Антон подумал, что во всех дошедших до нас древних учениях, в сухом остатке мифов и священных сказаний, в храмах, рисунках, эмблемах и церемониях прослеживаются следы некой тайной доктрины, единого знания, которое, возможно, уже утрачено потомками, но отдельные его отголоски звучат одинаково на всех языках. В основе магии лежит наука. Он знал это тогда и знает теперь. Есть вещи, которые Соломон запечатал своей тройной печатью. Посвящённые знают, этого достаточно. Что же касается других, пусть они смеются, пусть не верят, сомневаются, угрожают или боятся, — что за дело до этого науке и нам? Чёрный саркастически расхохотался. Пусть другие не верят, только ему нужно добраться до «вещей под печатями Соломона». Но как? Он листал книги, ставил метки, закладывал страницы закладками.
«В природе существует сила, совершенно иначе могущественная, чем пар; благодаря этой силе человек, который сможет завладеть и управлять ею, будет в состоянии разрушить и изменить лицо мира. Сила эта была известна древним; она состоит из мирового агента, высший закон которого — равновесие и управление которым непосредственно зависит от великой тайны трансцендентальной магии».
«Всё заключено в одном слове: слово это состоит из четырёх букв: это — еврейская Тетраграмма, Азот алхимиков, Тот цыган и Таро каббалистов. Это слово, выраженное столь различными способами, для профанов обозначает Бога, для философов человека и даёт адептам последнее слово человеческих знаний и ключ к божественной власти; но пользоваться им умеет только тот, кто понимает необходимость никогда его не разглашать».
«Любовь — один из мифологических образов великих секрета и агента, потому что она одновременно выражает действие и страсть, пустоту и полноту, стрелу и рану».
А вот это нужно показать Матрёшке — ей понравится. Красиво сказано, и для девчонок понятно. Антон встал, потянулся, разминая спину, и двинулся с книжкой в зал. Тем более что время уже давно перевалило за полночь.
— Красиво! — согласилась Матрёна, снимая наушники и убирая подальше очередную книжку.
— А вот ещё: «Чем больше мы отрицаем себя во имя идеи, тем большую силу мы приобретаем в пределах этой идеи».
— Это понятно. На этом стоят эгрегоры — чем больше человек включён в их поле действия, тем большие возможности по использованию их сил получает.
— Не только. Вера тоже работает так.
— Я знаю, mio carisso.
— А это тоже знаешь? «Великолепие химического искусства. Отец брачного союза — солнце, мать — луна. Третьим, что управляет всеми, должен быть огонь». — Он процитировал «Философскую ванну».
— Опять огонь… — уже не спросила, а утвердительно заключила Матрёша.
— А вот точно для нас: «Пусть солнце и луна вдвоём моют друг друга… После того как проделал это, объедини дух…»
— Моют? Что ты хочешь сказать?
— Это затмение! — рассмеялся Антон. — Солнечное затмение, понимаешь? Значит, нам надо в этот день «объединить дух».
— А лунное может быть важным, как думаешь?
— Не знаю. Но думаю — да. Земля отделяет Отца от Матери, а после они вновь соединяются.
— А ведь под Новый год было затмение! — обрадовалась Матрёша. — Лунное! Вечером. Правда, мы не могли видеть его в Москве. Оно разделило Отца и Мать, а мы потом соединились! Да ещё как. — Она засмеялась.
— Точно затмение? — не поверил Чёрный. — Надо же. Всё как в кино.
— Точно-точно. Может, поэтому у нас с тобой всё так получилось?
— Думаю, это тоже сыграло роль. Как дополнительный фактор. Но нам было необходимо начать действовать, если бы мы пропустили ту самую ночь, может быть, сейчас мы бы тут уже не сидели.
— Какие мы молодцы получаемся.
— Да уж. — Чёрный вдруг замолчал, его лицо вытянулось. — Знаешь, что следует изо всех книг?
— Что? — осторожно переспросила Матрёна.
— Похоже, придётся нам умереть.
— Как?! — Девушка выпрямилась и замерла.
— Так в трактатах сказано.
— Нам никто об этом не говорил! — Она смотрела на Антона расширенными глазами, недавняя улыбка застыла на её лице и сейчас искажала его жутенькой гримасой. — Наплевать на трактаты!
— Чтобы стать, необходимо перевоплотиться. Иначе никак.
— Бред! — отчаянно замотала головой Матрёша. — Брюс сам сказал, что у тебя будет долгая жизнь. Может, Калиостро уже перевоплотился.
— Брюс сказал, что с момента контакта мы больше не будем людьми.
— Но это же другое! Антош, я не хочу умирать!
— А придётся.
— Нет, не придётся! Не пугай меня. Смотри лучше дальше, там про треугольник и про любовь. И про равновесие!
«Тройное — цель и высшее выражение любви: двое ищут друг друга, чтобы стать тремя. Принцип гармонии — в единстве, и это придаёт в магии столько силы нечётным числам.
— В природе существуют две силы, производящие равновесие, и три составляют один закон, — прочитал вслух Чёрный. — Абсолютное движение жизни — также постоянный результат двух противоположных, но никогда взаимно не уничтожающихся стремлений».
Матрёша возилась на кухне, а Антон пошёл на ежедневное свидание с книгой. Как-то получилось, что он завёл себе своеобразный ритуал — перед работой клал перед собой «DE МАGIA LIBER», открывал её наудачу и какое-то время всматривался в неровный строй латинских букв — печатный шрифт то и дело перебивался курсивом. Буквы складывались в слова, затем в предложения. Чёрный пробегал по ним глазами снова и снова, вспоминая ощущение, как он читал это в самый первый раз. Иногда всплывали чувства, эмоции, порой он начинал видеть совсем другой стол, другое помещение, пламя свечей. Он понимал, что книга с каждым разом всё теснее соединяет его с Калиостро, и верил, что однажды она подарит ему разгадку.
Он уже в десятый раз пробежал глазами тот же самый абзац, теперь он даже не проговаривал итальянские слова про себя, выучил их наизусть, взгляд просто скользил. Внезапно Антон понял, что знает смысл первого предложения. «Doctur Vir Ioannes Egede, in Libro de ea America feptentrionalis parte, qua Vetus Granlandia, feuFretum Davis, vel Davidis, appellatur». Ну да! Он послал взгляд дальше, в то время как в голове, словно всплывая из тёмных глубин, возникало знание. «Доктор м-р Иоханес Егеде, будучи готов устремиться в эту северную часть Америки, откуда брал курс на древнюю Гренландию, уповал на пламенного Давида…»
Всё! Абзац завершён. Он его понял! Чёрный догадывался, что это не было знанием языка, он по-прежнему ничего не понимал по-итальянски. Это было другое, более важное и весомое знание: сути текста, а не значений составляющих его слов.
Значит, Давид, значит, гексаграмма. Он взглянул на пантакль, прочно занявший место на его столе. «Гексаграмма — соединение, сочетание мужского и женского начал, огня и воды, представленных соответствующими треугольниками. Звезда Давида — статичное равновесие двух энергий». Да, про треугольники он уже всё раскопал. Разве что вот: «В иудаизме треугольники трактуются как Бог, Человек, Мироздание (восходящий) и Творение, Откровение, Избавление (нисходящий), а весь знак в целом как „Звезда спасения“».
