— Он долго думал, — продолжил Рихтер. — Поскольку не очень хотел возвращаться. Покойный государь не стал его ни к чему принуждать и предоставил выбор.
— Вернулся? — спросил Саша.
— Да, — ответил Никса.
— Значит теперь у Шамиля есть европейски образованный и умный военачальник, — предположил Саша.
— Нет, — сказал Рихтер. — Джамалуддин умер летом прошлого года.
— По-моему, он должен был быть еще молод, — заметил Саша.
— От чахотки, — уточнил Оттон Борисович. — Не дожив до тридцати.
— Как-то это смотрится… — проговорил Саша.
— Чеченцы конечно говорили, что его отравили русские, — усмехнулся Рихтер. — Но нам это было совсем не выгодно. Джамалуддин изучал, как живет его народ, осматривал аулы, оружие и укрепления. И все ему не нравилось, он хвалил русскую армию и убеждал отца примириться с Россией, потому что силы не равны. Боевые действия почти прекратились. Но в 1857-м наместником на Кавказе стал князь Барятинский — сторонник решительных мер против Шамиля, и туда были переброшены дополнительные войска. Тогда от Джамалуддина отвернулись и братья, и отец, и наибы Шамиля, и соплеменники. Среди русских офицеров ходил слух, что Шамиль сажал сына в яму, чтобы очистить его от русского духа. И что Джамалуддин постарел, похудел и раскаивается в своем решении вернуться к отцу.
— Отчаявшись вылечить сына, — продолжил Рихтер, — Шамиль послал за русским врачом, отдав за него в заложники пятерых мюридов. Но русский полковой врач смог только диагностировать чахотку и убедиться, что болезнь неизлечима.
— Жаль, — заметил Саша. — Может быть, стал бы хорошим математиком или инженером.
— О грабежах, заложниках и прочих бесчинствах чеченцев сейчас даже подумать смешно, — сказал Рихтер. — Аргунское ущелье взято, местные племена вытеснены далеко в горы и вот теперь завоевана Ведень.
— Вы ведь участвовали там в боях, Оттон Борисович? — спросил Саша.
— Не в Дарго. В Аргунском ущелье, в Шали, в Герменчуге. Последний аул, кстати, действительно уже брали, за четверть века до этого. Это было в августе 1832 года. Герменчуг — самый большой чеченский аул с тремя мечетями, лучшая из которых была построена на деньги, пожалованные генералом Ермоловым.
— Это мало соответствует тому, что я слышал о Ермолове, — заметил Саша. — Говорят, чеченские женщины его именем пугали детей.
— Это правда, — согласился Рихтер. — Непокорные аулы стирали с лица земли, и чеченцев все дальше оттесняли в горы. Но Герменчуг не был непокорным аулом. Алексей Петрович Ермолов рассчитывал, что вокруг красивой мечети соберется много жителей, и не ошибся. Население аула увеличивалось с каждым годом и не принимало участия в грабежах и разбоях. Но в 1831-м и они были вовлечены в общее восстание. Укрепили селение и ждали прихода русских. Имамом тогда был еще не Шамиль, а Кази-Мегмет, именно он убедил чеченцев испытать силу оружия и лично привел им на помощь восемьсот конных лезгин. Самих чеченцев было около трех тысяч.
В августе следующего года русский отряд переправился через Аргун, провел ночь в Шали и к полудню занял позиции в виду горцев. На левом фланге речка, на правом — густой лес. Там — конница лезгин и чеченская пехота. Село с трех сторон окружали окопы, а позади — тоже лес.
Командовал штурмом генерал Вельяминов, и он медлил, не начиная атаку. Войска наши, сварив похлебку с удвоенной мясной порцией, спокойно наполняли себе желудок. На правом фланге батареи в двадцать два орудия, на расстоянии пушечного выстрела от неприятельских окопов, для Вельяминова накрыли стол и расставили вокруг барабаны. А позади него, расположившись на коврах, закусывал корпусный командир со своими офицерами.
Между тем, неприятельский бруствер и плоские крыши домов были буквально унизаны чеченцами, ожидавшими атаки. Несколько зрительных труб были направлены прямо на генеральский обеденный стол. В час пополудни корпусный командир прислал Вельяминову своего адъютанта спросить, не пора ли начинать. «Нельзя, — ответил генерал, — солнце слишком жарко печёт, к тому же люди не кончили еды».
Через полчаса прибыл новый посланец к Вельяминову: «Не пора ли начинать штурм?». «Нет, не выпили ещё порцию, которую приказано раздать», — отвечал генерал.
Корпусный командир Владимир Дмитриевич Вольховский не обладал столь железными нервами и послал к Вельяминову подпоручика Федора Торнау. «Ступай, дражайший, назад, — приказал Вельяминов Торнау, — и скажи пославшему тебя, что, по моему мнению, надо еще подождать; впрочем, как угодно, только в таком случае не беру на себя ответа. Надо же время докончить обед и убрать стол».
Наконец, Вельяминов сел на коня и приказал артиллерии открыть огонь. Бутырские и егерские батальоны пошли в атаку. Чеченцы первыми дали залп из окопов, но не успели перезарядить винтовки, и русские передовые колонны ворвались в село.
Казаки попали под огонь чеченцев, но повернули к окопу, под завал. Там спрыгнули с коней и оказались вне зоны огня. Чеченцы стали ждать их появления, но снова не выдержали и дали залп. Казаки и грузины в тот же момент бросились в атаку и захватили укрепление. Рукопашный бой в селе продолжался, но чаша весов склонялась в нашу пользу, чеченцы отступали, пока не обратились в полное бегство.
И только около сотни горцев, отрезанные от леса, засели в три смежных дома посреди сада и не хотели сдаваться. Их оцепили тройной цепью застрельщиков, лежавших на земле, за плетнями и за деревьями. Но никто не смел показаться на виду у неприятеля, чтобы не быть тут же сраженным пулей.
Подвезли легкое орудие. Ядро пронизало три сакли во всю длину, но на противоположной стороне ядра били наших людей, поэтому пришлось прекратить пальбу, и решили поджечь дома. Это было не так-то просто сделать под дулами метких винтовок горцев.
Наконец, нашлись два сапера, которые двигая пред собой дубовую дверь вместо щита и неся пуки соломы и хворосту, подползли к крайнему дому, с неимоверным трудом сбили глину у фундамента и подожгли плетень. Чеченцы продолжали стрелять, пока жар не отогнал их от горящей стены.
— Оттон Борисович, — медленно проговорил Саша. — Я откуда-то помню эту историю.
Никса посмотрел вопросительно.
— Мне продолжать? — спросил Рихтер. — Или вы знаете финал?
— Возможно, знаю, — сказал Саша. — Но, может быть, это другая история. Конечно, продолжайте.
— Мало-помалу огонь охватил и две другие сакли, так что неприятелю оставалось только сдаться или гореть. Генерал Вольховский пожалел храбрых людей и приказал переводчику, предложить им положить оружие, обещая жизнь и право размена на русских пленных.
Переводчик выступил вперед и по-чеченски крикнул, что хочет говорить.
Чеченцы выслушали, посоветовались несколько минут, потом вышел полуобнаженный, почерневший от дыма чеченец. «Пощады не хотим, — сказал он, — одной милости просим у русских, пусть дадут знать нашим семействам, что мы умерли, как жили, не покоряясь чужой власти».
Тогда было приказано зажигать дома со всех концов.
Солнце зашло, и только пламя пожара освещало поле боя.
Чеченцы запели предсмертную песнь, сперва громко, потом все тише и тише, один за другим умирая от огня и дыма.
— В моем сне была не сакля, а башня, — сказал Саша, — и защитников было трое, и конфликт был в другом, и не Чечня, а Азербайджан, по-моему, но все остальное один к одному. Я помню даже предсмертную песню.
«Таких совпадений не бывает», — подумал Саша. Один из любимых фильмов детства, пересмотренный десять раз: «Не бойся: я с тобой». Главные герои: певец Теймур, его девушка и цирковой наездник Рустам прячутся на вершине башни, а разбойник Джафар приказывает своим бандитам сложить хворост у основания и поджечь. Да! Да! Русская армия в роли разбойника Джафара!
Автор сценария наверняка знал историю осады Герменчука. Предсмертную песню еще можно счесть распространенной кавказской традицией, но не поджог и смерть в дыму.
— Ты помнишь слова предсмертной песни из твоего сна? — спросил Никса.
