Отрапортавал бойко, без запинок, как будто заранее подготовился к ответу. Золото, а не офицер. И почему до сих пор генерала не получил? С возрастом всё явно в порядке. Странно.
— Благодарю, гражданин майор. Не подскажете, как мне теперь добраться до Айда побыстрее?
— Объездная ветка железной дороги специально не подвергалась бомбардировкам. Полагаю, в пригородном депо должны быть ручные дрезины. Локомотивы рембригад наверняка тоже там, но…
— Да, я понимаю, спасибо. Можете исполнять.
— Ожидайте, — кивнул Кубу и, козырнув, удалился.
Хмда. Интересно получилось. Я прыгнул в море и, покачиваясь на волнах желейным медузоидом, набрал Гая по служебному каналу.
— Ты опять выходишь на связь, непотребник? — Ферон. Однозначно он.
— Слушай, командир, мы можем командущим Корпуса одного толкового майора сделать?
— А предыдущий куда отнепечатался?
— Непреднамеренное самоубийство, — абсолютно честно ответил я.
Перспектива: Элетройма Серех, человек помнящий
Утро. Мысли. Мюсли. И кружка глинтвейна. Безалкогольного. Первертивное извращение, но что поделать. Сегодня у нас официальное мероприятие. Ставим кенотаф аритскому регенту, Хан прими его дурную душу. Легендарно эпической филистёр был. В узком кругу мы уже отметили данное событие, но соображения прилишного этикета… да, этикета. Опять терпеть самодурствующую Эву, созерцать спирт пьянствующего Гая… Ферон очень, очень сильно сдал за годы в Клоре. Но это мой долг как главы Семьи, в конце концов. Публишное репрезентативное представление всех Се.
Глинтвейн кончился. Я накинула шинель и вышла. Ветер, позёмка. Мерзкая погода, так ещё и торчать нам всю церемонию на свежем открытом воздухе. Погоду и заклясть можно было бы, есть и артефакты, и маги вполне компетентные в этой специализации. Но наследуемая традиция. Похороны — напоминание о том, что даже накапливая за века умопомрачительно невероятное могущество, мы остаёмся смертными.
Хотя со всеми сборами, приготовлениями, традициями, заклёпочками мне эта беготня гораздо больше напоминала об Организации, что стоит выше всех Семей, выше любого комбатанта и мирного жителя. Налоговой. Когда по осени хоронили деда Элетройму… даже вспоминать не хочется. Бумажки, отчёты, планы рассадки. Я, мамонт вас затопчи, хотела с дедом попрощаться напоследок. А не вот это всё.
Аритской фамильный некрополь. Построен в стиле милитаристского китча. Чудовищное количество тусклой стали. Какой там сейчас рыношный курс? Пять сотен за грамм? Вроде бы даже с хвостиком сверху. Но священный металл, конешно, как иначе. Мечи из тусклой стали, щиты из тусклой стали, огнестрел из неё же. И, конешно же, амаранты. Везде: в рельефах, руках скульптур, выгравированные на камнях, отлитые… в тусклой стали, конешно же. Ни воображения, ни чувства меры. Типишные шаблоны Арит, впрочем.
У кенотафа «Юлах», Иша при ассистентке, Таи, Йкр, культисты Ис, пытающиеся заставить работать голографической терминал, и аромат горчишного газа и роз. Самого Гая, впрочем, не видно. Атер как всегда тошно под назначенное время появится, Хо… странно, обышно он больший запас надёжной прошности закладывает.
Вскоре пришли люди Храма. Трое при бунчуке Хана. Маски, жаровни для благовоний. Будет жарко. Уже скоро.
К назначенному времени объявились-таки все. Эва пришла в сопровождении временного регента — к моему раздражению, про этого старика я вспомнила только то, что он сын Арит-хе. Выбрали безопасную фигуру? Успехов и удачи, коллеги. С безопасных фигур самое забавное веселье в нашей истории всегда и начиналось.
— Не на весёлую долю приходим мы в мир, что мглою окутан… — затянул старший из храмовых.
Мыслей особо не было. Очередные похороны. Большая потеря для Арит: Инбародод, несмотря на чистокровное происхождение, имел довольно обширный и разнообразный боевой опыт. Как и Конбо, кстати. Схлестнулись два одиночества. Хотя Арит с их плодовитостью этой потери даже не заметят, скорее всего. Эва новых нарожает. Лет через десять как нашнёт, так не заткнуть будет.
— …отвагу свою не предадим укрощенью, — рефрен пошёл.
— …не предадим… — эхом откликнулись мы.
Гай сунул было руку за пазуху, но флягу так и не достал. Я усмехнулась про себя. Какие-то сосредоточенные все. Хотя я всерьёз на деле попыталась читать по лицам людей, контролирующих каждую мышцу своих тел? Ладно, Йкр таким не заморачивается, но по его лицу всё равно понятно только то, что оно сшито из пары десятков человек. Не только лиц, скорее всего.
Помнить о смерти. Вот вроде бы и полезно, но, разменяв пятую сотню, начинаешь в отличающемся инаковостью ключе смотреть на вещи. Умирают другие. Они приходят из ниоткуда и проваливаются в Бездну. Обышно быстро. Изредка к ним начинаешь привыкать. Не привязываться — это бессмысленно. Но привыкать. К постоянному присутствию. К определённому расположению вещей в лаборатории. Один день — и от ассистента остаётся только ворох заметок. Чаще невнятно-бредовых, чем вразумительных.
— …не предадим укрощенью… — второй есть. Остался последний.
Главное — не пытаться воспроизвести повторение последних экспериментов ушедшего. Опыт Красса и двенадцатой Семьи довольно показателен в этом отношении. Хотя Вальдар тогда тоже знатно отметился. Красавец спящий, чтоб его. Приходит в наш мир раз в пару десятков лет, наводит суету на следующие пятьдесят — и снова спать.
Вообще, все эти ассоциированные с Бездной исчезновения магов и учёных — жуткая зубодробительная головная боль. Если б только я могла исследовать феномен Голоса Элетроймы… Как так получается, что воспоминания всех прошлых Элетройм воспринимаются мной как мои собственные? Кто я — маленькая Эль, получившая доступ к памяти Семьи, или Элетройма Серех, ветеран взятия Рума, читающий книги жизни своих потомков? Хотела бы я знать ответ. Хотела бы. Но не могу ни сама до него дойти — от вопроса так и веет Бездной, — ни делегировать задачу — такие дыры в собственной безопасности нельзя открывать никому. Остаётся только забыть, что вопрос вообще стоял. Потому что нельзя помнить и не искать. Стоять на дороге и не идти, даже если знаешь, что это путь в ад.
— …не предадим укрощенью, — основная молитва кончилась.
— К Великому Хану, хозяину стад, владыке людей, обуздателю Бездны, идущий, внемли ж слову, что речём мы, — храмовники с их корпусом застывших во времени песен очень похожи на нас, Се. Забавно. — И в Вечную Степь, где раздольно житьё человека, наш глас принеси за собою.
Конец.
Храмовые собирают религиозный культовый инвентарь и уходят. Позёмка уже переросла в добротную метель, и их фигуры скрываются за снегом гораздо раньше ограды некрополя. Дальше по плану прощальный пир памяти. Традиция. Ещё с военных времён. Правда, тогда мы за десяток товарищей разом отпаивались. Странно вообще называть традицией то, что сама закладывала сотню-другую лет назад.
Почти все уже разошлись. Осталась только я, Эва с регентом и Гай. Ферон явно чего-то ждёт, отмеряя время глотками.
— Ты ведь знал… — построение фразы, тембр голоса… однознашно Эва, а не малая. И она говорит спокойно, без ругани. Плохо. Очень плохо. — Знал… и не попытался предотвратить.
— Повторишь это после ежегодного Конклава — с меня уральская игрушка по твоему выбору, — Гай. Просто Гай. Вешно не могу понять, когда он шутит, когда серьёзен, а когда шутит всерьёз. Из-за этого переговоры с ним почти невозможны.
— Ты можешь игнорировать закон. Ты можешь убивать столько моих псов, сколько захочешь. Но если только на секунду забудешь, кому ты служишь — хотя бы на секунду, слышишь? — я пристрелю тебя на месте. И никакая магия, никакие фокусы, ничьё вмешательство тебя не спасут. Ты меня понял, Ферон?
Такой же ровный, безэмоциональный голос. Вообще никакой экспрессии. Эва была очень, запредельно сильно зла. На протяжении всей тирады Гай спокойно разглядывал кенотаф Инбародода. Сложно сказать, слушал ли он вообще, но когда Эва уже хотела продолжить, он выдал своё извешное:
