Более странным было только задание Йохана. Во-первых, ни в какое распоряжение он ни к кому не поступал. Он был должен добраться до Флебса, там найти и привезти в Бранд одного человека. Часовщика. И дело даже не в том, что часовщиков в самом Шнееланде можно найти множество. А в том, где находится Флебс. В Грюнвальде.
Самым простым и понятным было задание Вольфа. Прибыть в распоряжение командира семнадцатого егерского полка. Всё. Возможно, эта простота и понятность делали данное задание самым сложным и неясным…
— Приехал. С нами поедешь?
Фаль встал со своего сиденья и спросил задумавшегося Ксавье, указывая на заглянувшего в зал извозчика.
— Если не против.
— Оплата пополам.
Простолюдин и есть простолюдин.
4
Забавно, но кучер, молодой парень в недорогой городской одежде, походил на простого человека меньше, чем сотник Фаль. Высокий, стройный, он чем-то напоминал внешне самого Ксавье: тот же рост, та же комплекция, тот же цвет волос… И в чертах лица можно было бы найти схожесть. Забавно, но даже шрам, похожий на тот, что оставил юноше нож берендского ублюдка, точно так же рассекал бровь и скулу.
Ксавье мысленно усмехнулся, вспомнив исторический анекдот про короля, который, встретив во время путешествия крестьянина, похожего на его королевское величество, как одно яйцо на другое. Король изволил пошутить и спросил у крестьянина, не приходилось ли его матушке гостить в свое время в королевском замке. На что крестьянин простодушно ответил, что нет, матушке не приходилось, а вот отец в молодости частенько там бывал.
За честь своей матушки Ксавье был спокоен, он слишком сильно походил на своего отца — даже в некоторых не самых приятных аспектах — чтобы могла закрасться хоть капля сомнения в ее супружеской верности. А вот отец… Тот как раз мог в молодости почудить в здешних краях.
Впрочем, этот деревенский парнишка мог и не быть ему ни единокровным братом, ни еще каким родственником. Говорят, что у каждого человека на этом свете есть свой двойник. Говорят, даже, что не один.
Нет, все же с путешествием на поезде ничего не сравнится: они с Фалем поместились в небольшую коляску, пусть и снабженную рессорами, но тесную для двоих. К тому же, несмотря на то, что верх коляски был поднят, она все равно оставалась открытой ветру, задувавшему спереди. А ветра месяца Мастера, когда весна только-только вступает в свои права — это не те попутчики, которых ты бы хотел взять с собой в дорогу.
На небольшой площади за вокзалом Ксавье успел рассмотреть несколько гораздо более удобных экипажей, по крайней мере — закрытых. И даже один паровик. Другой бы, возможно, удивился, встретив в такой глуши эту новинку технического прогресса. Но Ксавье помнил, что паровики как раз в Штальштадте и выпускались. Можно было бы взять, в общем, транспорт и поудобнее. Хотя, с другой стороны — возможно, коляска с кучером просто оказалась дешевле. Пора бы уже привыкать и самому экономить деньги, ты уже не в Драккене, твое… Ксавье. Отныне и навсегда — Ксавье.
Коляска катила по дороге, сбоку молча сидел Фаль, флегматично глядя куда-то в пространство, то ли думал о своем, то ли просто спал с открытыми глазами. Ту часть пейзажа, которую не закрывали крылья коляски, загораживала шинель кучера, так что смотреть было не на что.
Ксавье даже обрадовался — мысленно, конечно — когда копыта лошади, прогрохотав по деревянному настилу — похоже, они въехали на мост — смолкли, повинуясь движению кучера.
— Кажется, захромала… — сказал он и спрыгнул, подходя к лошади и склоняясь над копытом, — Камешек поймала, что ли…
Вроде бы в стуке копыт не было слышно никакой хромоты, но Ксавье был рад этой небольшой остановке. Фаль зашевелился и молча вылез из коляски. Ксавье выпрыгнул следом.
Они стояли на длинном мосту через реку. Широкую, но непохоже, чтобы отличавшуюся большой глубиной.
«Лахс. Длина — двадцать две мили. Вытекает из горного озера Лахс, впадает в озеро Лаут. Судоходна».
Надо же. А знания, полученные в Школе, оказывается, надежно закрепились в голове.
Они стояли почти на середине моста, возвышавшегося над рекой несколькими каменными арками. Фаль уже отошел к краю моста и мрачно — а может, безразлично — смотрел вдаль. Вокруг расстилалась плоская, как стол, равнина, покрытая сероватым весенним снегом. Разве что вдалеке чернели россыпь крестьянских домов, да темная дорога убегала ровной линией к синеющим горам.
Ксавье подошел к сотнику:
— Далеко ли до Шатальштадта?
— Совсем нет, — сказал Фаль, — Можно сказать, что уже приехали.
После чего отвернулся и опять уставился вниз, на свинцовые воды Лахса.
Ксавье пожал плечами — до чего же неразговорчивый спутник попался — и взглянул на их коляску.
Кучер, вместо того, чтобы вынимать камень из копыта, стоял, глядя в их сторону. В его глазах горел азарт и ожидание.
«А ведь лошадь не хромала…» — подумал Ксавье.
Успел подумать.
Успел начать движение, уходя от возможного удара в спину.
А вот увернуться — не успел.
В затылок Ксавье врезалась пружинная дубинка, известный в криминальных кругах «Черный Жакоб» — стальная пружина, обшитая кожей, с утяжелителем на конце. Надежное приспособление, если ты хочешь ограбить кого-то, не проливая лишней крови.
Ксавье непременно вспомнил бы об этом. Если бы свет перед ним уже не погас.
Фаль, отбросив всю свою флегму, подхватил падающее тело и крикнул кучеру:
— Давай живее! Снимай форму! Письмо не забудь!
Всего несколько минут — и тело младшего сотника по имени Ксавье перевалилось через парапет моста и с плеском упало в холодные речные воды.
Глава 3
5
Штальштадт, пожалуй, единственный город в мире, в современное время окруженный стеной. Пусть это не крепостная стена, как в Дикие века, пусть это всего лишь опоясывающая город каменная лента в пару человеческих ростов в высоту, но зато она целиком и полностью охватывает город, не оставляя за своими пределами ни одного здания, ни одной самой захудалой мастерской. Пусть враг, подойди он к этой стене с целой армией, даже не заметит ее, скрепленные раствором камни разлетятся в стороны от одного выстрела из пушки, но задача стены Штальштадта вовсе не в том, чтобы не пропускать армию.
Она для того, чтобы не пропускать другого врага, того, что подкрадывается ночью и похищает. Именно от такого врага чернеют на краю стены стальные шипы и блестят стеклянные осколки, от врага, который попытается тайком узнать, что именно делают рабочие города-завода. Кто-то может подумать, что гораздо проще подкупить одного — а то и не одного — из рабочих и все узнать от него. Однако есть вещи, которые нужно увидеть собственными глазами. Потому что рабочий видит только свой станок, да еще, пожалуй, может заметить то, что делают другие. Подкупать его — все равно, что узнавать планы наступления у солдат в окопах. Нет, чтобы увидеть цельную картину, нужны свои глаза, глаза человека, который поймет, что складывается из отдельных деталей — охотничьи ружья или армейские винтовки, пишущие машинки или артиллерийские вычислители, вазы или гранаты.
Но, как известно, в любой стене есть дверь. А стене, которая тянется на многие мили — и не одна дверь. Ворота для пропуска грузовых поездов, что ходят только по ночам, ворота для повозок, в которых въезжают в Штальштадт, накрытые брезентом, ящики с неизвестным содержимым, а выезжают — накрытые брезентом ящики с неизвестным содержимым, ворота для рабочих, которые всегда нужны растущему, как сказочный великан, городу-заводу…
Вот к одним из таких ворот и подъехала коляска, запряженная меланхоличной лошадкой. Кучер, одетый в крестьянскую одежду мужчина с грубым лицом, натянул поводья, и с подножки соскочил молодой юноша, в отличие от своего временного спутника, стройный, с тонкими чертами лица, несколько бледноватого, надо признать, со свежим шрамом на том же самом лице, с темными волосами, одетый в черный мундир.
