Рациональное решение для эгоиста, понимающего, что потери от нашей диверсии ему в ином случае просто не простят, что это ляжет пятном на всю его семью. Эгоиста? Именно так и никак иначе.
К тому же, мы его ждали.
Можно было пустить поезд с рельсов, можно было обстрелять его с четырех СЭД-ов, куда я бы посадил своих друзей. Двигаться бы они не смогли, но уж активировать выстрел с двух артиллерийских орудий «Кагуры», уже наведенных на нужный участок дороги — легко. Мы могли изрешетить весь состав из крупнокалиберных пулеметов «Ржавых псов». Могли поставить двух сильно защищенных и вооруженных огнеметами бойцов по бокам у проносящегося мимо поезда, заливая вагоны напалмом.
…но не стали. Просто дотянули от Хагоне один из пустых грузовых крытых вагонов и бросили его на путях возле хабитата. Машинист, со своего угла зрения, никак не мог определить, что вагон там всего один. Он затормозил там, где планировали нападающие и там, где хотели мы. Около хабитата.
Спрыгивающих с вагонов штурмовиков встречали перекрестным автоматным огнем из окопов, под прикрытием целого десятка снайперов. В окопы мы посадили не простых людей, а одетых в железнодорожные доспехи ветеранов Ятагами и всё тех же парней Зедда, носящих эту механизированную броню как протезы. Некоторые враги умудрялись невредимыми скатиться по насыпи от путей вниз, но только чтобы обнаружить, что оказались в еще одной прекрасно простреливаемой зоне, где сбоку из чахлых кустов лупят несколько автоматов. Кроме того, усиленные железнодорожным доспехом мышцы прекрасно справляются с гранатометанием на больших дистанциях, если человек опытен, а сам доспех для него вторая кожа. У нас таких было аж четверо.
Вся эта катавасия, хаос и мясорубка были предложены мной лично, как человеком, кровно заинтересованным только в использовании калибров, не могущих всерьез навредить ни паровозу, ни вагонам. Эта идея была поддержана всеми, кроме Зедда, но и тот особо не протестовал, узнав, что для его людей хабитатцы уже вовсю роют окопы.
Это был расстрел. Простая и незамысловатая, но очень эффективная засада против того, чей замысел оказался предугадан.
Большая часть вражеских бойцов решила, что отстреливаться из вагонов им нравится куда больше, чем выпрыгивать на открытое место. Это тоже было предугадано. Легко быть догадливым и прозорливым, когда всё настолько очевидно.
Кабина «Кагуры-3» была тесной, вонючей и жаркой. СЭД немилосердно качало при каждом шаге, от чего у меня едва не разыгралась морская болезнь. Он скрипел, пыхтел, стонал своими двумя ЭДАС-ами, но исправно переставлял ноги, подчиняясь моим неумелым инструкциям. С завыванием приводом и шипением пневматики, старый силовой доспех упрямо карабкался на насыпь железнодорожных путей.
Сама «Кагура-3», как и все наиболее эффективные механизмы на архипелаге, была творческой переделкой неудачного итальянского проекта «Тиара-5.1». Сами конструкторы, лет эдак 40–50 назад, задумывали «тиару» как некую артиллерийскую платформу, оснащенную противовоздушными пушками, способными легко состричь с неба халифатские суденышки работорговцев, рейдеров и разведчиков. Проект был очень многообещающим благодаря хорошо продуманной конструкции ступней и тазовой области этого аппарата. «Тиара» была способна забраться на крошечный горный пятачок, раскрыть дополнительные ножные упоры, а затем вести артиллерийский огонь по нужной области, не боясь, что сверху её долбанут грошовой бомбой. Только вот конструкторы не ответили на вопрос — как такой мобильной артиллерии обеспечить боепитание для хоть сколько-нибудь длительного боя? Два десятка снарядов во внутренних погребах? Это было даже не смешно.
Силовой доспех, больше всего похожий на квадратного великана без головы и рук, но с двумя здоровенными пушками по бокам торса, обладал несуразной походкой, широко и неуклюже шагая ногами, оканчивающимися огромными ступнями, обладающими торчащими во все стороны подвижными лепестками, помогающими машине сохранять равновесие.
Взобравшись к первому вагону и чуть согнув колени СЭД-а, я заинтересованно сунул сенсоры кокпита вместе с торчащими стволами артиллерии внутрь вагона. Это вызвало сильное оживление среди укрывающихся внутри людей, которые укрывались от выстрелов сидящих по окопам бойцов с противоположной от меня стороны. Оценив количество человек, я счел его приемлемым, а затем… выстрелил.
Долбануло по ушам даже мне, сидящему внутри специализированной капсулы артиллерийского СЭД-а, через многослойные изолирующие прокладки, через броневую глухую сталь кокпита. Снаряд радостно унесся в «молоко», разорвавшись где-то в километре от хабитата, а вся живая сила противника в вагоне, куда пришелся весь звук выстрела, внезапно решила потерять сознание, умереть, ослепнуть или оглохнуть. Ну и всё в том же промежутке и разных комбинациях.
Успешно.
Спустив механизм с насыпи, я развернул его, посылая дальше. Операцию пришлось провести еще четыре раза, после чего немногочисленные оставшиеся в живых бойцы противника начали бросать оружие, крича о сдаче. Их к тому времени оставалось не так уж и много.
Чистая победа. Целый поезд, с которого сгрузили только персонал, но не мои стройматериалы. Пленники, большую часть из которых я… отпущу. Глухих, слепых, но выживших. Здоровые и сдавшиеся будут дожидаться отправки на суд в моих каменоломнях. Там им будет гарантирован надзор, уход и безопасность.
— Почему не отпустил всех? — тем же вечером поинтересовалась у меня закончившая дуться Рейко, которая хотела решить все просто и быстро, пустив по поезду электричество. Принявшая мои аргументы о том, что, сохранив оба состава в относительной целости, мы здорово помогли стране и избавили себя от очень весомой части будущих упреков, коротышка пришла в веселое расположение духа.
— Причина простая — это войска тех, кто вскоре вновь постучится в наши двери, — зевнул я, поудобнее располагая сломанную ногу, — С чем у вас на архипелаге просто замечательно, так это с фанатичной личной преданностью. Смысл отпускать здоровых людей? Чтобы они завтра вновь по нашим стреляли? Нет, они послужат куда лучшей цели.
— Дробя камень?
— Нет. В качестве обвиняемых и свидетелей, когда сёгунат раздует бунт даймё Фукуи.
— А ты уверен, что в бунте обвинят именно даймё? — задала бывшая Иеками очень непростой вопрос, — Можно доказать, что ты напал на него первым.
— А это решится в ближайшие дни, милая, — ухмыльнулся я, — Кто проиграет, тот и будет бунтовщиком. Но мы не проиграем.
— Политика!
— Политика.
Закончив с серьезными разговорами, мы посидели полчаса в обнимку, болтая о пустяках, пока я не почувствовал, что засыпаю.
— Аната, ты помнишь, что говорил тебе Райдзин? — сонно спросила Рейко.
— Мм?
— Что-то с обезьянами…
— Пока нам слегка не до этого. У нас тут война.
Глава 16
— Аматерасу-сама! Светлые ками! Как же я ненавижу тебя, Алистер Эмберхарт! Ненавижу! Сильно ненавижу! Дурак! Идиот!
— Ты… три часа назад… говорила совсем другое.
— Да! Я люблю тебя! Горжусь тобой! Но ненавижу! Сейчас я тебя очень сильно ненавижу! Это ужасно!
— Терпи, милая. Отчаянные времена требуют отчаянных мер.
— Дурак! Дурачина! С тобой вся жизнь — отчаянное время! Где мой особняк?! Где мои дети?! Где слуги?!
— Всё… впереди.
— У тебя всегда всё впереди! Даже сейчас… Ненавижу! И… это… хочу. Вот.
— Опять?!
— Да!!
Идея, блуждавшая уже неделю как в моем черепе, была сомнительна. Крайне. Несвоевременна, сомнительна, местами безрассудна, но… когда Ирукаи Сай сказал, что наши противники вновь начинают скапливать в Фукуоси силы, когда полковник Ятагами добавил, что большая часть разведчиков, обложивших нашу входную крепость, отошли назад, прекратив обстреливать его людей, тогда я понял, что у меня есть два-три дня относительной свободы, которыми нужно максимально эффективно воспользоваться.
Разведка, состоящая из людей, кицуне и моего ворона доложила, что заговорщики продолжают прибывать в хабитат небольшими группами и даже семьями. Благородные провинции Фукуи, нацеливавшиеся ранее на красивый въезд в Камикочи, теперь толпились растерянными баранами, тесня и так пострадавших от массового пожара селян (жертв не было, я узнавал). Дирижаблики, паровозы, даже запитываемые от текущего по рельсам эфира дрезины. Люди бежали от выдвинувшегося по направлению к провинции гнева сёгуната и инквизиции. Сюда шёл «Тор», груженый резервными войсками. Но плыть по воздуху этому киту — неделю, а то и две. Время было и у приверженцев даймё, время было и у меня.
