— Хоть бы спасибо сказал, — заметил Саша.
Кот потоптался на Сашиных коленях, пару раз повернулся вокруг своей оси, улёгся и заурчал.
— Ну, наконец-то, — вздохнул Саша.
И понадеялся добраться до Локка, ибо в купе есть свеча.
— Вам-то досталось, Александр Александрович? — спросил Гогель.
— Хлеб, — сказал Саша. — Зато почти весь.
— Может, ещё заказать?
— Да ладно! Хлеб был с мясом. И Генрих равнодушен к сыру.
— Ну, как знаете.
Раздался гудок. Киссинджер вздрогнул, вскочил на лапы и сиганул с Сашиных колен в неизвестном направлении, только звякнуло под столом блюдце, и чудом сохранившаяся капля молока пролилась на пол.
Сашин взгляд упал на дверь. Она была слегка приоткрыта.
Буфетчик бегло извинялся и крутил головой.
Саша вскочил из-за стола и бросился за пушистой тварью.
* * *
Любезные читатели!
Если вам понравилось, не забудьте подписаться и поставить лайк.
За каждые 100 лайков или 50 наград — дополнительная прода.
Обнимаю всех мысленно!
Ваш преданный автор,
Олег Волховский.
Глава 4
Тщетно, конечно. В общем зале ресторана заканчивали обед путешественники, а кота и след простыл.
Саша выскочил на улицу. Стало холоднее, над лесом зажглись первые звезды, под вокзальным навесом загорелись газовые фонари. Потянуло паровозным дымом.
Обошёл всё здание, заглянул под все скамейки, под каждое дерево и каждый куст. Под каждый стол в ресторане. И везде звал сокращенным именем: «Кис, кис, кис!»
Публика прониклась сочувствием к горю юного великого князя и присоединилась к поискам.
— Маленький такой, круглый, как шарик, рыжий, очень пушистый, — объяснял Саша волонтерам. — С зелёными глазами.
Рядом возник Гогель.
— Александр Александрович, а вы точно уверены, что хотите найти этого пирата? — спросил гувернер.
— Пропадёт один, — сказал Саша. — Собаки, холод, дождь, лошади, повозки, крыши, дикие коты. А он ручной, мягкий, теплый, домашний.
И опустился на лавочку.
Подошёл обер-кондуктор.
— Ещё минут пятнадцать можем постоять, — доложил он.
— Поезд из-за Киссинджера остановили? — спросил Саша.
— Ну, да, — улыбнулся кондуктор.
Кажется, все уже выучили сложное котовое имя.
И Саша вспомнил байку про куклу дочки любовницы Франсуа Миттерана, за которой посылали президентский самолет в Африку. И отношение к этому свободных независимых СМИ славного города Парижа.
Но бросить Киссинджера было совершенно невозможно.
Где может быть этот прожорливый бандит?
— А на кухне смотрели? — спросил Саша пространство.
— За буфетчиком пошлите! — приказал Гогель.
Явился буфетчик, и вся делегация отправилась на кухню.
Киссинджер был пойман с поличным, ибо как раз стаскивал со стола рыбину примерно вдвое больше себя. Добычу пират не бросил, а утащил в угол под разделочный стол, где уже лежала еще одна, не имея ни малейшего шанса уместиться в наперсткообразном желудке.
— Генрих! Солнце моё! — обрадовался Саша. — Нашёлся, гад!
И подхватил на руки животное, которое попыталось утащить рыбину за собой, но не удержало, и она шмякнулась на пол.
— Я тебе в Питере лучше куплю, — успокоил Саша.
Гогель тем временем смиренно открыл кошелёк и расплачивался с буфетчиком за испорченные полуфабрикаты.
В купе Саша наглухо закрыл окно и позволил Киссинджеру свернуться рядом на диване. Рыжий бандит, кажется, наконец решил подрыхнуть. И Саша даже успел прочитать несколько страниц из Локка, пока Гогель не уговорил его ложиться спать.
Утром Сашу разбудил не самый приятный запах. Собственно, Киссинджер сделал лужу и справил нужду более серьезную ровно в центре купе, прямо на ковре.
Гогель тоже проснулся, сел на диване, поморщился и посмотрел с отвращением.
— Хорошо, что на полу, — сказал Саша.
Гувернера это не утешило, а Киссинджера не реабилитировало. С полки для вещей над головой гувернера соблазнительно свисал рыжий разбойничий хвост. Гогель заметил это безобразие, и Саша понял, что дернет, не пощадит.
Встал, снял беглого кота с полки и прижал к груди. Киссинджер заурчал.
— Мне кажется, там капуста была, в кулебяке, — вспомнил Саша. — И человеческий желудок не всякий выдержит.
Пока они с Гогелем завтракали на очередной станции, лакей Митька чистил ковер в купе.
Выпустить из рук Киссинжера Саша не решился, а потому блюдце с молоком для животного стояло на столе, Саша держал кота, который лакал молоко, а камердинер Кошев — клетку наготове.
Гогель только вздыхал.
Когда поезд тормозил под дебаркадером Николаевского вокзала в Питере, Саша заметил на платформе Никсу с Зиновьевым и Володьку.
Вышел из вагона, всучил Гогелю клетку с Киссинджером и поочередно обнял братьев.
Киссинджер тут же покорил обоих.
— Какой круглый! — удивился Никса. — Как зовут?
Саша представил.
Киссинджер лениво ударил по полу клетки растолстевшим за сутки хвостом.
— Ну, ты и придумаешь! — усмехнулся брат.
— Какой пушистый! — восхитился Володя. — А погладить можно?
— Дома, — отрезал Саша. — А то улизнет.
— А кажется сонным, — усомнился Николай.
— Шифруется, — объяснил Саша.
И поведал историю ловли разбойника в Твери.
— А он Коха не сожрёт? — забеспокоился Володька.
— Надо смотреть, — сказал Саша. — И кормить. Чтобы был сытый. Ну, как вы тут без меня?
— Ты знаешь, папа́ передали, что ты в Москве учредил студенческий парламент, торговался с московскими купцами насмерть, как варшавский жид, и перекрестился в раскол.
— Ой! — сказал Саша. — Эээ… Никса, позаботишься о Киссинджере, если что?
— Конечно, — кивнул брат. — Кох давно на мне. Как там твой Склифосовский?
— Гений! Он выделил бактерию.
— Значит, есть надежда?
— Конечно, и её прибавилось. Хотя это только первый этап. Потом надо взять материал от умершей свинки и попытаться из него вырастить колонию бактерий, а потом ввести здоровому животному. И тогда наверняка. Но Демидовскую премию я буду выпрашивать для Склифосовского уже сейчас. И тайного советника — тоже.
— А лекарство?
— После того, что я сказал. Методом научного тыка. Хотя некоторые предположения у меня есть. С тобой пока всё нормально?
— Пока да. Летом всегда лучше.
Гогель с Зиновьевым немного отстали, и ветер донес шепот «Александр Александрович». Очевидно, обсуждали его.
— Отец недоволен Гогелем? — спросил Саша Николая.
— Это мягко сказано, — тихо сказал брат.
На привокзальной площади уже ждало ландо. Царские дети занимали не так много места, так что загрузились туда впятером.
Экипаж тронулся и полетел в Царское село.
Гогель был мрачен.
* * *
В том же день государь говорил с Гогелем в своем кабинете в Зубовском флигеле.
Зеленые шелковые обои, зеленый ковёр на полу. Массивный письменный стол с кожаными креслами. Над ним — портрет государыни и государевых детей.
Напротив окна — камин с зеркалом. На каминном экране — изображение собаки императора, белой с черными пятнами.
Государь Александр Николаевич за письменным столом. Протягивает руку ладонью вверх, указывая на стул.
— Садись, Григорий Федорович!
Таким тоном, что лучше бы стоять оставил.
Гогель нехотя сел.
— Благодарю, государь.
— Не справляешься ты, говорят, с Сашкой…
— Верно говорят, — вздохнул гувернер, — не справляюсь, Ваше Императорское Величество. Да и кто бы справился? Он был обычным ребенком до тринадцати с половиной лет. А потом случилось то, чего никто понять не может. Словно его телом овладел кто-то другой. Вы уж простите старого дурака, если говорю глупости. Я думаю, а справился бы я с воспитанием маленького Петра Первого в те годы, когда он только создавал свои потешные полки. И отвечаю честно, положа руку на сердце: нет, не справился бы. Куда мне!
