Яцек Пекара
Операция «Орфей»
Когда-то я слышал, что искать дорогу в Ад следует лишь в сердцах человеческих. Думаю, автор этой сентенции и представить не мог, что кто-то воспримет его слова настолько буквально.
Одного из четырёх наших пленников мы сначала распяли на деревянной стене, а потом разрезали от живота до горла и удалили у него внутренние органы. Всё, как с предыдущими тремя, которых теперь уложили треугольником на грязном полу сарая под этим вот последним пленником. Они были нашими ключами, открывающими проход.
— Разделан, как цыплёнок! — вздохнул Поляк и стряхнул с ладоней капли крови. Брызги легли мозаикой на неровные доски.
Теперь следовало спешить. Дорога в Ад открывалась всего на пару минут. Там сияли, вращаясь, пурпурные круги.
— Вперед! — скомандовал я и прыгнул первым.
* * *
Я искал их несколько лет. Людей, которые должны были составить мне компанию в одной невероятной операции. Первым я нашёл и убедил Али Аббаса по прозвищу Абажур. Он был афганским моджахедом — прославился не только отвагой, но и сноровкой, с которой пытал советских пленных. Как-то ночью они с Андреем чуть не поубивали друг друга. Андрей тоже был в Афганистане и видел своих товарищей, выпотрошенных Аббасом и ему подобными. Оказывается, человек, кишки которого вытащили из брюха и развесили по кустам, может прожить несколько десятков часов. Андрея называли Штопором — за то, что он хвалился, будто с помощью штопора разговорит любого. Он много лет служил в спецназе, но в конце концов даже там не вынесли того, что он творил с пленными, — и досрочно отправили в запас. О своих генералах Андрей говорил не иначе как о «конём долбанных лизоблюдах».
Али, Андрей и Поляк сопровождали меня во время первой рекогносцировки, Поляк когда-то был майором коммандос, потом завербовался на сербскую войну и воевал против хорватов и боснийцев. Кажется, его боялся даже сам Желько Ражнатович по прозвищу Аркан[1].
Поляк однажды похвастался нам:
— Я отымел его жену. У нее, — показал, — вот такие сиськи были.
А на Балканах это была первая задница. По сто тысяч человек ходило на её концерты.
Но Поляка я завербовал не потому, что он вдул Цеце, а из-за безрассудной отваги, из-за холодной расчётливости и не имеющей себе равных жестокости. Сам генерал Милошевич проблевался, осматривая остатки деревни, в которой забавлялся отряд Поляка. А уж Милошевич повидал многое…
Я никак не мог привыкнуть к внешнему виду Поляка. Зубы у него были подпилены, и, улыбаясь, он напоминал готового к атаке хищника.
— Был в стельку пьяный, когда попёрся к этому дантисту, — признался он однажды вечером. — Поутру глянул в зеркало — сам, курва, не поверил.
— Надо было заменить на коронки, — посоветовал Пьер.
— А, потом привык…
Пьер был ещё одним парнем из нашего отряда. С тринадцати лет он воевал в боях аль-Башира[2] против христиан в Судане. Хвастался, скольких негритянок тогда изнасиловал.
— А была у тебя когда-нибудь женщина, которая не плакала, пока ты её имел? — тихо спросил майор Альварес.
Я слышал этот разговор и думал, что Пьер вцепится Альваресу в глотку. В конце концов, он был щенок из исламистских боевиков — ноль дисциплины. Но Пьер только посмотрел в глаза Альваресу и засмеялся, будто услышал остроумный анекдот. Фаустино Альварес (который просил называть себя Феликсом Эдмундовичем[3]) был экспортной гордостью Фиделя Кастро. В девятнадцать лет он уже воевал в Анголе, потом обучал палестинских боевиков в одном из лагерей на сирийской границе; также работал на Аль-Каиду. Его знали и ценили как отличного специалиста по взрывчатым веществам.
* * *
На свете есть всего несколько мест, где такие люди, как мы, могут собраться, не вызывая интерес у спецслужб всего мира. В «Золотом треугольнике»[4], граничащим с Камбоджой, или в колумбийских джунглях, вы можете чувствовать себя вполне безопасно и верить, что никто не найдет базу, окруженную вечнозелеными кронами деревьев. Мы выбрали Колумбию, где один из наркобаронов гостеприимно принял нас и обещал всевозможную поддержку. Разумеется, el commandante Санчес (как он просил его называть[5]) не имел понятия о том, к чему мы готовились на самом деле. Я хотел намекнуть, что это будет операция, в сравнении с которой покушение на Всемирный торговый центр — детская шалость, но потом понял: это не лучшая идея. Возможно, el commandante решил бы, что выгодней сдать нас американцам. Поэтому я сообщил ему, будто мы готовимся устроить переворот в одной из стран Третьего мира по заказу её бывшего президента. И этого было достаточно.
* * *
Бараки, в которых поселил нас Санчес, может, и не напоминали пятизвёздочный отель, но, по крайней мере, были с кондиционерами. Кроме того, там имелся холодильник, а это означало, что не придётся пить тёплые ром или колу. Прежде я на спиртное не налегал, но за почти четыре года военной службы научился хлестать пойло и похуже колумбийского рома. Я как раз просматривал сообщения на компьютере, когда открылась дверь и мои люди ввели худую блондинку в зелёных полотняных штанах и того же цвета блузке. У женщины были гладко зачёсанные, собранные в хвост волосы.
— Кто это тут у нас? — спросил я.
— Фотографировала, сука, — Пьер бросил на стол камеру и толкнул девушку так, что та чуть не оказалась на полу. Она тяжело рухнула в кресло, но — странно — напугана не была. Скорее сердита.
Фыркнула:
— Я здесь с разрешения коменданта Санчеса.
— Поэтому мы сразу не пристрелили её, господин полковник. Но…
— Можете идти, — ответил я и подождал, пока они закрыли за собой дверью. — Кто вы?
— Анна Стюарт. — Она чуть приподнялась, скользнула рукой в задний карман штанов, а потом помахала передо мной журналистским удостоверением.
Я присмотрелся к картонке в пластиковом чехле и вернул документ.
— Спасибо, господин полковник, — ответила женщина, но я не услышал в её голосе особой благодарности. Зато «господин полковник» Стюарт произнесла так, будто в конце поставила едва заметный знак вопроса. Ну что ж, наверное, привыкла, что в этих джунглях каждый второй полковник — самозванец.
— Опасная у вас профессия. Воды? Колы? Рома?
— Колы, если будете так любезны. Можно привыкнуть. Я четыре года пыталась получить от коменданта Санчеса разрешение приехать сюда.
Я вбил её имя в поисковик. Сравнил фотографию с сидевшей передо мной женщиной. Быстро пробежался взглядом по нескольким вырванным из контекста предложениям из её статьи про колумбийских повстанцев.