Он заверещал, попытался ударить ее скованными руками, страх лишил его силы, цепь, соединяющая наручники с ножными кандалами, не позволила дотянуться до Джулии.
— Что ты вытворяешь, черт бы тебя побрал?
Она развела два пальца, которыми его царапала, нацелилась на глаза, но сдержала руку, ногти замерли в двух дюймах от глаз.
— Мы с Бобби вместе восемь лет, семь лет муж и жена, и это были лучшие годы моей жизни, а тут появляешься ты и думаешь, что можешь раздавить его, как раздавил бы жука.
Пальцы двинулись вперед. Расстояние до глаз сократилось до полутора дюймов, до дюйма.
Расмуссен попытался отпрянуть. Но куда там. Затылок упирался в стену. Деваться было некуда.
От острых кончиков ногтей глаза отделяли какие-то полдюйма.
— Это полицейская жестокость.
— Я — не коп.
— Они — копы. — Он перевел взгляд на Сэмпсона и Бурдока. — Уберите от меня эту суку, а не то я вас засужу.
Остриями ногтей она похлопала его по ресницам. Теперь он смотрел на нее. Дыхание стало учащенным, его прошиб пот.
Она вновь коснулась ногтями его ресниц, улыбнулась.
Зрачки желто-карих глаз стали огромными.
— Вам бы, мерзавцам, лучше меня послушать. Клянусь богом, я вас засужу, вы оба вылетите из полиции к чертовой матери…
Опять она хлопнула его по ресницам. Расмуссен плотно закрыл глаза.
— …с вас снимут форму и отберут полицейские жетоны, вас бросят в тюрьму, а вы знаете, каково в тюрьме бывшим копам, вас будут бить смертным боем, изнасилуют! — Он сорвался на визг.
Глянув на Сэмпсона, чтобы убедиться в его молчаливом одобрении своих действий, глянув на Бурдока, который нервничал больше Сэмпсона, но еще мог какое-то время потерпеть, Джулия прижала острия ногтей к векам Расмуссена.
Он лишь попытался еще крепче закрыть глаза.
Она надавила сильнее.
— Ты попытался отнять у меня Бобби, поэтому я отниму у тебя твои глаза.
— Ты чокнулась!
Она надавила еще сильнее.
— Остановите ее! — потребовал Расмуссен у двух копов.
— Если ты не хотел, чтобы я вновь увидела живого Бобби, почему я должна позволить тебе видеть хоть что-нибудь?
— Чего ты хочешь? — Пот градом катился по лицу Расмуссена, он напоминал свечку, оставленную у костра, которая быстро таяла.
— Кто дал тебе разрешение убить Бобби?
— Разрешение? О чем ты? Никто. Мне не нужно…
— Ты бы не решился тронуть его, если бы твой работодатель не сказал, что так надо.
— Я знал, что он следил за мной, — в испуге выкрикнул Расмуссен, потому что давление ногтей Джулии не ослабевало. Из-под век потекли слезы. — Я знал, что он следил за мной пять или шесть ночей, пусть и использовал разные автомобили. Я должен был принять меры, не так ли? Я не мог отказаться от этого заказа, слишком большие деньги стояли на кону. Я не мог позволить ему схватить меня после того, как я наконец добрался до «Волшебника», поэтому и пришлось принимать меры. Это же ясно как божий день.
— Ты — компьютерный гений, наемный хакер, склизкий, мерзкий тип, но не крутой парень. Ты — слизняк. И сам никогда не пошел бы на убийство. Тебе приказал твой босс.
— Нет у меня босса. Я — вольный стрелок.
— Тот, кто платит тебе за эту работу.
Она рискнула усилить давление, уже не ногтей, а подушечек пальцев на глазные яблоки. Расмуссен этого знать не мог. Волна страха захлестнула его с головой. Он уже думал, что ногти пронзили тонкие веки и добрались до роговицы. Его трясло. Из-под плотно сжатых век текли и текли слезы.
— Делафилд. — Слово с трудом сорвалось с его губ, словно он хотел одновременно и произнести его, и удержать.
— Кевин Делафилд.
— Кто он? — одной рукой Джулия держала Расмуссена за подбородок, другой безжалостно нажимала на глаза.
— Из «Майкрокрест корпорейшн».
— Тот, кто нанял тебя? Для кого ты украл «Волшебника»?
Он застыл, боясь сдвинуться даже на долю дюйма, уверенный, что при малейшем движении ее ногти вонзятся ему в глаза.
— Да. Делафилд. Псих. Ренегат. В «Майкрокресте» этого не понимали. Они только знали, что он добивается нужных результатов. Когда все это будет предано гласности, они будут крайне удивлены. Потрясены. Отпусти меня. Что еще тебе нужно?
Она его отпустила.
Тут же он открыл глаза, чтобы убедиться, что зрение сохранилось, и от радости разрыдался.
Едва Джулия встала, как двери ближайшего лифта открылись, и из него вышли Бобби и Макграт, который сопровождал его в кабинет Акройда. Бобби взглянул на Расмуссена, потом на Джулию, щелкнул языком.
— Вижу, ты плохо себя вела, не так ли? Наверное, не стоило оставлять тебя здесь.
— Только поговорила с Расмуссеном, ничего больше.
— Ему, похоже, этот разговор не сильно поднял настроение.
Расмуссен рыдал, закрыв глаза руками.
— Мы не сошлись во мнениях.
— Насчет фильмов, книг?
— Музыки.
— Ага.
— Ты просто тигрица, Джулия, — мягко вставил Сэмпсон.
— Он пытался убить Бобби.
Сэмпсон кивнул.
— Иногда можно дать волю эмоциям… чуть-чуть. Но теперь за тобой должок.
— Это точно, — согласилась она.
— И даже не один, — добавил Бурдок. — Этот парень подаст жалобу. Будь уверена.
— На что ему жаловаться? — удивилась Джулия. — Он же цел и невредим.
И действительно, красные полосы на щеке Расмуссена уже начали светлеть. А пот, слезы, дрожь к делу не пришивались.
— Послушай, он сломался только потому, что я точно знала его слабое место, — объяснила Джулия Бурдоку. — Вот и ударила по нему, легонько, словно гранила алмаз. И сработала моя тактика потому, что такие говнюки уверены: все вокруг ничем не отличаются от них. Вот он и не сомневался, что мы поведем себя именно так, как повел бы он, если бы мы с ним поменялись местами. Я бы никогда не выдавила ему глаза, а он бы выдавил, без малейшего колебания. Я всего лишь воспользовалась его извращенным видением мира. Психология. Никто не сможет подать жалобу на использование психологии в практических целях. — Она повернулась к Бобби. — Что на дискетах?
— «Волшебник». Не мусор. Вся программа. Это, должно быть, те самые файлы, которые он скопировал. Он успел сделать только одну копию, пока я наблюдал за ним, а после того, как началась стрельба, он не мог сделать дубликат.
Звякнул звонок лифта, на индикаторе высветилась цифра «3». Когда двери разошлись, из кабины вышел детектив, которого они знали, Джил Дайнер.
Джулия взяла у Бобби коробочку с дискетами, протянула Дайнеру.
— Это вещественная улика. Возможно, главная, которая решит исход процесса. Ты думаешь, что сможешь сохранить ее, как должно?
