А что спросила женщина из-за двери — он вообще не понял.
С другой стороны — что он могла спросить, кроме «Кого там черти посреди ночи принесли?».
Не дождавшись ответа, дверь распахнули.
Женщина. В принципе, это все, что мог сказать Цайт, потому что напротив света видел только черный силуэт.
— Ty kto takoj? — женщина схватила юношу за рукав, — Oj, da ty zhe wess mokryj kak lishnij kotenok! Ty chshto, w reke kupalsja?
Продолжая тараторить что-то непонятное, он затащила его в дом.
— Зр-др-дра-др-др-др… — из-за стучащих зубов Цайт сам не понял, что сказал.
— Zamjoerz, bednennkij malchshik… — хозяйка произнесла что-то сочувствующее и скрылась за занавеской. Цайт остался стоять посреди комнаты, дрожа и капая на пол. Впрочем, здесь было все же гораздо теплее, чем на улице. Огромная узорная печь в углу помещения просто дышала жаром.
Комната была просторная, хотя и невысокая. В одном углу, справа, громоздилась печь, в другом стояла кровать, между ними колыхалась занавеска, скрывавшая, видимо, вход еще в одну комнату, в которой скрылась хозяйка. Слева занимал весь угол большой стол, застеленный белой скатертью, вдоль стены стояли лавки, в самом дальнем левом углу висели какие-то картины.
Женщина выскочила вновь, таща в руках груду одежды. Немолодая, лет тридцати, плотная, но стройная, как отлитая из серебра статуэтка. Лицо округлое, чистое, белое, черные брови вразлет, синие глаза блестят сапфирами.
— Chshto stojishh? Razdewajsja bystreje!
— Чрр-др-тр-др-ррр, — отстучал зубами Цайт.
Чего она хочет?
Женщина, махнув рукой, свалила одежный ком на лавку и сноровисто принялась расстегивать пуговицы на груди юноши.
Тут уж только последний дурак не понял бы, что она хочет. Нет, вовсе не его синего и пупырчатого тела. Женщина хочет, чтобы он, дурак промерзший, разделся, вытерся и переоделся в сухое. Вот только…
А отвернуться она не хочет?
— А выр-дыр-дыр…?
Не, не получается.
Ну, он честно пытался. Цайт принялся стягивать мокрые и ледяные тряпки. В конце концов, он не о своей стеснительности беспокоился, а чтобы не смутить хозяйку. Судя по взгляду, которым она его окинула, чтобы ее смутить, нужно что-то… кхм… большее.
Он схватил длинный отрез белого полотна, протянутый хозяйкой, и принялся вытираться, с облегчением прикрываясь.
— Lozhiss, razotru wodkoj, — женщина потянула голого юношу в сторону кровати.
Ээ… Не то, чтобы он бы категорически против, но… Но не сейчас же! Или это какая-то берендская традиция? Мол, каждого незваного гостя нужно…
Цайт осторожно лег на спину, но женщина фыркнула и быстрым движением перевернула юношу на живот.
Эй-эй-эй, погодите!
Он слышал о таких развлечениях, но сам в них не участвовал… и желания не испытывал!!!
Что-то чпокнуло, резко запахло шнапсом. Влажные горячие руки, с силой прошлись по спине Цайта, втирая жидкость в кожу.
Тьфу ты. Напридумывал уже. Слышал же о таком: замерзших, чтобы не заболели, растирают шнапсом. И еще выпить дают…
Тепло уже разливалось по телу, так что выпить, собственно, уже и не хотелось, но хозяйка твердо решила провести лечебную процедуру полностью. Перевернув Цайта обратно на спину, и насмешливо хмыкнув, она продолжила растирания, а потом поднесла ко рту глиняный стакан:
— Pej!
Цайт выпил, ощутил, как огненная жидкость пролилась по пищеводу и взорвалась в желудке, и понял, что сон настигает его. Уже в полудреме он почувствовал, как на него натягивают сухую и восхитительно теплую одежду, а потом накрывают чем-то тяжелым и пахнущим овчиной… Напоследок расслышал сожалеюще-непонятное:
— Bednennkij malchshik…
5
Сон проходил медленно, как будто Цайт выныривал из глубоких черных вод. Вот она, поверхность, тонкая пленка, отделяющая воду от воздуха, явь от сна, все ближе, ближе и ближе…
Цайт глубоко вздохнул и открыл глаза. Сдвинул огромную шубу… и наткнулся взглядом на ствол револьвера.
— Ну что, беглец, как ни бегал, а прибежал, — произнес незнакомый голос, — Собирайся, что ж теперь. Spasibo, Mija, pomogla.
Глава 55
Фюнмарк
Слаатбург. Улица Коршунов
24 число месяца Мастера 1855 года
Вольф
1
Узкая улочка, из тех, что неизменными существовали и сто лет, и двести, и триста, а возможно, и помнили еще топот сапог эстских легионеров… если те, конечно, носили сапоги и доходили в свое время до Фюнмарка. Булыжная мостовая, высокие, нависавшие над улочкой дома, превращающие ее в узкое ущелье, белые стены, перечеркнутые черными полосами балок фахверка, маленькие решетчатые окошки…
Вольф качнулся. Выход из стен тюрьмы, в которую его притащили колониальные драгуны, дался ему совсем не так легко. Ныл отрубленный холерным майором мизинец, пусть и замотанный бинтами, дергала рана на плече, залившая рукав оранжевого мундира черной, запекшейся кровью, заплыл глаз, пострадавший от удара того ловкого малого, что попытался прыгнуть на него из-за угла, да еще и кожу надо лбом умудрился рассечь, так что пришлось обмотать тряпками еще и голову.
Не человек, а прямо-таки восставший покойник из сказок.
Однако отправиться ему нужно туда, куда ни один мертвец доброй волей не пойдет.
В церковь.
В конце концов, каждый священник должен помогать несчастным…
Юноша сошел с крыльца тюрьмы и, пошатнувшись, шагнул вперед. Где-то там впереди должна быть церковь. Наверное. В любом городе есть церковь, правильно?
Прошел несколько шагов вправо — и остановился. Голова, пусть и гудящая после удара, напоминала о том, что не нужно оставлять следов. Следов. Каких следов? Он же в городе, а не в горах, откуда…
Вольф взглянул вниз. На вытертых камнях мостовой еле виднелись темные капли крови. Плечо. Юноша зарычал и прошел чуть дальше, отрывая рукав от рубашки. Вытащил тряпку из-под мундира, затянул рану — и, развернувшись, пошел в другую сторону. Куда идти — сейчас все равно, а кровавый след, который он успел оставить, уже указывает на то, что он пошел вниз по улице. Значит, нужно идти вверх. Не стоит недооценивать наблюдательность и ум холерного майора.
2
Прямо по улице Вольф, конечно, не пошел. Почти тут же свернул в переулок, прошел дальше, свернул еще раз. И еще раз. И еще. Улочки незнакомого городка вились, как ходы лабиринта. Такое чувство, что при постройке города отметили место, где будет центральная площадь, привели на нее стадо овец, выстрелили в воздух — и там, где пробежали перепуганные овцы, там и были проложены улицы…
Он свернул в очередной раз и уперся в тупик. Эта овца, видимо, не выдержала испуга и прямо здесь скончалась от разрыва сердца…
Еще несколько поворотов — и Вольф оказался в совсем узких переходах, сжатых высокими каменными заборами, за которыми стучали черными голыми ветвями деревья. То ли парк, то ли сады… Только церкви не видно.
И тут Вольф остановился. Он понял, что ни в какую церковь не пойдет.
3
Когда-то, давным-давно, церковь была единой. Она, собственно, так и называлась Всеединая вселенская церковь. У нее был один глава, вернее, главой Церкви считался сам Бог, но так как он совершенно точно не собирался заниматься хозяйственными делами, то главой Церкви на Земле был Викарий, а все остальные священники ему, соответственно, подчинялись. Подчинялись, подчинялись — и доподчинялись до того, что лет триста назад один из священников стукнул кулаком по столу и разразился длинной речью, вкратце сводившейся к тому, что Всеединая церковь вообще, ее Викарий — в частности, и все церковные иерархи — оптом, вместо того, чтобы вести народы к торжеству божественных заветов, занялись демоны знает чем. Далее священник подробно перечислил чем именно занимаются священники, как будто рекомые демоны предоставили ему детальный отчет. В перечень входили все известные Церкви грехи, и даже парочка неизвестных. Из этого обстоятельства священник сделал вывод, что посредники между Богом и людьми в вопросах веры не нужны совершенно, а нужны разве что проводники и помощники, которые укажут верный путь, если человек сам в священной книге Картис не разберется.
