Ладно бы, если бы священник это высказал в своем доме или там, в кругу друзей. Он, во-первых, изложил это все письменно, и разослал списки своих тезисов по всем Белым землям, а во-вторых — это был не просто деревенский священник, это был сам великий Айслебен, человек, настолько известный в Белых землях, что к его мнению прислушались.
Возможно, большинству поверивших в тезисы Айслебена, просто показалась хорошей идея отобрать у священников нажитые ими богатства, но, так или иначе, в течение ста лет в Белые земли на смену Всеединой церкви пришла церковь Кардинальская. При каждом правителе был выбран кардинал, от древнеэстского слова cardo, «основа», который и следил за тем, чтобы новоизбранные священники-пасторы не слишком увлекались стяжательством и телесными излишествами.
Пришла Кардинальская церковь не совсем мирным путем — Всеединая вовсе не собиралась отдавать за просто так такой жирный кусок владений, как Белые земли. Были и церковные проклятия, и обвинения, и священные походы, и войны, так что в итоге кардиналисты и викаристы друг друга люто ненавидели.
Пусть Вольф не был таким уж правильным верующим, но обратиться за помощью к викаристам он не мог. Просто с души воротило. А других церквей здесь не было.
Фюнмарк — викаристкая страна.
4
Вольф уж было собирался отчаяться — ну или хотя бы вспомнить, как это делается — как в его больную голову пришла мысль. Вернее — воспоминание.
Рисунок. Рисунок на побеленной стене, мимо которой он недавно прошел. Что там было нарисовано?
Конь. Конь с львиными лапами и длинным витым рогом на лбу. Единорог.
Единорог — это аптека. Значит, за забором, возле которого он стоит — не просто сад, а сад аптечный. А аптека — это лекарства. Ну и как минимум один человек, который в этих лекарствах разбирается, а, значит, может помочь с ранами.
Только где вход?
Недолго думая — голова просто разламывалась, и думать не хотелось — Вольф подпрыгнул, оттолкнулся носком сапога от стены и, подпрыгнув еще выше, ухватился за край забора. Резким движением подтянулся вверх, плечо прострелила острая боль и, вместо того, чтобы слезть или хотя бы спрыгнуть вниз, он упал мешком в какие-то затрещавшие кусты.
— Бог мой, господин драгун! Что же вы так…? Что же вы здесь…? Вам нужна помощь?
Лежа на спине, Вольф открыл глаза и увидел склонившееся над ним женское лицо, с пухлыми щечками и искренней тревогой в голубых глазах.
Он достал револьвер, направил его в лицо женщине и сказал:
— Пикнешь — застрелю.
После чего потерял сознание.
Глава 56
5
Вольфа жарили на костре. Вернее, варили, потому что он явственно чувствовал, как его тело плавает в кипящей жидкости. Кто именно занимался такой кулинарией — он не видел, потому что глаза юноши залепило каким-то жирным пластом, то ли куском мяса, то ли листом капусты. Ведь если варят — значит, собираются делать суп. А что ж за суп без капусты?
От ненормальности этой пришедшей в голову мысли Вольф даже очнулся.
Разумеется, никто его не варил. Он варился сам, в собственном поту, под толстенным пуховым одеялом…
Одеялом?
Последнее, что он смог вспомнить — улица, по которой он брел в поисках убежища. Там точно не было никаких одеял. Где он?
Вольф осторожно потянул одеяло вниз, морщась от боли в правой руке.
Белый потолок. Ну, по крайней мере, он не там, где жарят и варят тех, кто плохо себя вел при жизни. Там, наверное, нет белых потолков, они должны быть закопчены… И еще там пахнет…
Он принюхался. Здесь пахло травам и лекарствами. Точно — он не в преисподней.
А где?
Белый потолок, белые стены, голубые глаза…
Глаза?
На Вольфа смотрела женщина. Уже в возрасте, лет двадцати пяти — двадцати семи, золотисто-пшеничные волосы скручены в круглый узел на макушке, лицо, белое, гладкое, на розовой щеке — две черные родинки. И огромные голубые глаза…
— Вы очнулись! — радостно произнесли глаза. Вернее, произнесли, конечно, губы, круглые, алые, коралловые… Она ему точно не кажется?
— Да… — прошептал Вольф, чувствуя себя так, как будто его прожевал и выплюнул дракон. Причем выплюнул — это в лучшем случае. Ощущения все же больше походили на те, что должны возникнуть, если тебя проглотили и переварили.
— Кто… вы…
— Я Мадлен Саамс! — радостно сообщило прекрасное видение.
— Где… я…
— Вы в моей постели! То есть… — очаровательная Мадлен мило порозовела, — не в моей, конечно, а в постели в моем доме.
— Как… я…
— Вы потеряли сознание на улице, и мы перенесли вас сюда. Вы были ранены. Вас ограбили? Я промыла и обработала раны.
Вольф почувствовал, что на месте ран ощущаются толстые повязки. Еще он осознал, что видит окружающее только одним глазом. Что с глазом…? Стоп. МЫ?
— Кто… вы…
— Я Мадлен Саамс!
— Нет…
Скрипнула дверь, и послышались шаркающие шаги. Вольф наклонил голову и скосил единственный глаз.
Комнату пересек маленький человечек, сгорбленный и сморщенный так, как будто ему уже лет сто, не меньше. Не обращая внимания ни на Вольфа, ни на Мадлен человечек прошаркал через помещение и скрылся из поля зрения юноши. Хлопнула дверь и все стихло.
— Это мой слуга, старый Ламмерт. Он помог перенести вас в аптеку.
Аптека… Точно. Вольф вспомнил. Он собирался найти аптеку, и даже нашел ее, но позорно потерял сознание. И еще он, кажется…
— Я… грозил вам… оружием…
— Ой, вы сказали, что застрелите меня, если я пикну, — отмахнулась женщина, — Но я не пищала, так что все в порядке. Но вы не сказали: вас ограбили? Или вас похитили?
— Да, — Вольф пошевелился, — Ограбили.
Солгал, конечно. Нет, если немножко подумать, то он мог бы сказать, что его похитили злодеи и это, в принципе, было бы правдой, но в своем нынешнем состоянии Вольф не смог бы сплести ложь из нитей правды.
Да и в обычном — тоже.
Словесные кружева — это не его, он человек… мм… прямолинейный.
— А вы кто? — в голубых глазах горели жизнерадостность и любопытство, — Говорите по-нашему, но с каким-то чужим выговором…
6
Когда великий Айслебен решил приблизить церковь к народу, он столкнулся с одной серьезной проблемой: священная книга Картис была написана на древнем языке Эстской империи, на котором говорили священники, ученые, но не простые люди. Впрочем, если бы великого Айслебена останавливали трудности, он не стал бы основателем новой церкви, а так и прожил бы всю жизнь священником в маленьком городке.
Великий Айслебен решил перевести Картис на язык Белых земель.
Проблема была в том, что никакого языка Белых земель тогда не существовало. На огромных просторах, раскинувшихся от Янтарного до Изумрудного моря, люди говорили на дикой мешанине наречий, так, что иногда жители одного села с трудом понимали то, что говорят в соседнем.
Но отношение великого Айслебена к трудностям вы уже знаете.
Он не просто смог перевести Картис, он фактически создал язык Белых земель, единый и одинаковый для всех. Люди читали Картис, люди учились по Картис, и, в конце концов, они заговорили на одном языке. Вернее, слова, которые они употребляли, были одинаковыми, а вот выговор у каждого оставался свой.
Выговор не переведешь.
Так что фюнмаркская женщина могла с легкостью понять айнштайнского юношу, но совершенно точно не могла понять, откуда он. И это хорошо: кто его знает, стала бы она, при всем ее дружелюбии, помогать шнееландцу…
Глава 57
7
Вольф пошевелился, попытался встать… приподняться… стащить с себя одеяло… Получилось только последнее, но и его юноша быстро вернул на место, как только осознал, что из одежды на нем — только бинты.
— Не переживайте, я вас обмыла и вытерла, ни следа крови не осталось.
Именно после этих слов Вольф и начал переживать.
— Кто вы? — сменил он тему, с невольной радостью ощущая, что язык начал слушаться.
