Я что было мочи пнул Уиллиса в голень, причем инерция моего стремительного спуска добавила силы удару. Взвыв, тот отлетел к перилам, едва не опрокинув и мать. Руку мою он, однако, не выпустил, и я, потеряв равновесие, рухнул сверху. Сцепившись, мы покатились вниз, барахтаясь и молотя друг друга; наконец я освободил руку и с поспешностью потревоженного краба стал карабкаться наверх, к площадке, — опасаясь выстрела в спину, я проделал это на четвереньках. Там поднялся на ноги и помчался наверх, на третий этаж, снова прыгая через две ступеньки и прислушиваясь к раздававшимся позади проклятьям, шлепкам и крикам, с помощью которых миссис Пьюл пыталась привести распростертого Уилла в чувство.
Выстрела так и не последовало, хотя расстояние было невелико и ей ничто не мешало, но по коридору третьего этажа я все равно бежал пригнувшись и совершал отчаянные броски из стороны в сторону, уверяя себя в том, что миссис Пьюл не станет палить из револьвера в людном месте из страха привести к крушению свои планы. Мне следовало осознать эту простую истину еще час тому назад, когда она застала меня врасплох у окна, но и тогда, и теперь я не был уверен, что эти расчеты верны.
Я проскочил мимо знакомого номера — дверь по-прежнему открыта, а оглушенный мной Хиггинс так и возится на полу. При виде него мать и сын Пьюлы прервали преследование и, занявшись вторгшимся в номер ихтиологом, дали мне возможность улизнуть. Я же направился к застекленной двери в конце коридора, повозился с щеколдой, открыл ее и высунулся наружу — к моей радости, там моим глазам предстала узкая площадка балкона, а не мощеный двор далеко внизу. Из открытой двери номера 312 до меня доносились удивленные возгласы хозяев и хрипы раненого взломщика, а затем раздался гневный вопль двух глоток: это Пьюлы смогли оценить всю глубину грехопадения Джека Оулсби, который разобрал кровать, чтобы огреть дубиной беднягу Хиггинса.
Я прикрыл за собою окно, хотя защелкнуть щеколду, увы, уже не сумел. Через секунду Пьюлы смогут до меня добраться! Не теряя времени, я перелез через ограждение и повис на руках, раскачиваясь взад-вперед, а затем улучил момент и, спрыгнул на такой же балкон ниже этажом, отделавшись звенящей в лодыжках болью. Подскочил и, снова перемахнув через ограждение, обеими руками вцепился в крепкие с виду побеги плюща с дурной мыслью продолжить спуск по ним подобно обезьяне в тропическом лесу. Резво раздирая побеги ногами и чувствуя, как они уходят из-под пальцев, отлепляясь от стены, я с криком заскользил вниз и приземлился прямо на клумбу.
Наверху хлопнула оконная створка, и, не успев прийти в себя после падения, я вскочил и побежал, волоча за собою обрывки зеленых плетей и морщась от боли в лодыжках, — но черт меня возьми, если этим препятствиям удастся остановить Джека Оулсби! Я ждал выстрела, но его не последовало — вдогонку сквозь ночную тьму неслась только длинная череда проклятий. Впрочем, и та истощилась, когда кто-то, высунувшись из окна соседнего здания, завопил со всей мочи: «Што за черт! Заткнись ужо!», — и прохожие у пирса начали показывать пальцами на гостиничное окно. Слава богу, лишнее внимание с их стороны быстро заставило миссис Пьюл умолкнуть.
Не сбавляя темпа, я добежал до узкого прохода меж двумя домишками, потом — до волнолома, перескочил через низкую стену и кинулся к отмели, которая, благодаря начавшемуся приливу, скрылась под водой. Только опасение подвернуть ногу на скользких камнях заставило меня замедлить бег. Так или иначе, позади стояла полная тишина, и паника, которая подвигла меня на акробатический прыжок с балкона, понемногу улеглась. Осталась лишь нервная дрожь в ногах.
Мокрый по колено, я опять забрался на стену волнолома и зашагал к черному ходу «Короны и яблока», чью дверь нашел незапертой. Тихо прошмыгнул в свой перевернутый Пьюлами номер, чувствуя себя чертовски уставшим и чуть ли с ума не сходя от жажды. Через пятнадцать минут, уже в сухой обуви и донельзя гордый собой, я спустился в обеденный зал, где, к своей радости, нашел Сент-Ива и Хасбро, сидевших перед откупоренной бутылкой бургундского и тыкавших вилками в отбивные. И мне, как говорится, немедленно полегчало.
— Это не она стреляла и не из револьвера, — вынес свой вердикт Сент-Ив. — Ты стоял слишком далеко для столь меткого выстрела. Полагаю, в ход был пущен «винчестер», и проделал это твой знакомец Боукер. Ясно, что их интересы и интересы семейки Пьюлов в какой-то точке пересекаются, поскольку и те, и другие преследуют одни цели, хотя эти цели — даже не сомневаюсь — имеют весьма косвенное отношение к затонувшим кораблям. Это, так сказать, периферийный заработок: быстрые деньги для финансирования более сложных операций.
Сент-Ив вытряхнул остатки вина в бокал Хасбро и махнул официанту, чтобы заказать еще одну бутылку бургундского и вторую пинту для меня (как правило, я предпочитаю пиво; красные вина слишком будоражат меня на ночь глядя и не дают уснуть). Не сводя рассеянного взгляда со своей тарелки, он продолжал:
— Затопление судов понадобилось по большей части для отвлечения внимания и к тому же сработало безотказно. Годелл почти уверен, что государство готовится выплатить требуемую сумму в обмен на клятвенное заверение злодеев не включать больше машину и оставить ее там, где она есть. Вообразите, это точные слова Парсонса: в обмен на «клятвенное заверение». Чем только думает этот человек? Ну, машину мы обнаружили, так что с выплатой выкупа никто не торопится: по крайней мере, этого мы добились. Академия оградила всю зону сторожевыми судами, машину собираются поднять со дна и отбуксировать куда подальше.
Сент-Ив осушил бокал и хмуро уставился на донышко, перекатывая скопившийся там осадок.
— Будь у меня хотя бы полшанса… — начал он, но не дал себе труда закончить фразу. Думаю, я хорошо понимаю, что он хотел сказать. С тех пор, как лорд Келвин вознамерился с помощью своей машины поменять полярность Земли, профессор воспылал к ней угрюмым недоверием. Для чего же академики не разобрали ее, если не для того, чтобы учинить во славу науки очередную грандиозную катастрофу? Видимо, Сент-Ив уже тогда догадывался, на что способно это устройство на самом деле, — потенциал машины был пугающе огромен, о чем знали только основные участники этой хитроумной игры. Я же оставался простой пешкой и предпочитал держаться в стороне. Ничуть не сомневаюсь, однако, что Сент-Ив и сам временами обдумывал план похищения машины лорда Келвина, да так и не решился перейти в действия, — и поглядите только, во что вылилось его промедление! Именно так ему виделось это дело: Сент-Ив и здесь умудрялся найти повод для самобичевания.
Я рискнул отвлечь его от горьких размышлений о машине, сменив предмет разговора:
— Так что же им, собственно, нужно?
— На данном этапе — тетради. Треклятые тетради. Они полагают, что находятся в шаге от бессмертия. Десять лет тому назад, когда Уилл Пьюл таскал карпов из океанариума по указанию Нарбондо, сам горбатый доктор вплотную подошел к решению этой задачи. Достаточно близко, чтобы в Норвегии Хиггинс мог вернуть его к жизни с помощью эликсира и разработанного доктором аппарата. Готов биться об заклад, Нарбондо был накачан добытым из железы карпа эликсиром прежде, чем упал в озеро, — и это не дало ему погибнуть, предохранило всю клеточную структуру тела от кристаллизации. А идея Хиггинса, насколько я понимаю, заключается в том, чтобы, оживив доктора и отыскав вместе с ним пресловутые тетради, найти недостающие звенья и составить эликсир бессмертия. Вместе они разлили бы свой «источник вечной юности» по бутылкам и нажили бы баснословное состояние. Что им известно о машине, я затрудняюсь сказать…
Сент-Ив поморщился и продолжил:
— Хиггинс и сам разыскивал тетради, и потому написал миссис Пьюл: он подозревал, что ей что-то известно о судьбе записей. Однако его обращение сработало не так, как он ожидал. Она приехала к Годеллу, рассчитав, что мы, узнав о существовании тетрадей и о чудесном спасении Нарбондо, станем их искать и наведем ее на след. Они с сыном преследовали нас от самого Лондона.
