— Не, здесь рельеф дна сложный. И во время штормов на ближайших рифах не одну посудину грохнули. Так смысла струнами звенеть никакого. А вот бомбу-другую сбросить — это запросто.
— Отлично. Прокладывай курс. Будем ложный след оставлять…
К торпеде примотали веревками шесть пустых бочек, залив туда по ведру солярки. Одновременно присобачили разломанный стул, драные штаны и парадный пиджак акустика с золотыми эполетами. Он его терпеть не мог и все искал повод избавиться. Вот и не пожалели вместе с другим мусором. Проходя на выбранной точкой, спустили конструкцию на воду и полюбовались, как она пускает пузыри. Детонатор на дурной железке поставлен на боевой взвод. От любого близкого взрыва шарахнет от души. Посмотрим, как на это отреагируют ушастые обормоты.
— Молись, Ша, чтобы сработало, — поправил фуражку капитан. — Если твою приманку сожрут, я заставлю Тратту не только классность тебе оформить. Я лично тебя к награде представлю…
К порту подползаем уже под перископом. Четыре часа утра, до рассвета еще есть куча времени. Нам на руку играет то, что вся округа освещена, словно на карнавал. Корабли сияют разноцветными огнями, фонари на набережной четко показывают, где заканчивается вода. По ровной почти зеркальной глади ползет пара катеров — развозят запоздавших гуляк.
Идем на правом движке. Он меньше изношен, почти не дает вибраций и шумов. Потрескивают слабо контакты кабелей к накопителям. Каждый из экипажа пристроился на своем месте и настороженно вслушивается в тишину. Мы — незримая тень в воде. Нас — нет. Мы — не существуем.
У поднятого перископа танцуют капитан и старпом по очереди. То один, то другой прилипаем к окуляру и крутится по сторонам, считывая ориентиры, ловя любое движение.
— Маяк слева на десять, до него триста кликов!
Глаз на отрисованной на столешнице схеме порта делает отметки.
— Портовые склады справа на час, семьсот кликов!
Еще одна точка, по линейке поскрипывает остро отточенный кусок угля.
— До первой точки три минуты, — шепотом рапортует Острый Глаз, перепроверяя результаты.
Капитан пихает старпома в бок:
— Так где все же они “Берту” пристроили?
— В Элегиуме три места, куда такую бандуру получится впихнуть. Это или на входе, у складов. Но там сейчас одна мелочь болтается. Или в самой глубине, где углевозы раньше швартовались. Или напротив центральной набережной.
— И?
— Я бы в глубине якоря бросил, для подстраховки. Но готов клык поставить, что эльфы так не поступят.
— Понты?
Старпом ухмыляется:
— Они самые. Чтобы у себя дома, в злачной клоаке лучший корабль флота пришвартовать в заднице?.. Не, они будут вон там… И я их фижу…
Капитан на секунду сменяет помощника, срисовывает чужой силуэт и выдыхает:
— Стоит, паршивка. Как и обещали…
На столе малюют жирный крест. “Берта” обнаружена.
Юнге не сидится спокойно. Вроде еще вчера он суетился, таскал-подавал-привинчивал-как-тут-и-было. А сейчас — все неожиданно замерли, растеклись амебами по лежакам и расстеленным на полу матрацам. И — тишина. Ни движения. Ни шевеления. Только уши торчат настороженно, ловят любой звук.
Этот переход от муравьиного мельтешения к летаргическому сну непонятен. А Юнга не любит непонятное. Непонятное — значит, он выпал из рабочего процесса и может упороть косяк. А за это прилетает и больно. Поэтому он осторожно теребит за штанину лежащего чуть дальше по коридору Хафка. Хафк — матрос пятого года службы. Он уже врос корнями в подлодку, он знает все и всех. Хафк — квинтэссенция мудрости и накопленных знаний. Он даже не хочет до уровня старшины подниматься, потому что старшина не может испаряться от припашек в любой момент времени. Наоборот — старшина отвечает за выполнение тех или иных задач по отсеку. И небольшая добавка к довольствию не оправдывает кучу геморроя, выданного в придачу.
— Хафк, а почему мы лежим?
— Чтобы меньше воздуха жрать, когда бегаем.
— А разве не должны к атаке готовиться?
— Когда скажут — будем готовиться. Сейчас приказ — затаиться.
— Но лодка-то на ходу?
— И что?
— Разве не надо подвинчивать, приглядывать и быть готовым бороться за живучесть?
— Юнга, ты балбес.
Слышен грустный вздох. Но Хафку скучно просто так лежать, поэтому он продолжает:
— Когда ты в чужих водах и над головой полно эльфов, экипаж получает приказ “затаиться”. Двигаться бесшумно, лишних действий не выполнять, любые инструменты зря не трогать. Уронишь гаечный ключ — всех скопом и утопят. А чтобы зря под ногами у дежурной смены не путались, укладываемся и дремлем. Надо будет — сутки так лежим. Или неделю. Или месяц. В гальюн по распорядку, жрать сухпай и запивать водой.
— Месяц?!
— Хоть два. Если для дела надо…
Через пять минут в башке Юнги всплывает новая мысль:
— А зачем мы лодку водорослями облепили, если все равно под водой сидим?
— Потому что какая бы грязная вода не была в порту, но на глубине в полтинник нас разглядеть можно. Вылезет какой-нибудь утырок поблевать с утра на палубу, глазенки проколупает — и вот они мы, здравствуйте. А так — лежит на дне камень в тине и водорослях, никому дела нет. Как до дела дойдет — сети срежем, да рванем быстрее свиста.
В коридор высовывается акустик:
— Я щас кому-то яйца отчекрыжу и точно быстрее свиста побежите. Тишина в отсеках, дебилы конченные.
Недовольная морда прячется, Юнга затихает. Юнга хочет после возвращения на базу пойти в бордель, отметить первый боевой выход. Поэтому яйца ему нужны. Это остальные в экипаже — орки. Акустик же — придаток к патефону. У шутки у него дурацкие.
Шкипер нарастопырку застыл посреди поста управления и ждет, что скажет шаман. Тот с трудом пытается собрать глаза в кучу, обожравшись смеси мухоморов с кайенским перцем. Говорит, так вставляет круче. И помогает осознать, где именно наверху над лодкой спит безразмерная туша супер-дестройера. Нам нужно вписаться как раз под нее, под самую серединку. Чтобы прикинуться ветошью и замереть для будущих свершений.
— Право пять, левее на два, — бормочет камлатель, с трудом фокусируя взгляд на окружающем.
— Есть право, есть левее, — шепчет Штырь, священнодействуя на рулях.
— Встали четко, можно на дно ложиться, — шаман сползает на пол полумертвой грудой. Его тут же со всем уважением уносят в каюту. Дальше уже командует капитан.
— Погружаемся, тихохонько. Центральную цистерну приоткрыть…
Маховик на трубе проворачивают на волосок, другой. Еле слышно начинает журчать вода. Лодка медленно сползает все ниже, буквально нащупывая дно. Через полчаса возникает ощущение, что мы наконец-то легли на грунт.
— Киль ровный!
— Балластные закрыть! Осмотреться в отсеках!
Еще через пять минут кэп вытирает пот с морды и подзывает Ша:
— У тебя там в носовом было два обалдуя, которые на каждой рыбалке крючки застрявшие добывали.
— Ага. Чиф и Дига.
— Готовь к выходу. Аппараты им на брюхо, цепи на носу уже сложены. Через торпедные пусть выходят, цепляют нас к бульбе дестройера. Чтобы когда поползет из порта, нас за собой вытащил.
— Не рано? Рассвет только-только должен наступить.
— Самое то. Позже полезут ковыряться, какой-нибудь урод заметит. А так — освещения хватит, чтобы железо примотать и обратно вернуться.
Чиф и Дига — закадычные друзья. Вместе морды чужим экипажам бьют, вместе в разных авантюрах участвуют. Умудряются за один поход набрать одинаковое количество поощрений и выговоров, поэтому считаются нормальными матросами. А рыбалка — это хобби, которое редко приносит богатый улов, зато доставляет прорву удовольствия.
Сейчас оба лоботряса внимательно проверяют навешенные баллоны с воздухом и мешанину шлангов. Каждый понимает — если облажаешься, то придется камнем идти на дно. Всплывать нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Поэтому почти не зубоскалят, поправляя ременную сбрую и крутя вентили.
— Ты первым выходишь, поэтому постарайся ластами не мотать сильно. Морду мне расцарапаешь — как я в ресторане официанток охмурять стану?
