Но перед ним, перед этим дурным, эгоистичным и всемогущим сверхтрусом, был еще один образ.
«Паладин». Неуязвимая, быстрая, безжалостная машина смерти. Воплощение неумолимости. Пятитонный рыцарь, от которого не получится убежать, улететь или уплыть.
И сейчас этот кошмар воплотился.
Стоя под мелким косым, но набирающим силу дождём, я наблюдал, как моя собственная машина подёргивается, а её исходящие белым туманом от испаряющейся влаги ЭДАС-ы набирают обороты. Доспех стоял на четвереньках, спазматически дёргая сенсорным блоком, роль которого выполняла голова, его руки, упирающиеся в грязь, аккуратно сдвигались, напрягая искусственные бицепсы. Кто бы ни был внутри, он был не опытным пилотом, но уже достаточно умел, чтобы заставить «Паладин» двигаться. Постепенно у него получалось всё лучше и лучше.
Приближалась Буря.
Любые военные действия в этом мире шли при непременном участии автоматического оружия. Как не поверни суть любого конфликта, как не изврати её, но всюду и везде окончательные точки ставили автоматы и пулеметы в руках простолюдинов. Это было правильно, разумно, хорошо. Совсем не удивительно, что наши совокупные мозги одного лорда, одного инквизитора и двух прожжённых вояк не смогли предвосхитить простой, рискованный, но до одури рабочий план даймё Категава.
Атаковать с Бурей. Штурмовать голые укрепления, зная, что все простолюдины оттянутся в хабитаты. Просто, изящно, смертельно, непредсказуемо.
Но даже в этом случае Категава Хотей был бы обречен на поражение. Высасывающий эфир до донышка пять ЭДАС-ов моего «Паладина» превратили бы их наступление в шутку, превратив бегущих по чистому полю практиков в смазку для трехметрового меча. Находчивых смельчаков ждала бы неминуемая смерть. Не уйти, не отпрыгнуть, не спрятаться. Просто один огромный металлический доспех против полутора сотен еле двигающихся мешков с мясом.
Только вот сейчас мой козырь оказался не просто бит. Его вырвали из моих рук, готовятся обратить против меня.
Прекращение шума от «Паладина» совпало с ударившим мне в лицо лучом малого прожектора в «голове» СЭД-а.
— Эмберхарт-кун! — истерично-издевательски поприветствовал меня доспех. На чистом японском. Женским голосом. Согнув одну ногу, рыцарь с натугой проволок её вперед, закрепляя ступню на начинающей раскисать почве. А затем поинтересовался, — Сюрприз, правда?!
— Кто ты? — негромко спросил я, помня, насколько чувствительные активные слуховые сенсоры у доспеха в наличии.
— Ой! Ты не узнал?! Ранишь моё сердце! — дурашливым тоном продолжала женщина, узнать которую через фильтры «Паладины» было практически невозможно. По её голосу единственное, что я мог угадать было лишь подозрением, что она пребывает в эйфории. Злой, отчаянной, торжествующей эйфории.
— Не узнаю тебя внутри доспеха. Динамики искажают голос. Покинь его, тогда… скорее всего, я узнаю, — сделал я дурацкое предложение. Ничего другого на ум не приходило. Там, в голове, вообще было дико пусто при виде елозящего по земле СЭД-а, уже подогнувшего и вторую ногу.
— Это теперь мой доспех, Эмбер-харт-кун! — почти пропел женский голос, — Но раз ты такой тугоухий, то я представлюсь еще раз! Меня зовут Феррерс Чика! Совсем недавно я носила другую фамилию, но потом последовала примеру твоей тупой сисястой жены! Вышла замуж! Кстати, а как поживает Рэйко?! Ты уже сделал ей ребенка?!
Злоба сдавила мне горло лишь на секунду. Не время для эмоций.
Омори Чика, гений контроля ауры и энергетики. Спортивная высокая красавица, наследница большого состояния почти вымершего рода Омори. Главный приз для женихов в академии Якудзёсейшин. Сначала я ей восхищался. Потом, после того как она открыто предлагала себя в моем доме, на глазах у Рейко, которую развела на поддержку этого сомнительного предприятия, презирал. Яркая и свободная красавица, претендент номер один в механизированную гвардию императора Таканобу Кейджи, она оказалась низким и бесчестным человеком, глубоко и сильно обидевшим Рейко. Теперь уже — дважды.
— Мы работаем над этим, — неторопливо заявил я, закуривая сигарету в кулаке, чтобы усиливающийся дождь её не потушил, — А ты, значит, решила сделать ставку на бедолагу Уильяма? Вижу, удачно. Не думал, что ты так низко падёшь, Феррерс-сан.
— Оо…! — заскрежетал доспех, останавливаясь в движении, — Ты даже не представляешь, насколько я низко пала ради этого момента! Не буду тебя смущать подробностями о том, что мой муж требовал у меня за каждый урок с «Паладином»! Я всё делала! С улыбкой, с радостью! Всё ради этого момента!
— Какого?
— Тебе, слабаку, рожденному среди слабаков, не понять, — со злостью выдавила новая жена английского пилота «Паладина» из Киота, — Не! Понять! Меня всю жизнь считали мясом! Ходячей отмычкой к богатствам Омори, не способной даже родить нормального ребенка! Все на меня смотрели, как на будущий труп, на ту, которую придушат ночью, чтобы затем взять в жены нормальную женщину, способную родить одаренного ребенка! Но теперь я буду смотреть на всех сверху вниз! На всех!
— Ты дура? — поинтересовался я, — Собираешься жить в «Паладине»?
— Это ты дурак, Эмберхарт-кун! — надсадно крикнула бывшая Омори, начиная подъём машины на ноги, — Сейчас я раздавлю тебя как жука! Они согласятся со всеми моими требованиями! Со всеми!! Думаешь, сегунат с Цуцуми? Думаешь, инквизиторы?! Ха! Я…
— У меня на это нет времени, — вздохнул я, делая несколько шагов к выпрямляющемуся «Паладину», — Совсем нет времени.
Как только доспех выпрямился, его ЭДАС-ы взвизгнули в короткой яркой агонии, вышибая из-под брони снопы ярких ослепительно-белых в наступающем сумраке искр. Следом раздался с десяток глухих хлопающих звуков, с которыми под броней лучшего в мире силового эфирного доспеха взрывались его накопители. Коротко, зло, обреченно. Пойманный в неустойчивом равновесии, вставший прямо «Паладин» начал медленно и величаво рушиться на спину.
А я так и не установил назад снятые ранее слои амортизационной брони. Не было времени.
У меня его почему-то никогда нет.
Зато есть Тишина.
Сев на «голову» упавшего доспеха, которому не суждено будет встать в строй очень долгое время, я поднёс кулак ко рту, затягиваясь. Подержав дым в легких, выпустил его тугой, насыщенно-белой струей. Сколько времени мы тут возимся? Две-три минуты? Хорошо.
— Не знаю, в сознании ли ты сейчас или нет, но рекомендую тебе собраться с духом, — посоветовал я молчащему гиганту, — «Паладин» лежит на спине. У тебя есть еще шансы достойно уйти из жизни. Перегрызи себе вены на руках, откуси язык… придумай что-нибудь. Потому что когда я вернусь, то… хотя, нет. Я не буду тебя пытать. Ты хотела быть в этом доспехе? Он целиком твой. Я дарю его тебе на две недели. Никто не коснется твоего доспеха и пальцем целых две недели. Наслаждайся.
Уходя, еле слышно, через набирающий силу дождь, я услышал звук. Вой. Чика была в сознании. Хорошо.
Через пять минут я уже говорил:
— Оборона долины скомпрометирована целиком! «Паладина» не будет! Ятагами-сан, командуйте не отступление — общую эвакуацию, немедленно! Капитан Зедд? Надеюсь на поддержку вашей «Хильды». В эвакуации. В бой не вступать! Всем покинуть крепость!
Камикочи без нас — пустое место, где не в кого стрелять. Некого завоевывать или арестовывать. Если из обоих орудий «Ситара-Сигма» изъять жизненно важные для их функционирования детали, то долина станет каменным мешком-ловушкой для войск даймё. Ловушкой, из которой им некуда будет деться. Мы же потеряем немногое, трофеи да самоуважение, но выиграем эту войну без единого выстрела.
Так я говорил, и меня слушали. Ни японцам, ни наемникам не хотелось умирать, будучи пойманными носителями техник во время Бури. Нелепая и дурная смерть, да еще и бесцельная, если забыть про мою гордыню и неуступчивость. Последнее я делал с откровенной мрачной радостью. Солдаты и наемники бегом грузились в «Хильду», делавшую поспешные рейсы в одному лишь капитану ведомую точку. Двигатели тяжелого дирижабля выли и стонали, но исправно жрали всё густеющий эфир. Один рейс «Хильда» сделала и в Холд — кое-кого забрать, кое-что привезти.
