Он расстегнул «молнию» второго отделения, нашел там карточку социального страхования, водительское удостоверение, выданное в штате Калифорния, и паспорт. Все на имя Джорджа Фарриса. Но с фотографиями Френка.
Джеймс Роуман, эти имя и фамилия ничего ему не говорили.
Как и Джордж Фаррис.
Впрочем, и Френк Поллард, коим он себя полагал, был всего лишь именем и фамилией, потому что он не мог вспомнить прошлое этого человека.
— Так в какую же, черт побери, историю я вляпался? — спросил он вслух. Ему требовалось услышать собственный голос, чтобы убедить себя, что он — не призрак, отказывающийся покинуть этот мир после того, как смерть оборвала существование его физического тела.
Туман сгущался, отсекая окружающую его ночь, и Френк особенно остро ощутил свое одиночество. Он не знал, к кому обратиться, где найти убежище, обрести безопасность. Человек без прошлого, конечно же, был и человеком без будущего.
Когда Бобби и Джулия в сопровождении одного из полицейских, Макграта, вышли из лифта на третьем этаже, Джулия сразу увидела Тома Расмуссена, сидящего на серых виниловых плитках пола, привалившись спиной к стене коридора. Запястья его стягивали наручники, лодыжки — ножные кандалы. Он дулся. Расмуссен пытался украсть программное обеспечение стоимостью в десятки, если не в сотни миллионов долларов, из окна кабинета Джорджа Акройда он хладнокровно отдал приказ убить Бобби, но сейчас дулся, как ребенок, потому что его поймали. Лицо сморщилось, нижняя губа оттопырилась, желтовато-карие глаза влажно блестели, словно он мог расплакаться, если б кто-то сказал ему грубое слово. От одного его вида Джулия пришла в ярость. Ей ужасно хотелось пнуть его в лицо, чтобы выбитые зубы оказались в желудке и он смог еще раз пережевать ужин.
Коп нашел его в чулане-кладовой. Он пытался укрыться за ящиками, выстроив из них стенку перед дверью. Вероятно, он так и остался бы у окна Акройда, наблюдая за расстрелом «Доджа», и появление Джулии на «Тойоте» стало для него неприятным сюрпризом. Она приехала на стоянку «Декодайн» прошлым днем, задолго до наступления темноты, припарковалась в дальнем конце, в тени деревьев, где никто не обратил на нее внимания. Вместо того чтобы пуститься в бегство в тот самый момент, когда Джулия переехала первого бандита, Расмуссен остался на месте, не в силах оторваться от захватывающего дух зрелища. А потом услышал сирены и понял, что его единственный шанс — спрятаться, в надежде, что обыск будет проведен небрежно и копы решат, что он успел покинуть здание до их приезда. В мире компьютеров Расмуссен был гением, но в реальном мире, где иной раз на принятие решения отпускались доли секунды, сплоховал.
Двое вооруженных до зубов копов стерегли его. Но, поскольку он сидел, сжавшись в комок, дрожал всем телом и едва не плакал, выглядели они довольно-таки нелепо, в бронежилетах, с автоматами в руках, злобно щурясь от яркого флуоресцентного света.
Одного из них Джулия знала. Сэмпсон Гарфусс служил с нею в управлении шерифа до того, как перешел в спецназ. Собственно, там ему было самое место, здоровенному, высокому, широкоплечему. В руке он держал коробочку с четырьмя дискетами. Показал их Джулии.
— Он пришел за этим?
— Возможно. — Она взяла у него коробочку. Потом дискеты перекочевали к Бобби.
— Мне нужно спуститься на один этаж, — сказал он, — в кабинет Акройда, включить компьютер, вставить дискеты в дисковод и посмотреть, что на них.
— Валяй, — ответил Сэмпсон.
— Тебе придется сопроводить меня. — Бобби повернулся к Макграту, который вместе с ними поднялся на третий этаж. — Наблюдать за мной, следить, чтобы я только просмотрел дискеты, ничего с них не стирал, ничего на них не копировал. — Он указал на Расмуссена. — А не то эта крыса скажет, что дискеты были пустыми, а я подставил его, что-то на них скопировав.
Когда Бобби и Макграт вошли в кабину одного из лифтов, чтобы спуститься на второй этаж, Джулия присела на корточки перед Расмуссеном.
— Ты знаешь, кто я?
Расмуссен смотрел на нее и молчал.
— Я — жена Бобби Дакоты. Бобби находился в фургоне, который расстреляли твои головорезы. Ты пытался убить моего Бобби.
Он опустил голову, уставился на скованные наручниками запястья.
— Ты знаешь, что мне хочется с тобой сделать? — Она протянула руку к его лицу, пошевелила пальцами с ухоженными, покрытыми лаком ногтями. — Для начала схватить тебя за шею, прижать голову к стене и вонзить парочку этих острых ногтей тебе в глаза глубоко-глубоко, чтобы они достали до твоего гребаного мозга, а потом повертеть их там, чтобы ты уже больше никогда не смог придумать что-либо такое же гнусное.
— Господи, — выдохнул напарник Сэмпсона, Бурдок, тоже здоровяк, но уступающий габаритами Гарфуссу.
— У него так завернуты мозги, что тюремный психиатр все равно ему не поможет, — добавила она.
— Только без глупостей, Джулия, — предупредил ее Сэмпсон.
Расмуссен на мгновение встретился с нею взглядом, чтобы понять, какая ее распирает ярость, и, конечно же, перепугался. Лицо его побледнело, как полотно.
— Уберите от меня эту безумную суку! — взвизгнул он.
— Она не безумная, — ответил ему Сэмпсон. — Если оперировать медицинскими критериями, точно не безумная. Боюсь, сейчас очень трудно признать кого-либо безумцем. Вы знаете, всех так заботят права граждан. Нет, не могу сказать, что она безумная.
— Премного тебе благодарна, Сэмпсон. — Джулия не отрывала взгляда от Расмуссена.
— Ты, наверное, заметила, что я не высказался по второй части его обвинений, — добродушно пробасил Сэмпсон.
— Да, я тебя поняла.
У каждого человека есть особый страх, личный страх, запрятанный в глубинах подсознания, и Джулия знала, чего Расмуссен боялся больше всего на свете. Не высоты. Не замкнутого пространства. Не толпы, кошек, полета, насекомых, собак или темноты. Детективное агентство «Дакота-и-Дакота» за последние недели собрало на Расмуссена толстое досье, и по ходу этого расследования выяснилось, что Расмуссен жутко боится ослепнуть. В тюрьме он каждый месяц требовал, чтобы ему проверяли зрение, заявляя, что стал хуже видеть, периодически сдавал кровь на анализ, чтобы убедиться, что не болен сифилисом, диабетом и другими заболеваниями, которые без должного лечения приводили к слепоте. Вне тюрьмы, а он уже отсидел два срока, Расмуссен каждый месяц посещал окулиста в Коста-Месе.
По-прежнему сидя на корточках перед Расмуссеном, Джулия второй рукой ухватилась за его подбородок. Тот попытался вырваться, но куда там. Джулия повернула его голову к себе, ногтями двух пальцев другой руки прошлась по его щеке, оставляя красные полосы, но не вдавливая их так сильно, чтобы брызнула кровь.
