще ценная штука и, на мой взгляд, уж всяко дороже и славы, и денег. Предваряя очевидный вопрос, для меня равноценна жизнь любого человека, невзирая на сословие.
Глаза Анастасии Платоновны несколько потускнели. Видимо, одновременно с этим потускнел и мой сияющий в ее воображении образ. Ну да оно и к лучшему. Не испытываю ни малейшего желания становиться объектом поклонения взбалмошной девицы. Но и совсем уж разочаровывать было бы, на мой взгляд, чересчур жестоко.
— Я предпочел бы, чтобы подобной аварии не случилось вовсе, и уж во всяком случае, чтобы она случилась не с вами. Для мира гонок было бы непростительно потерять столь талантливого гонщика.
— Вы действительно считаете, что у меня есть талант в этой области?
— Несомненно. Меня победить вам бы не удалось, это совершенно точно. Но так же точно второе место должно было стать вашим.
Лицо девушки осветилось радостной улыбкой, щеки покрылись легким румянцем, не оставив и следа от недавней бледности. Черт побери, она действительно весьма красива! Та же Неклюдова против нее, что запорожец против мерседеса. Каких-либо романтических чувств Боголюбова у меня не вызывала, нет, но глядеть на нее было приятно, особенно сейчас. Правда, порадовавшая меня улыбка вскоре угасла.
— Простите, Владимир Антонович, я несколько увлеклась, а хотела сказать совершенно иное. Неважно, ради меня или нет, но вы совершили настоящий подвиг. Не спорьте, — тут же вскинулась она, не позволяя мне возразить — я хорошо знаю, о чем говорю. Если посчитать время, за которое вы умудрились обернуться, то скорость, с которой вы ехали, выходит совершенно безумной. Но доктор Кацнельсон говорил, что если бы он прибыл позже хоть на полчаса, последствия аварии могли бы быть намного более серьезными, и мое выздоровление затянулось бы на несколько недель, а то и месяцев. Он вкратце описывал свою поездку с вами. По его словам, это был сущий кошмар. У него до сих пор при воспоминании о ней волосы встают дыбом.
Анастасия сделала небольшую паузу и продолжила, глядя мне прямо в глаза:
— Так вот, я хочу поблагодарить вас Владимир Антонович за то, что вы меня, фактически, спасли. Я прекрасно понимаю, чем вы пожертвовали ради этого и не уверена, что, сделала бы то же самое, находясь в десяти минутах от победы. Я так же понимаю, что не смогу вам отплатить чем-то сравнимым по значимости. Но знайте, что я никогда не забуду этого вашего поступка. И…
Она замялась было, потупившись, но тут же взяла себя в руки и продолжила:
— И прошу извинить меня за мое неподобающее поведение во время наших прежних встреч. Поверьте, за те дни, что я провела в постели, у меня было достаточно времени, чтобы многое вспомнить, обдумать и переосмыслить. Мне сейчас очень стыдно за то, как я с вами обошлась. Поверьте, я говорю совершенно искренне.
Да, вряд ли моя визави настолько хорошая актриса, чтобы сыграть все это: и смущение, и раскаянье, и увлажнившиеся глаза, и еще кучу маленьких штришков. Впрочем, я не так уж злопамятен, и терзать девичью душу не намерен.
— Я охотно прощаю вас, Анастасия Платоновна, и не держу на вас зла. Только пообещайте — и не мне, а себе, что прежде, чем под влиянием эмоций выпалить очередную дерзость, вы будете считать хотя бы до пяти. Думаю, в этом случае, число возникающих в вашей жизни неловких моментов станет намного меньше.
— Хорошо, Владимир Антонович, обещаю это. И себе, и вам.
Лицо Боголюбовой было при этих словах настолько серьезным, что я поверил: сделает.
Повеселевшая улыбающаяся девушка поднялась на ноги.
— Владимир Антонович, поскучайте несколько минут в одиночестве, я позову домашних.
После объяснения все остальное прошло как обычно: обед, непринужденная застольная беседа на отвлеченные темы, церемонное прощание и Боголюбов, вышедший проводить гостя, то биш, меня.
— Владимир Антонович, взгляните на эти фото, — он протянул мне несколько карточек. — Может быть, кого узнаете?
Я, быстро проглядев фотографии, выбрал две из них.
— Вот эти люди подходили ко мне в Орле. Они играли роль силового аргумента для придания большего веса словам шантажиста. Вы их нашли? Что удалось узнать?
— Нашли. К сожалению, расспросить их не удалось, ибо допрашивать мертвых я не умею. Но вот что интересно: все они были убиты одним и тем же образом: пуля в сердце из револьвера. Два выстрела, два трупа. И никаких следов.
— Что-то такое уже было не так давно. Вы помните племянника помещицы Томилиной? Вернее, племянника ее подруги? Там, насколько я помню, было то же самое: пуля в сердце из револьвера.
— Да. Но того аспида мы прищучили, можно не сомневаться. Здесь же работал кто-то другой.
— А тот, кто стрелял в мобиль «Скорости»? Тоже меткий выстрел и тоже револьверная пуля. Может, и здесь он отметился?
— Может, да, а может и нет.
Я на минуту задумался.
— Знаете, Платон Сергеевич, а ведь стрелок, скорее всего, наш, тамбовский.
— Отчего вы это взяли?
— В Скопине преступники не смогли нас догнать даже с учетом обеда в трактире, и поехали следом. Их целью было, во-первых, не допустить моей победы, так как она привела бы к потере крупной суммы, поставленной на кого-то другого. И, во-вторых, примерно наказать за непослушание. Посланные в погоню бандиты — кстати, надо бы показать эти фото Клейсту — появились спустя по меньшей мере час после аварии. И поездом догнать меня тоже бы не вышло. Остается только одно: дать из Скопино телеграмму сообщникам в Тамбове, чтобы они выслали стрелка навстречу мне из Тамбова.
— Хм-м… Логично. Но это соображение не дает нам никаких зацепок собственно к убийце.
— Действительно. Но тут есть еще одно: помните аварию на гонках пару месяцев назад? Тогда я потерял управление и разбил мобиль?
— Помню, конечно.
— Так вот: во время этой аварии я разбил свои гогглы. А после, когда внимательно их осмотрел, увидел на латунном стаканчике, в который вставляется стекло, на внутренней его стороне, след от попадания пули. А попасть в движущийся объект со значительного расстояния, да еще так точно, может лишь очень хороший стрелок.
— А вы уверены, что это след от пули?
— Абсолютно. Между прочим, господин Шнидт, когда ремонтировал гогглы, этот след обнаружил и мои выводы подтвердил. Да и сам стаканчик находится у него.
— И вы молчали⁈ — вознегодовал полицейский инспектор.
— А что бы вы сделали, любезный мой Платон Сергеевич? — ответил я в том же тоне. — По следу от пули нашли убийцу? Нет? Вот видите! Но это не главное, это только исходная точка, могущая связать два выстрела. У господина Игнатьева, того самого, журналиста «Ведомостей», есть несколько фотографий с тех гонок, которые не попали на страницы газеты. На одной из них запечатлены свидетели аварии. Возможно, вы, в свою очередь, сможете опознать кого-нибудь из ваших клиентов.
— Вот это вполне возможно. Что ж, это хоть и слабенькая, но зацепка. Спасибо вам, господин Стриженов. Если этот след поможет найти стрелка, я буду перед вами в долгу.
— На здоровье, господин Боголюбов. У меня в связи с этим имеется встречная просьба: если вас не затруднит, держите меня в курсе хода следствия. Я, как вы понимаете, лицо крайне заинтересованное.
— Разумеется, если эти сведения не будут подпадать под категорию служебной тайны.
Глава 9
