ты, всё в порядке, всё хорошо, я же с тобой! И все наши… Варюш, ты не молчи только! Никто тебя не тронет, у Валерки топор, у меня кирпич в рюкзаке, отобьёмся!» – пошутил Саша, и Варя наконец улыбнулась.
– Ннн…ничего. Холодно просто. Я… пойду. Я шорты взяла, переоденусь (с Варькой не соскучишься, в холодрыгу такую – шорты! И ведь не шутит, по глазам видно).
– Ну, ещё бы не холодно, ты ж вся мокрая, хоть выжимай! Чего испугалась-то? Давай-давай, выкладывай.
Саша взял Варину безвольную руку в свои и слегка сжал. Рука была ледяная. Купаться, что ли, ходила? В Вондиге?! Там что летом, что зимой. Впрочем, с неё станется… Девочка ещё та.
– Нн-нет. Ничего я не испугалась, у меня у самой кирпич, я гулять ходила! – «сморозила» Варя, и Саша покатился со смеху.
– С кирпичом гулять пошла, и у тебя его отняли. Всё с тобой ясно. Наша Варя в речке скачет, а кирпич по ком-то плачет! – нёс напропалую Саша, думая только об одном: сейчас главное, её успокоить, чёрт-те что с девчонкой творится, а ведь нервы железные.
– Кирпич-то зачем в двухдневку? Это ж ребята носят, да и то… Поди у них проверь. А девчонки в однодневные только. Как же ты шла-то?
Варя пожала плечами.
– Нормально.
(Всё же какой-то ответ. Вроде в себя приходит).
– А чего бежала-то? Аж лес трещал. Слышу, ломится кто-то к лагерю, я думал медведь. Медведица то есть, – поправил сам себя Саша.
– Нет там медведей, – зачем-то возразила Варя.
– Так ты не от медведя убегала? А от кого? – допытывался Саша. В другое время Варя нашлась бы с ответом, но она была слишком напугана случившимся, поэтому сказала правду:
– Не от медведя. Там туман. Я посмотреть пошла, просто так… а там туман, – объяснила Варя. Как ни странно, Саша её понял. С полуслова!
– Белую Деву видела, – утвердительно сказал Саша.
– Да. А ты откуда знаешь?
– Её здесь многие видели…
– А ты видел? Встречал?
– Видел – был ответ.
– Ну и как? Познакомились? Она к тебе не слишком приставала? – пришла в себя Варя.
– Да никак. Нормально всё. Она, если уходишь, никогда не догоняет. Не преследует, – буднично сказал Саша, словно говорил о чём-то обыденном.
– А если не убегать? Если позволить ей… подойти? Что тогда будет? – с замиранием сердца спросила Варя.
– Не знаю. Я не пробовал, что я, дурак, что ли?
– А всё-таки? – упорствовала Варя («Ну всё, Белой Деве кранты, раз Варька заинтересовалась… Скажи ей сейчас – пойдём туда, пойдёт ведь! Белая Статуя как Варьку увидит: лицо бледное, космы как у русалки висят, джинсы мокрые – сама испугается!»)
– Не знаю я! И никто не знает. Никто её близко не подпускал, улепётывали все. Она высокая такая… Дураков нет! – заключил Саша.
Варя молчала. Саша взглянул на неё, мокрую и несчастную, не похожую на саму себя, и подчиняясь внезапному порыву, крепко стиснул мокрые плечи.
– Варь, ты даёшь! У тебя плечи железные!
– Ах, это… Это я днём в институте учусь, а по ночам вагоны разгружаю. Шучу. Гантели и пилокс. А ты поверил – про вагоны? Я по лицу вижу, что поверил. Дурак ты, Сашка… Я там чуть не умерла, а ты…меня пугаешь, – всхлипнула Варя.
– Ты главное не бойся. Она ж за тобой не бежала, хотя запросто догнать могла. Запросто! – повторил Саша, глядя в Варины застывшие глаза. – Ты не бойся. А если тебе… надо, так далеко не ходи. Народ спит, семи ещё нет (подъём всегда в семь, складываем палатки и укладываем рюкзаки, на завтрак каша, чай и свежий воздух, в восемь тридцать выходим. Группа «строгого режима», нарушителей Сашка второй раз не приглашает. Но сегодня будет по другому: до обеда днёвка, волейбол, Вондига… После обеда – выходим). – Все спят ещё, ты далеко-то не ходи…
Сашка попал, что называется, в яблочко, но получилось не обидно и без насмешки. У него всегда так получается. Варя залилась румянцем и поспешно отвернулась. Но Саша уже исчез за деревьями, бросив на ходу: «Я к роднику спущусь, за водой, будем с тобой кашу варить. Она сюда не придёт, не бойся!»
Саша, Саша… Хороший, добрый, настоящий друг. Свой в доску! С тобой мне не страшно, отобьёмся… И кашу сварим, я масло вологодское принесла, целую пачку! А на большее не рассчитывай, со мной «каши не сваришь», с кашей только помогу.
…Варя стояла между палаток (Саша сказал, что к лагерю Белая Дева не придёт, но кто знает, что ей взбредёт в голову, она ведь женщина) и смотрела не отрываясь – туда, где за деревьями плавал кисельно-бесформенный туман. Обыкновенный утренний туман, который потихоньку таял под солнечными лучами («Может, шорты достать… Не идти же в мокрых джинсах!»).
Она смотрела на туман как зачарованная, не в силах отвести взгляда, пока не вернулся Саша с двумя котелками воды: для каши и для чая. Валерка принесёт третий, «технический» – миски мыть и котлы, с этим у них строго, грязные миски никогда не кладут в рюкзак, котлы начищают до блеска.
Вдвоём они сварили кашу, которую все с аппетитом съели, посыпав земляникой. Потом спустились к водопаду и окунулись в родниковую Вондигу. При этом Костя ухал как филин, Валерка рухнул в воду с диким криком Тарзана, Саша «скромно» промолчал.
Посовещавшись, девчата решили повторить «подвиг Александра Самолётова», но у них не получилось, а Валерка комментировал…
«Ввва-ва-ва» – это Люба, никак «Вау» не выговорит.
«Мама-мама-мама…Мама!» – это Леночка, «Мамма миа» спеть пытается.
Невозможные ругательства сквозь сцепленные зубы – это Варя, она никогда не скажет такое вслух, разве что в ледяной колючей Вондиге. – «Варь, ты говори, не стесняйся, тут все свои…»
С упоением играли в волейбол (пока наконец не согрелись), потом собирали в поле дикую мяту и слушали походные байки, которые травил Костя.
День прошёл «содержательно» и суматошно-весело. После обеда складывали палатки и жгли в костре мусор – пора было двигаться в путь. Теперь поляна выглядела так же, как вчера, когда они сюда пришли. Аккуратно поставленные «на попа» дрова (ребята с утра нарубили), прислоненные к сосновому стволу, чтобы не отсырели. Примятая трава на месте палаток (она потом встанет). Кострище с залитыми радоновой водой углями. Варя оглянулась в последний раз – уходить всегда грустно.
– А мы ещё вернёмся! – объявила Люба голосом Ирины Муравьёвой из фильма «Москва слезам не верит», и все радостно заржали. Не смеялась только Варя. Какая-то мысль не давала ей покоя, и Варя никак не