И снова ждали страдания, а поезд только уехал и нового можно даже не ждать ни завтра, ни через день.
— Эй, Труди! — раздался над головой голос Большого Дирка. Это он мать окликал.
— Чего тебе? — устало спросила та.
— Хочешь ещё воды, а?
Мать замолкла ненадолго, усмехнулась криво и спросила:
— А что взамен?
— Девчонка у тебя есть. Отдай её мне, а я тебе наполню флягу. И отродью твоему. Завсегда будете по полной получать. Ну как, по рукам?
Он ожидал, покачиваясь. Здоровенный, как гора, с крепкими ручищами, с сальными чёрными патлами, спадающими на плечи. У левого плеча его стоял старик, служивший Дирку глазами.
Прежде со слепым жила одна из женщин, но померла недавно. Болела чем-то, жара и жажда докончили дело.
— К чему тебе девчонка? Всё равно не видишь ничего. Может, и я сойду? — спросила мать.
— Мне старый хлам без надобности. Я ж и передумать могу, воды вовсе не получите, пока она сама ко мне на брюхе не приползёт.
Немая забилась в угол, сверкая глазами. На её лице, неподвижном обычно, сейчас отчётливо читался страх.
Мать обернулась в её сторону. Незрячая, она как-то безошибочно определяла, кто где находился.
— Иди с ним, — приказала она.
Немая замотала головой. Но Дирк шагнул вперёд, сметя Кори с пути, как щепку, ухватил девчонку, дёрнул к себе. Старик подсказал ему, где искать.
— Воду получите вечером, — бросил здоровяк на прощание.
Они получили. Мерзкая это была вода, со вкусом трусости и предательства, худшей Кори ещё пить не доводилось. Первый же глоток застрял в горле.
— Чего скулишь? — равнодушно произнесла мать. — У девочки один был путь, не сейчас, так позже. Женщинами лучше и не рождаться. Так хоть выживем все, и она тоже.
Когда ночь окутала Свалку чёрным глухим покрывалом, не приносящим прохлады, Кори не спалось. Заточенный обрезок металла, что при себе держала мать, лег в ладонь. Осталось лишь пробраться к лачуге Большого Дирка. Только бы никто из слепых не услышал!
Здоровяк храпел отвратительно, с бульканьем, запрокинув голову. Старика не оказалось рядом — видно, отослали. Немая лежала на убогом ложе, она не спала, настороженно поглядела на Кори, но даже не шевельнулась. И правильно, иначе потревожила бы Дирка, рука которого лежала поверх её худенького тела.
И видно-то ничего почти не было в этой тьме, лишь блеск глаз, но Кори всё стало понятно. И то, что подружка сопротивлялась, и то, что она оказалась избита жестоко. И злость, поднявшаяся волной, победила страх. Кривой осколок металла помедлил — и вонзился в шею Большого Дирка. У Кори был лишь один удар, один шанс, а значит, никаких сомнений, никакой жалости. Сразу и наверняка.
Храп оборвался, сменился мычанием. Кори удалось, навалившись, удержать руку Дирка, зажать ему рот. Всё кончилось довольно скоро.
Немая, нашарив в стороне обрезок, ударила здоровяка. Она била снова и снова, неумело, наверняка больше раня свои пальцы, чем это тело. Кори с трудом удалось остановить девочку.
В предрассветных сумерках, когда всё вокруг казалось серым, они ушли на дальний край Свалки, с трудом перебираясь через ржавые завалы, и выбрали место, чтобы затаиться. Здесь не найдут. У Кори ещё была при себе фляга с водой.
— Хочешь?
Но Немая покачала головой.
И тогда пальцы Кори — хоть и трудно было — вывернули пробку, и фляга перевернулась над землёй. Двое глядели, как влага утекает в сухую почву.
— И мне такая вода не нужна, — прозвучал хриплый голос Кори.
Много лет прошло с тех пор. Удалось выжить тогда и выжить после, удалось даже покинуть Свалку, но те дни въелись в кровь, они возвращались кошмарами. Снилось это — и ещё падение. Последнее ужаснее всего, и страх высоты никогда не отпускал.
Но подобные страхи непозволительны тому, кто плавает над Запредельем в небесной лодке, изучая окрестности. И Кори с лёгкостью удавалось давить тревоги в себе. По крайней мере, внешне.
А сейчас ждало дело. Отряхнувшись от мерзкого сна, натянуть штаны, застегнуть ремень, зашнуровать ботинки, выйти из дома. Вернуться, вспомнив, что следовало бы ещё умыться и придать волосам пристойный вид. Потерпеть неудачу с последним, махнуть рукой и отправиться на площадку прямо так, лихо перемахнув через заграждение, чтобы сократить путь.
— Ты опять задержался, — с кислой миной сообщил Хаган, напарник. — Полезай уже, сегодня двинем к морю.
И это была не обычная разведка. Не как всегда, когда они приглядывали за поселениями или облетали источники, нет.
Кори не удавалось до конца поверить, но верила Первая, госпожа Золотая Маска. Верили Второй с Третьим. Что важнее, верила Леона, единственная надёжная душа во всех Светлых землях. К ним пришли люди из другого мира.
Никто пока не знал, как. Неизвестно было, откуда. На что похожа эта дверь, спрятана она или нет, что именно искать. Разведчики в небесной лодочке не ведали, но всё ж таки искали.
— Кори, погляди-ка, — окликнул Хаган.
Они вышли уже за пределы берега. Внизу шевелилось и дышало море, как огромное живое существо. Под его зеленовато-синей шкурой колыхались тёмные тени.
Хаган отнял увеличительную трубку, велел подойти ближе к борту. Кори удалось сделать шаг, затем ещё один, храня невозмутимость, не показывая виду, что хочется отпрянуть с криком.
— Что ты заметил, куда глядеть?
— Туда, — непонятно ответил спутник, махнув рукой. Надавил на плечо, поворачивая.
Мир перевернулся, и внизу оказалось небо с лёгким штрихом их лодочки. Крик застрял в горле, да и не было времени закричать. Удар, и зеленовато-синее сомкнулось над головой с шумом, и тёмные тени обхватили Кори, желая никогда больше не выпускать.
Глава 4. Гундольф. Путь к побережью
Лёжа на спине со спутанными руками, прижатыми к телу, он попытался ослабить ремни.
— Да стой ты, не бойся! — прозвучало за спиной. — Я ж зла не желаю те, я те помочь хочу! Ты не беги ток и не дерися! Обещаешь, что не будешь? Ремни я сыму, погодь.
Гундольф решил довериться (выбора особо-то и не было), и человек не обманул. Невысокий, суетливый, сморщенный, как мятый лист, и лысый, как коленка, он ослабил путы и помог подняться на ноги.
— Не мог нормально сказать? — проворчал Гундольф, стягивая маску и потирая ушибленную щёку. — Чего сразу набрасываться?
— Так а я ж чего? — развёл руками старичок. — Я ж те сразу кричал, стой, мол. И чего бежать, не понимаю. Ты вот скажи, есть здеся ещё такие, как ты, аль ты один? И кто тя послал-то, неужто сама Хранительница?
Путник задумался, не зная, стоит ли выкладывать незнакомцу всё как есть, или лучше уйти от ответа.
— Не доверяешь, значит, — хмуро кивнул старик и почесал в затылке. — Так послушай. Проезжал я туточки вот столько дней назад...
Он выставил растопыренную пятерню, затем, подумав, прибавил и вторую руку с поднятым указательным пальцем.
— Так вот, неподалёку от горищи этой чужака нашёл. Не по-нашенски одет, то есть, чистый больно слишком, да не в обносках, хоть и поистрепался маленько. Ну, подумал я, вродь как из Раздолья человек, откуда ж ещё у нас такой. А за спиной у него цвяток, вот как у тебя точь-в-точь. С этаким богатством никто вот так запросто не ходит, ежели есть умишко в голове. Ну, я пока соображал, что он здеся делает, он сам сообразил, что я не враг ему. Так вот, говорит, увидите наших — предупредите, чтоб не совалися, значит.
— А где ж он, человек этот? — спросил Гундольф.
— Так помер. Израненный был, да ещё полз долго, без воды. Я и так уж думал, он не дышал. Бред какой-то нёс про другой мир, значит, ну, думал я, от жары да от ран. Да ток цвяток этот — с такими ж и раздольцы не ходют, если не придумали чего нового. Ты, парень, скажи вот, есть другой мир али нету? Али я зря тут как дурень ошиваюся да таких, как ты, выглядываю?
Гундольф подумал ещё немного. Старик не выглядел опасным соперником, да и не хитрил вроде. Наверное, что-то ему открыть и можно.
