— Истеричка… — прошипел Лидар, отряхивая брюки. Сам он на ногах не устоял, упал на колени и проехался по грязи. — Вот же, дрянь… Фух…
Сфера выдержала. Маги поддержки устояли. Видать, силы триединого существа оказались не безграничны. Либо оно берегло их для прорыва в центр города, к дворцу.
— Проклятое равновесие… — прошептала Ирвина, и с ней сложно было не согласиться.
Как же никто из них не подумал о гораздо более худшем исходе: о том, что придется не сражаться, а говорить? Итен не сомневался, он сумел бы докричаться до разума существа, с которым беседовал в осознанных сновидениях. С которым заключил сделку, будь она триста раз неладна. Но как быть, если существо объединено с двумя другими, причем — Итен в том не сомневался — Марипоса Ора, старуха, грезившая о короне, сошла с ума еще до казни от страха постареть и подурнеть. Быть может, если бы удалось убрать ее из общего тела, под и антипод, соединившись, все же поглотили друг друга? Хорошо бы проверить, но как это сделать? Итен перехватил взгляд Дракаретта и покачал головой. Лорд в ответ пожал плечами.
— Ужас без конца?! — писклявые капризные ноты все же добавили голосу твари женственности. Карга снова захватила власть в общем теле на троих. — Ты, девочка, не брела по тропам безмирья, не кляла судьбу в поисках своего мира, не перебивалась жалкими объедками: подачками, выуженными единственным уцелевшим артефактом!
— Эти объедки — загубленные тобой жизни, мразь! — Итен шагнул вперед, прикрывая начальницу. Благо, Ирвина отвечать карге не собиралась.
— Мразь, значит?..
Он кивнул, однозначно не поняв, кто задал вопрос.
— Хуже самого тупого из тонкомирных паразитов. Есть такие: умеют лишь жрать. Жрут и жрут, пока не лопнут, — Итен не намеревался докричаться до совести карги. Не могло ее быть у древней преступницы, привыкшей лишь брать чужое, ничего не давая взамен. Он преследовал цель иную: донести до тонкомирцев весь ужас произошедшего.
Говоря, он медленно подступал к твари все ближе и ближе. Хамилия хотела остановить его, уже протянула руку, но застыла, натолкнувшись, будто на стену, на прямой взгляд хозяина. Дракаретт, казалось, подобрался, как барс перед прыжком, и тоже по чуть-чуть приближался к твари. Оба они остановились на равном расстоянии от друг друга и тела Рожъэ, заключив тварь в центр равностороннего треугольника.
— Проклятая древняя старуха, ты врешь! Пробуешь давить на жалость? — Итен рассмеялся коротко и зло. Странно, что вообще сумел выдавить из себя звуки. — Не тому, кто осознанно ходит теми же тропами, расписывать безысходность. Тонкий мир тем и хорош, что для каждого свой. И если тебя преследуют кошмары, дело отнюдь не в нем.
— А ведь он прав, — сказал тонкомирец.
— Я!.. — крик карги упал до хрипа. — Меня оболгали… Меня казнили ни за что… Я всего лишь хотела! Я была достойна!..
— Нет ничего прекраснее тонкого мира меж прочих миров, — перебил ее Итен. — Недаром в него уходят уставшие от жизни. И только последняя тварь могла озлобиться настолько, чтобы исказить сущность тонкомирцев. Разумных!
— Он верит в то, что говорит. Он не лжет, — снова сказал тонкомирец… некто из двоих. Кажется, удивленно, хотя Итен не взялся бы утверждать.
Старуха окатила его ненавистным взглядом, от которого запершило в горле и перехватило дыхание. Хамилия, обогнув Итена, встала впереди, совсем как немного ранее, противостоя мясному сгустку. Она снова приобрела вид живого зеркала. Тварь зажмурилась и отвернулась. Взгляд прилип к Дракаретту.
— Похож… — оценила тварь. — И у тебя, как у того, другого, припрятан туз в рукаве. А я ведь говорила, что никто кроме гада не станет гордиться гадом на гербе, пусть и крылатым.
Итен коснулся плеча хамилии, но та лишь качнула головой. Ее лорд в дополнительной защите не нуждался. Он сам глядел на тварь, скривив губы, с холодным презрением. Так смотрят на червей или грязь.
— Я снова предлагаю тебе встать подле трона, лорд Дракаретт! — провозгласила тварь с пафосом, от которого заломило зубы.
Итен вздрогнул. На мгновение ему показалось, Грейл готов ответить согласием. Но тот лишь криво усмехнулся, его взгляд заледенел еще сильнее.
— Отойди, помешаешь, — прошептал Итен на ухо хамилии, и на этот раз она отошла, не споря.
— Ответишь тем, что и твой предок? — допытывалась старуха.
Дракаретт скрестил на груди руки. Золотая печатка с гербом поймала несуществующий солнечный луч и резанула по глазам. Причем не только Итена. Хамилия зашипела, отвернувшись и прикрыв лицо ладонями. Тварь завизжала, но на этот раз без воздействия на окружающих: истерично и… испуганно, как могла бы какая-нибудь простушка. С хлопком лопнула сфера, упущенная кем-то из магов. Итену не пришлось оборачиваться, чтобы увидеть, как падают на раскуроченную мостовую несколько тел. К ним спешили лекари, а сферу подхватывали другие. В их числе Ирвина и Лидар.
Итен не мог видеть этого, но он знал точно. Когда-то — сейчас кажется, будто очень давно — Дракаретт предрекал, что сферу держать придется именно ему. Кто знает, возможно, действительно придется: когда не останется никого другого. В отличие от триединой твари, чудовищным образом достигшей равновесия и способной существовать в реальности неограниченно долго, и маги, и установленные артефакты слабели.
— Ответишь: если уж приближаться к трону, то садиться на него?! Так, лорд Дракаретт, потомок синего дракона?
Тот промолчал.
Очередной визг налетел на лорда, будто шквал ветра: разлохматил волосы, заставил отступить на пару шагов, расцарапал щеку каменным осколком. Однако в лице Дракаретт не изменился. Лишь взгляд заледенел еще больше.
— Ну надо же! — отдышавшись, произнес Итен, и тварь снова посмотрела на него. — Сумасшедшая еще и верховодит, когда как тонкомирцы молчат, хотя и сильнее ее, и разумнее. А ведь они уже догадались, куда попали. Или… — он глянул на Лидара, и тот таки закрыл рот. Его фразу Итен повторил сам, машинально: — Или, скорее, вляпались!
Случился ли новый прорыв тонкого мира или он грезил наяву — Итен не сумел бы понять наверняка. На миг реальность исказилась, в нее выплеснулись яркие краски, каких обычно и не увидишь. Возникли щупальца, отдаленно напоминающие те, какими едва не удушил его кракос, но угрожали они скорее твари, чем кому-то еще. Четко вычертился треугольник, но и Рожъэ, и Дракаретт, и, наверняка, он сам обратились в силуэты. Позади каждого встали рамы. Они воссоздали зеркальный коридор, дело за малым: поколебать равновесие.
Ирвина неслышно хлопнула в ладоши, и звуки обрели видимость: сплетясь в золотистую сеть начали понемногу подползать к твари. А та, казалось, окаменела. Сеть уже достигла ее основания, начала опутывать. Тонкие нити вьюнами скользнули вверх. Черты снова поплыли, меняясь. Баланс сместился! На Итена воззрилась пародия на него самого, но прежде, чем она раскрыла рот, закричал Дракаретт. Все это время он держал на языке звуки, открытые тонкомирцем Итену. Почему-то и мысли у твари не возникло, будто их произнесение можно передать кому-то еще. На чудовищном лице вначале отразилось удивление, затем обида, а потом Итен едва успел отскочить. Там, где он стоял возникла дыра, из которой фонтаном ударила вода. Горячая, как в гейзере.
— Что ж ты все утопить-то меня хочешь?! — воскликнул Итен, но не получил ответа, он пришел словно сам собой:
— Чего же еще с тобой, драконородным, делать?
Аж смешно стало. Тварь, похоже, не сомневалась в его умении расправить крылья. Черты ее утратили человечность, на лбу открылось еще четыре глаза, вместо носа принялся отрастать хобот.
— Равновесие нарушено!
— Давай!
В следующий миг в тварь полетело все, что только приходило на ум. Били не только Лидар и Ирвина, но и маги поддержки, даже у лекарей оказалось с собой что-то убойное.
— Не даем ей восстановить баланс!
Ничего, кроме как устроить здесь буйство сил, невозможно было предпринять. Итен и сам закричал, вываливая на тварь весь свой резерв: хотела отожрать кусок реальности, пусть подавится теперь!
