Энн Райс - Мумия

Ответа не было. Рамзес медленно снял головной убор и провел рукой по волосам. Почему-то этот жест сделал его еще более неотразимым. Библейская фигура с развевающимися волосами в развевающихся одеждах. Джулия почувствовала, что сходит с ума, и слезы вновь подступили к глазам.

– Ты понимаешь, что говоришь?

– Если опасно допивать его, найди какое-нибудь безлюдное место в пустыне, выкопай глубокую яму и вылей его туда. Избавься от него.

– Позволь мне задать тебе один вопрос.

– Нет. – Джулия снова отвернулась и закрыла руками уши. В зеркале она увидела, что Рамзес стоит совсем близко. И снова почувствовала, что ее мир разрушен, что свет ее жизни поглотила мрачная тьма.

Он ласково взял ее за руки и отнял их от ушей. Посмотрел в глаза и прижался к ней всем телом.

– Джулия, прошлой ночью… Если бы я не пошел с эликсиром в музей, если бы я не вылил его на останки Клеопатры, если бы вместо этого я предложил его тебе, ты бы согласилась выпить его?

Джулия не хотела отвечать. Рамзес крепко сжал ее запястье и повернул к себе.

– Ответь мне! Если бы я никогда не увидел ее там, лежащей под пыльным стеклянным колпаком…

– Но ты увидел.

Джулия собиралась держаться стойко, но он начал целовать ее – грубо, отчаянно, гладя лицо и шею. Он твердил ее имя как молитву. Он бормотал что-то на древнем египетском языке – она не понимала ни слова. А потом тихо сказал на латыни, что любит ее. Он любит ее. Это прозвучало и как объяснение в любви, и как мольба о прощении – Джулия поняла, как сильно он страдает. Он любит ее. Он сказал это так, будто только что сам понял это. Она не смогла удержаться от слез. И это привело ее в ярость.

Джулия отстранилась. Потом поцеловала его и спрятала лицо у него на груди, позволяя ему снова сомкнуть объятия.

– Как она выглядит? Рамзее вздохнул.

– Она красива?

– Она всегда была красивой. Красивой и осталась. Она – та самая женщина, которая обольстила и Юлия Цезаря, и Марка Антония, и вообще весь мир.

Джулия напряглась и вновь отстранилась от него.

– Она такая же красивая, как и ты, – сказал Рамзес. – Но ты права – это не Клеопатра. Это незнакомая женщина в теле Клеопатры. Из глаз Клеопатры смотрит чудовище, которое, чтобы добиться своей гнусной цели, использует ум Клеопатры.

Что еще сказать? Что ей делать? Он сам во всем виноват, с самого начала. Джулия высвободилась из его объятий, села на стул, уперлась локтями в спинку и прижалась лбом к руке.

– Я найду ее, – сказал Рамзес. – Я исправлю свою чудовищную ошибку. Я снова отправлю ее во тьму, из которой вызволил. Она будет недолго мучиться. Она просто уснет.

– Какой ужас! Нужно найти другой выход… – Джулия разразилась рыданиями.

– Что я сделал с тобой, Джулия Стратфорд? Что я сделал с твоей жизнью, с твоими мечтами и устремлениями?

Джулия вынула из кармана носовой платок и приложила его ко рту, заставив себя прекратить идиотские рыдания. Вытерла нос и подняла на него глаза – на высокого красивого мужчину с трагическим выражением лица. Он мужчина, самый обыкновенный мужчина. Да, бессмертный, бывший когда-то царем, всегда – учителем, но все же человек, такой же, как все люди. Которые ошибаются. Которые любят.

– Я не могу жить без тебя, Рамзес, – сказала Джулия. – Нет, могу. Но не хочу. – Так, теперь плачет он. Если она не отвернется, у нее опять польются слезы. – Обычная логика в нашем случае непригодна, – продолжила она. – С этим существом ты ошибся. Ты оживил его, а теперь хочешь подвергнуть мучениям, собираясь похоронить заживо. Я не могу… не могу…

– Поверь, я сделаю все безболезненно, – прошептал Рамзес.

Джулия не могла говорить, не могла смотреть на него.

– Скажу тебе еще кое-что. Лучше ты узнаешь сразу, чтобы не было неразберихи. Генри мертв. Клеопатра убила его.

– Что?!

– Эллиот привел ее в жилище Генри в старом Каире. Он следил за мной в музее. А когда меня схватили солдаты, Эл­лиот отвел ее туда, и там она убила и Генри, и его женщину, Маленку.

Джулия покачала головой, и снова ее руки потянулись к ушам. То, что она знала о Генри, о смерти своего отца, о покушении на ее собственную жизнь, почему-то потеряло сейчас значение. Она испытывала один только ужас.

– Поверь мне, я найду безболезненный способ. Я должен это сделать, чтобы невинная кровь больше не проливалась. Я нe смогу успокоиться, пока этот кошмар не кончится.

– Мой сын не оставил никакой записки? – Эллиот не собирался покидать кожаное кресло и джин. Но он знал, что, перед тем как напиться, нужно позвонить Алексу. И он попросил телефонный аппарат. – Но он не мог никуда уйти, не предупредив меня. Хорошо. А где Самир Айбрахам? Вы можете дозвониться до его номера?

– Он в номере мисс Стратфорд, сэр. В двести третьем. Он просил, чтобы ему пересылали все сообщения. Позвонить? Сейчас одиннадцать часов, сэр.

– Нет, спасибо, я поднимусь сам.

Джулия наклонилась над мраморной раковиной и умылась холодной водой. Ей не хотелось смотреться в зеркало. Она медленно вытерла полотенцем глаза и, обернувшись, увидела, что Рамзес ушел в гостиную. Оттуда доносился приглушенный бас Самира:

– Конечно, я помогу вам, сир. Только с чего мы начнем?

В дверь отрывисто постучали.

Рамзес скрылся в спальне, Самир вышел в коридор.

Это был Эллиот. Их глаза встретились только на миг, потом Джулия отвела взгляд: не в силах осуждать его, смотреть на него она все же не могла.

Джулия подумала: он тоже приложил к этому руку. Он все знает, он знает даже больше, чем она. Как отвратительна эта кошмарная история!

Она направилась в гостиную и уселась на стул в дальнем углу.

– Я пришел по делу, – сказал Эллиот, глядя на Рамзеса. – У меня созрел кое-какой план, и мне требуется ваша помощь. Но перед тем как изложить свой план, хочу напомнить, что вам крайне опасно находиться здесь.

– Если меня найдут, я опять убегу, – пожав плечами, сказал Рамзес. – Ну и какой у вас план?

– Я хочу вывезти отсюда своего сына и Джулию. Что произошло после того, как я ушел? Вы мне расскажете?

– Она именно такая, как вы и говорили. Сумасшедшая, страшно сильная и опасная. Только теперь она здорова. С ее телом все в порядке. И у нее теперь небесно-голубые глаза, как у меня.

– Ага.

Эллиот погрузился в молчание. Похоже, ему стало очень больно, он даже задержал дыхание, чтобы превозмочь эту боль. Джулия вдруг поняла, что он пьян, здорово пьян. Она впервые видела его в таком состоянии. Он был расстроен, взволнован и пьян. Потянувшись к бокалу Самира, наполовину наполненному коньяком, Эллиот рассеянно выпил.

Самир спокойно шагнул к маленькому бару в углу гостиной и принес ему бутылку.