всё время ушло на уборку дома и улицы, а потом и на чтение книги. Буквы плыли и переплетались, строки ускользали, и наутро она уже ничего не помнила.
Никакого внимания. Все силы – на борьбу с гостями.
– Ох, чёрт.
Джей пришлось опереться о стену дома. Дрожали руки, дрожали веки – и мир задрожал вместе с ними, осыпаясь каменными осколками на её сердце.
Она вдруг заметила в сухой земле что-то чёрное и перенесла на это всё своё внимание. Оно не шевелилось. Джей наклонилась, едва удержавшись на ногах, и увидела иссохший труп червя.
– Тьфу.
Ладно, Джей. Соберись. Ты же не хочешь закончить как Лина – трусливо сбежать, оставив Белую Землю на растерзание гостям? Не хочешь, верно?
– Ну выходите уже! – закричала Джей, и крик её, наверное, могли бы услышать даже в лесу. Если там ещё остался кто-то живой.
Отец мог бы выжить в лесу, если бы хотел? А мог бы превратиться в фею и оставить все беды навсегда?
Действовать надо было решительно. Как учил её отец: десять глубоких вдохов и выдохов, пока не почувствуешь, как ослабевает тревога и крепнет тело. Вот так. Правильно.
Вдыхать сухой воздух было непросто. Интересно, после смерти она станет частью этого сухого, невозможно жаркого воздуха? Наверное, она не хотела бы в нём раствориться – лучше было бы к тому времени уехать из Белой Земли, чтобы не остаться посмертно её частью.
Что за мысли…
Джей сделала первый шаг вперёд. Ноги подкашивались то ли от слабости, то ли от волнения.
Второй шаг. Третий.
Тропинка, дома Блэквеллов и Хоуков – вот так, хорошо, – и уже видна торговая площадь. Здесь даже остались листовки с большими и когда-то красными буквами: «Ярмарка в Белой Земле! Лучшие отвары от простуды, лихорадки. Свежие продукты».
Краска стёрлась и превратилась в бледно-розовые пятна, а листовку наполовину погребли под собой каменные осколки. Её едва-едва колыхал ветер: один порыв, второй, и всё, затишье на несколько часов.
Торговая площадь – большой круг с ларьками и вывесками. Теперь почти все ларьки были разрушены и оседали деревянными обломками на землю.
«Праздничное предложение от семьи Крейн: покупаешь отвар – получаешь в подарок настойку!»
Ещё одна полусгнившая листовка:
«Отдаём растения и отвары почти даром!»
Джей пнула кипу листовок – бело-розовые краски, – торчавших из земли как мухомор. И споткнулась о груду деревянных балок, которыми когда-то был ларёк Полли – лучшее молоко во всей округе.
– Чёрт! – вскрикнула она слишком громко.
Обернулась.
За ней тропинка, три дома и лес – никого. Полусгнившие голые деревья наседали на дома – вот-вот и обрушатся, и тогда их ждёт судьба ларька Полли.
А вот и гости.
Чёрт возьми!
«Джей, доченька, соберись, пожалуйста, мы можем рассчитывать только на тебя, охраняй, жди».
Срочно бежать!
Джей повернулась к домам ремесленников – и побежала так, что голова покрылась потом и волосы прилипли ко лбу. Казалось, солнце проникло в лёгкие и сжигало её изнутри, медленно, но верно, – и она бежала, пока резко не остановилась, едва не рухнув всем телом на стену одного из домов.
У ремесленников были маленькие одинаковые дома, с садами, почти без проёмов, – эта улица всегда казалась ей жуткой. Теперь же она понимала: здесь негде спрятаться. Колея одинаковых строений была ловушкой. Гости нашли бы её слишком быстро.
Хотя стоп!
Джей в панике оглядывала двери и окна, стоя посреди маленькой улочки, соединявшей ряды домов: кто сказал, что надо бежать и прятаться? Вид гостей всегда навевал на неё жуть. Она редко их видела, но всегда чувствовала приближение. И обычно старалась как можно быстрее добраться до своего дома, где они её бы не тронули.
Но теперь – зачем? К чему все эти прятки? Что они ей сделают, хуже, чем сделала с ней жизнь?
Сухой воздух оседал на мокром лице, пропитывая своим запахом влажные сальные волосы, налипшие на лоб, словно остатки жира с обеденной посуды. Кофту можно было выжимать – но она знала, что пот быстро испарится и станет частью Белой Земли.
За домами ремесленников – путь в города. В жизнь. Там, наверное, никто и не знает о проклятии их деревни и гостях, мучивших единственного жителя каждый день.
Их приближение ощущалось как горсть пепла, насильно засунутая в рот. Хотелось отплеваться, вымыть рот с мылом и убежать – но они уже проникли внутрь неё, и даже если она убьёт всех гостей до последнего, это мерзкое ощущение изнутри уже не отмыть.
Оно останется с ней навсегда.
Джей закашлялась. Чем они ближе, тем нестерпимей становилось дыхание. Каждый вдох грозил обмороком. Каждая минута – тепловым ударом.
Сейчас бы исчезнуть и возродиться в детстве. Когда мать ещё не сошла с ума, а Лина не повзрослела и не отдалилась. Открыть окна, невзирая ни на чьи запреты, впустить в свою комнату свежий летний воздух и треск цикад – и танцевать, а потом читать книги, гулять и с интересом и любовью смотреть на далёкие очертания леса. И бесконечно гадать, как же живут лесные феи.
Вместо этого ей приходилось гадать, как скоро придут гости и что она будет делать, когда их увидит.
Шорох. Тихий, едва заметный, но Джей слышала каждое их движение.
Воздух накалился настолько, что она разрешала себе дышать потихоньку и так редко, как это возможно. Всё тело этому сопротивлялось. Вопило и кричало: «Дыши, дыши, дыши, изобрети новый воздух, которым можно дышать без вреда себе».
«Или уезжай уже наконец отсюда, ты видишь, всё пропало, отец не вернётся, не убивай себя здесь».
Гости пришли.
Они стояли сзади, Джей это чувствовала каждой клеточкой своего тела, каждым волосом на голове. Воздух, казалось, шевелился. Она видела, как он мерцает и переливается на свету. Как он темнеет по краям, как горит её лицо.
Сзади неё стояли те, кто виновен в этой засухе и смерти деревни. Единственная жизнь на много километров вперёд. Она и гости.
В заброшенной мёртвой деревне, где никого нет и никогда не будет.
Подул ветер, и Джей прикрыла глаза, пытаясь ухватить этот момент и заставить его остаться с ней на всю жизнь. Сглотнула.
Она знала: они смотрели на неё и ждали. Сверлили своими красными глазами её спину, выжидали, когда она даст слабину и побежит, чтобы догнать её в два мгновения и…
И что? Этого Джей не знала.
Возможно, они следили за ней лишь потому, что им было интересно, когда она наконец сдастся и умрёт.
Ещё один порыв ветра. Они могли идти прямо к ней. Побежать или повернуться – и то и другое казалось смертным приговором.
Они ждали.
Джей сжала кулаки так сильно, что ойкнула от боли. Боль отрезвила. Боль казалась правильной – и, сделав два глубоких вдоха и выдоха, она резко повернулась.
И вздрогнула.
– Боже, нет. Нет, нет, нет, – зашептала она, глядя в глаза, в яркие красные глаза своих соседей, стоявших в начале улицы.
Тётя Блэквелл, Дантон, мужчины-ремесленники, жившие в этих домах… Вся семья Хоуков, их дети.
Дети махали ей рукой, улыбаясь беззубыми чёрными ртами. Они стояли, не создавая за собой теней, и ждали её, загородив дорогу к торговой площади.
– Чего вы хотите? – прошептала Джей, всё ещё сжимая кулаки. Казалось, чем сильнее она их сожмёт, тем в большей будет безопасности.
Но гости убили бы её, и сделали бы это давно и быстро – если бы действительно того хотели.
– Чего вы хотите? – проговорила она громче, всё хуже видя их силуэты от наступающих слёз.
Гости молчали.
– Чего ВЫ ХОТИТЕ? – прокричала она, стараясь не двигаться и смотреть прямо в их красные глаза. Каждому по очереди.
Хоуки уехали первыми – а теперь они стояли здесь, смотрели на неё и ждали.
Тётя Блэквелл больше не угостит её вкуснейшим семейным пирогом. Скорее, затолкает ей в рот горсть пепла и будет кормить, пока она не сдастся и не умрёт.
У-м-р-ё-т. Исчезнет. Испарится.
Ха, не дождётесь!
– Что, думаете, со мной всё пройдёт так легко? Я Джей Крейн, и я не сдамся никогда! Идите к чёрту, ублюдки…
Она тут же пожалела о сказанном, потому что дети заулыбались ещё сильнее, и их чёрные полости-рты раскрылись до невозможного.
Но они стояли. Молчали. Слушали.
Секунда – и мир закрыла мутная
