Я стоял на деревенской дороге и смотрел на отъезжающий автобус. Вдруг меня охватило чувство безысходного одиночества, как будто весь мир оставил, покинул меня, прямо как в фантастических фильмах, где все эвакуируются, бросив какого-нибудь нервного типа на стражу интересов Земли. Мне нравятся такие фильмы. Валяешься на диване в своей собственной гостиной в компании своих друзей, жуешь чипсы и смотришь, как одиночки борются с ужасными инопланетянами, и испытываешь кайф от происходящего. Но совсем другое дело, когда тебе самому — одному — надо идти по лесной дороге между деревьями. До этого я никогда не приезбабушке Кейт самостоятельно, и тем более на автобусе. Я оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на него, но увидел лишь облачко пыли на дороге. Теперь я остался совсем один…
Мама считает мою бабушку Кейт скучным человеком. «И зачем только она похоронила себя на этом болоте, в сотнях километров от цивилизации, просто не понимаю, — сказала она как-то отцу. — Твоя мама — очень странный человек». Отец в ответ лишь улыбнулся и кивнул. «Кейт просто не стесняется быть самой собой», — ответил он. Конечно, сам по себе странный ответ: как можно быть кем-то другим?..
Я надел рюкзак и пошел по узкой тропинке. Даже в такой безветренный и жаркий день не было слышно никакого жужжания насекомых — лишь скрип ветвей и словно бы какие-то вздохи. Раньше я никогда не замечал шелеста листьев на деревьях, а теперь…
По своей природе я совсем не трус. Меня не так-то просто напугать, но по правде мне бы хотелось, чтобы бабушка Кейт встретила меня у автобусной остановки. Я понял, что думаю сейчас, как полный идиот, усилием воли отбросил все дурацкие мысли о дурацких врагах и принялся свистеть как можно громче. Конечно, слуха у меня нет, но этот звук все равно был лучше, чем шелест листьев, как будто деревья перешептываются между собой.
Перед последним поворотом к дому бабушки Кейт я почувствовал необычное дуновение холода — такое, какое бывает, когда в жаркий день открываешь дверцу холодильника, чтобы достать чего-нибудь прохладительного. Но здесь холодильника не было, дверцу его я не открывал. Я просто шел под ярким горячим солнцем, но как будто оледенел. Это настолько поразило меня, что я сделал шаг назад и снова почувствовал жар солнца, потом сделал шаг вперед и опять ощутил холод, как из могилы. Я невольно поежился.
Теперь я точно знал, что я полный идиот. «Это какие-то капризы погоды, — сказал я себе. — При жаре могут происходить самые странные вещи». Я стал думать о горячих пустынях, где люди время от времени воображают холодный оазис, тянутся к нему и падают носом в песок. Наконец здравый смысл взял верх, и я пошел вперед. Когда на лужайке, посреди заросшего сада, я увидел дом бабушки Кейт — она любила дикую природу даже перед собственным жилищем, садовые, всяческие там розы или лилии, ей не нравились, — раздался чей-то крик:
— Эй! — Сначала я не понял, откуда кричат, но крик повторился: — Эй! — И я наконец догадался — это с нижних веток орешника. В эту минуту я забыл об испытанном мною только что чувстве холода, потому что узнал того, кто меня окликает.
— А я и не знал, что ты сюда тоже приедешь, — сказал я, глядя на орешник.
Моя двоюродная сестра Сюзи спрыгнула с ветки и встала передо мной, уперев руки в бока. Это не девочка, это наказание с большой буквы Н! Ей почти одиннадцать — она на пять месяцев младше меня и намного меньше ростом. Сама костлявая, как кузнечик, волосы густые и рыжие — ну прямо зажженная спичка!
— А если бы я знала, что ты сюда приедешь, Арчи Адаме, я бы села на корабль и уехала бы в Гриландию, — отрезала она в ответ, тряся кудряшками.
— Гренландию, — проворчал я в ответ.
— Что?
Правильно говорить — Гренландия, — ответил я. — И я как никто хотел бы, чтобы ты села на корабль и оказалась там.
— Ха, — сказала она.
— Три ха-ха, — подхватил я. Теперь я как никогда желал вообще не выходить из этого автобуса. Одна мысль о том, что я проведу лето с кузиной Сюзи и шуршащими деревьями, выводила меня из себя. Ну просто замечательно!
Сюзи как-то нехорошо рассмеялась, а потом указала мне на мои ноги:
— Я смотрю, ты все еще носишь мокасины?
— Ну и что? — фыркнул я в ответ. Эти «мокасины» стали причиной спора между мной и моей мамой: мне хотелось чего-нибудь более классного — с гелевыми вставками и мигающими кружочками. Ну, вы знаете такие кроссовки, они очень дорогие и очень стильные. Но мама настояла на том, чтобы купить мне эти «мокасины». «Для лета они самое то — красивые и легкие», — сказала она. «Ага, легкие для твоего кошелька», — проворчал я в ответ. «И это тоже, — призналась мне тогда мама. — Не имеет смысла тратить дикие деньги на то, из чего ты вырастешь через несколько недель. Или на то, что у тебя могут украсть. А на эти никто не позарится». «Украдут! — воскликнул я. — Мама, да я бы заплатил за то, чтобы это у меня украли». Но мама только рассмеялась тогда.
Сюзи выставила вперед одну ногу, обутую как раз в такие кроссовки, о каких я мечтал. Модные фирменные кроссовки!
— Вот видишь, — сказала она. — Они стоят 80 фунтов. Настоящие. Как будто роллс-ройсы на ногах.
Мне хотелось сказать какую-нибудь грубую гадость про ее ноги и про кроссовки, но ничего уничижительного я придумать не смог.
— Арчи! — на нашем поле битвы раздался голос бабушки Кейт.
Она подбежала ко мне и нежно обняла. Она пахла скипидаром, ее майка и джинсы были в краске. Когда-то волосы бабушки Кейт были такого же цвета, как у Сюзи, но теперь они слегка поседели и были собраны в конский хвост. Она не худая и не толстая — ну очень уютная старушка.
— Ты что, сам приехал на автобусе? Я хотела тебя встретить, но ты же меня знаешь — я закрутилась. Видишь, твоя сестра Сюзи тоже здесь.
За плечом бабушки Сюзи скорчила мне рожу.
— Хочешь поговорить с ежом? — спросила бабушка, пытаясь вытереть краску с моей майки, да только размазала ее. — Сюзи попыталась поговорить с ним, но этот маленький негодяй от нее сбежал.
Вот что я больше всего любил в бабушке Кейт: она никогда не говорила скучных вещей типа: «Как у тебя дела в школе?» или «О, как ты вырос». С ней всегда очень легко общаться. И еще она отличная художница. Она не из тех любителей, которые пишут по выходным цветочки или закаты — она одна из лучших пейзажисток в стране! Ее картины используют для календарей, рождественских открыток и книг. Понятно, почему ее дом стоит у болота в лесу: он так хорош для такого рода вещей.
