Ричард Матесон
Возвращение
Профессор Роберт Уэйд только присел на густую душистую траву, как увидел, что его жена Мэри стремительно мчится вдоль Корпуса социальных наук, направляясь в кампус.
Совершенно очевидно, что она так и бежала от самого дома, добрый километр. А ведь она беременна. Уэйд сердито впился зубами в мундштук своей трубки.
Кто-то ей рассказал.
Он увидел, как раскраснелось ее лицо и сбилось дыхание, пока она спешно шагала по дорожке, огибающей по овалу Корпус гуманитарных наук. Он заставил себя подняться.
Она уже перешла на широкую дорожку, идущую параллельно громадному, облицованному гранитом Центру физико-биологических наук. Грудь ее резко вздымалась и опадала. Она подняла правую руку и откинула с лица пряди темно-каштановых волос.
Уэйд позвал:
— Мэри! Я здесь! — и помахал ей своей трубкой.
Она замедлила шаг, хватая ртом холодный сентябрьский воздух. Ее взгляд скользил по широкому, залитому солнечным светом кампусу, пока она не заметила его. Тогда она сбежала с дорожки на траву. Он увидел, что лицо ее искажено вызывающим жалость испугом, и его гнев угас. Зачем ей кто-то сказал?
Она всем телом прижалась к нему.
— Ты сказал, что на этот раз не пойдешь, — произнесла она, слова прерывались вдохами. — Ты сказал, к-кто-нибудь другой отправится в этот раз.
— Тише, тише, дорогая, — принялся успокаивать он. — Отдышись.
Он вынул из кармана пальто носовой платок и бережно промокнул ей лоб.
— Роберт, зачем? — спросила она.
— Кто тебе сказал? — спросил он. — Я просил их не говорить.
Она отстранилась и пристально посмотрела на него.
— Не говорить мне?! — переспросила она. — Ты бы отправился, не сказав мне?
— Что странного в том, что я не хотел тебя пугать? — спросил он. — Особенно теперь, когда ты ждешь ребенка?
— Но, Роберт, — произнесла она, — ты должен сообщать мне о подобных вещах.
— Идем, — сказал он, — давай сядем на ту скамейку.
Они прошли через зеленую лужайку, обнимая друг друга.
— Ты сказал, что не пойдешь, — напомнила она ему.
— Дорогая, это же моя работа.
Они дошли до скамейки и сели. Он обнял ее за плечи.
— Я вернусь домой к ужину, — произнес он. — Это просто работа, назначенная сегодня на вторую половину дня.
Она казалась напуганной до смерти.
— Отправиться на пятьсот лет в будущее! — воскликнула она. — Это ты называешь просто работой, назначенной на вторую половину дня?
— Мэри, — сказал Уэйд[1],— ты же знаешь, что Джон Рэндалл путешествует уже пять лет, и я сам перемещался добрую сотню раз. Почему ты вдруг испугалась теперь?
Она закрыла глаза.
— Я не теперь испугалась, — пробормотала она. — Я просто умираю от ужаса с тех пор, как вы, мужчины, изобрели это… эту штуку.
Ее плечи задрожали, и она снова заплакала. Он протянул ей свой платок, на лице его застыло беспомощное выражение.
— Послушай, — сказал он, — неужели ты думаешь, что Джон позволил бы мне отправиться, если бы существовала хоть малейшая опасность? Неужели ты думаешь, что доктор Филипс позволил бы?
— Но почему ты? — спросила она, — Почему не какой-нибудь студент?
— Мы не имеем права посылать студентов, Мэри.
Она обводила взглядом кампус, комкая платок.
— Я знаю, что нет никакого смысла говорить тебе, — произнесла она.
Он ничего не ответил.
— Да, я знаю, что это твоя работа, — продолжала она. — Я не имею права жаловаться. Просто… — Она развернулась к нему. — Роберт, не лги мне. Ты подвергаешься опасности? Существует ли хоть малейший шанс, что ты… не вернешься назад?
Он успокаивающе улыбнулся.
— Дорогая моя, риска не больше, чем во все другие разы. В конце концов, это же…
Она замолк, потому что она снова прижалась к нему.
— Без тебя мне не жить, — сказала она. — Ты это знаешь. Я умру.
— Тсс, — произнес он. — Не говори о смерти. Помни, что теперь в тебе две жизни. Ты потеряла право на единоличное отчаяние.
Он поднял ее подбородок.
— Улыбнись, — попросил он. — Ради меня. Вот так. Так-то лучше. Ты слишком хорошенькая, чтобы плакать.
Она потерлась щекой об его ладонь.
— Кто же тебе рассказал?
— Я не стану ябедничать, — ответила она, улыбаясь. — В любом случае, мне сказали только то, что я и без того уже знала.
— Ну вот теперь ты знаешь, — произнес он. — Я вернусь домой к ужину. Все просто.
Он принялся выколачивать из трубки пепел.
— Нет мне каких-нибудь поручений на двадцать пятый век? — спросил он, и улыбка тронула уголки его узкого рта.
— Передай привет Баку Роджерсу[2],— попросила она, и он вынул из кармана часы.
На лице ее снова отразилось беспокойство.
— Сколько осталось? — прошептала она.
— Примерно сорок минут.
— Сорок минут…
Она схватила его за руку и прижала ее к своей щеке.
— Ты вернешься ко мне? — спросила она, глядя ему в глаза.
— Я вернусь, — заверил он, любовно поглаживая ее по щеке. После чего скроил свирепую физиономию. — Но только если ты, — завершил он, — приготовишь на ужин что-нибудь вкусненькое.
Он думал о ней, пристегивая себя ремнями к сиденью в сумрачной кабине для перемещения во времени.
Большая сверкающая сфера покоилась на основании из толстых токопроводящих жил. Воздух потрескивал от работы гигантских динамо-машин.
Сквозь высокие окна без переплета солнечный свет ложился на прорезиненный пол зала раскатанными рулонами золотистой материи. Студенты и инструкторы, спешно ныряя в тени и объявляясь снова, проверяли и подготавливали «Транспозицию Т-3». Зуммер на стене зловеще попискивал.
Все внизу завершили последние приготовления, после чего спешно направились к большой комнате управления с застекленной стеной и вошли.
Низенький человечек средних лет в белом лабораторном халате подошел к кабине. Вгляделся в сумрачный интерьер.
— Боб? — позвал он, — Ты хотел меня видеть?
— Да, — ответил Уэйд. — Я просто должен сказать одну банальность. На тот призрачный случай, если я не смогу вернуться, мне бы…
— Банальность! — засопел профессор Рэндалл. — Если ты считаешь, что такая вероятность вообще существует, пошел вон из кабины. Мы не настолько заинтересованы в будущем.
Он сощурился, глядя внутрь.
— Ты улыбаешься? — спросил он. — Не могу разобрать.
— Улыбаюсь.
— Прекрасно. Не о чем беспокоиться. Только сиди пристегнутый, соблюдай меры предосторожности и не флиртуй с этими женщинами Бака Роджерса.
