безумным прозвали. Видать, не зря.
Бродяга кивнул.
– А ты – Элиза Старраг [2], и я видел тебя в висах судьбы.
– И что же ты видел там?
– А этого я тебе не скажу. Поскольку судьба озвученная может счесть себя сбывшейся и начать меняться. А меньше всего я хочу, чтобы ты, моя драгоценная, не сбылась.
Поэт поцеловал ее в лоб, и Элиза ошарашенно позволила ему это сделать, хотя никто другой так близко бы просто никогда к ней не подошел.
А потом встал, как ни в чем не бывало, поставил бокал на ближайший стол, сунул ноги в ботинки – и был таков.
Элиза тяжело вздохнула.
Кеннинги, значит.
Висы.
Безумный МакГанн, предсказатель, вор и убийца, вернулся в Элдер Гроув в канун Бельтайна, и это, конечно же, не случайность.
В судьбу Элиза не верила. Она ее творила всеми возможными средствами и никогда не допускала хоть малейшей осечки.
МакГанн – одна сплошная неизвестная переменная. И это вызывало забытое уже чувство глубоко в груди. Чувство, собирающееся в точке между страхом и предвкушением.
Потому Элиза торопливо накинула на дверь щеколду, перевернула табличку надписью «Закрыто» и поспешила наверх, туда, где ждали ее верные помощники – карты.
Выходило второе гадание за день.
Кофейной гуще Элиза обычно доверяла, и не то чтобы требовались перекрестные гадания, как у некоторых ведьм: здесь гущу проверим на картах, карты на рунах, а руны на тесте из Интернета, ведь в критических ситуациях все средства хороши. Элиза над ними обычно смеялась, а сегодня сама оказалась такой.
Пока задумчиво мешала колоду, нет-нет да и посматривала на телефон. Молчал. Мать, видимо, еще не добралась проверить, она про телефон редко вспоминала, да и к чему он ей, когда любая птица расскажет новости быстрее и достоверней? Матери игры в людей давно надоели, это Элиза все никак, по ее мнению, не наиграется.
Вытащила три карты.
По одной – на проверку утренних предсказаний. Встреча опасная. Две дороги. Пламя до небес.
Вытащила – и глазам не поверила: на всех трех картах одно и то же колесо судьбы мчится, десятый аркан. Но не было у нее в колоде трех одинаковых карт и быть не могло! Личные карты Элизы – старые, потертые, еще от прабабки переходящие в семье от ведьмы к ведьме, давно изученные, проверенные, местами даже крапленные временем…
Не могло такого быть!
Элиза моргнула, но колеса не исчезли.
Потянулась зачарованно к телефону, сфотографировала расклад и кинула отправляться матери. Утреннее сообщение лежало непрочитанным.
Три колеса фортуны все так же мчались Элизе навстречу.
– Тачка какая-то, – пробормотала она вслух. – У чего еще три колеса есть?
Представив встающую у нее на пути гигантскую тачку, объятую огнем, нервно рассмеялась.
Стало быть, вот оно как.
Колесо фортуны – аркан капризный. Летит себе по линиям жизни да судьбу на себя наматывает.
Перемены. Всегда перемены. Элиза ненавидела перемены, ненавидела проклятое колесо, она только осела в Элдер Гроуве, только начала налаживать свой простой ведьминский быт, как снова придется вставать на крыло.
Было бы из-за кого…
Выходит, что было. Из-за рыжего, зеленоглазого, на кота похожего МакГанна по прозвищу Поэт, что явился на порог, как званый – бузиною званный – гость.
Вот и выходит, что судьбу надо в свои руки брать и менять, или она сама возьмет и поменяется, да только как прежде не будет.
Бельтайн, поворотное время, время лихих событий…
Элиза бросила взгляд в окно.
На площади сновали девушки и юноши, то и дело подкладывая дубовые ветки в майский костер – больше, больше! Полыхать будет…
До небес.
Ох.
Вот оно что.
Элиза нахмурилась. Потом встала, смела одной рукой карты в колоду, колоду убрала в шкатулку и торопливо вышла на балкон.
Вот оно что. Костер. Бельтайнский костер, призванный отогнать тьму и впустить в мир свет. Что-то крылось здесь, что-то, что она не могла уловить…
Взгляд уперся в башню – МакГанн, МакГанн, выгнали тебя из башни, как зайца из избушки, выкурили, а кто теперь поселился там, что за лиса?
Элиза поняла, что для того, чтобы схватить колесо и направить куда ей нужно, придется кое в чем разобраться.
Никогда прежде прошлое безумца МакГанна ее не интересовало, как и истории всех прочих горожан, а теперь поди ж ты.
Поищи, расспроси, разыщи, торопись, Элиза, только времени у тебя – до заката…
Элиза торопливо накинула на плечи легкую рубашку и выскочила из лимонадной. Улицы потихоньку снова наполнялись людьми, но уж переживут еще часок без лимонада. Элиза не обеднеет.
Первым делом она, конечно, на площадь пошла – ноги сами понесли. Там на углу стояла букинистическая лавка, и хозяин, старый седой Кон Маккиннон, знал все про всех. Вот к нему и стоило в первую очередь идти.
– Элиза, Элиза! – закричали юноши и девушки, увидев, что она вышла на площадь. – Иди с нами собирать костер!
– Пока не могу, – улыбнулась она. – Но, может быть, позже!
Костер уже поднимался на высоту заброшенной башни МакГанна.
– Элиза! – закричал старик-плотник при виде нее. – Приходи украшать майское дерево!
– Потом, потом, – отмахнулась она.
Лент на майском древе было уже так много, что солнце не находило себе пути между ними и застревало, подсвечивая изнутри.
Ведьма быстро пересекла площадь, пока еще кто-то не вздумал ее окликнуть, и скользнула внутрь полуоткрытой двери с табличкой «букинист».
– Элиза, какой сюрприз! – распахнул объятия Маккиннон. – Не часто увидишь тебя за пределами лимонадной!
– Что поделать, дни стоят жаркие, всем нужен лимонад, – Элиза расцеловала добродушного старика в щеки.
– Ты ведь по делу зашла? – прищурившись, спросил он. – Не верю я, что ты просто так бродишь по магазинам.
– Все-то вы знаете, – шутливо погрозила пальцем. – Я спросить кое-что хотела.
Она села прямо на стопку книг и закинула ногу на ногу.
– Вы же давно здесь живете и всех знаете?
– Допустим, это так, – усмехнулся букинист и отошел в сторонку.
Там, на старой плитке, уже почти закипел чайник.
– И Поэта МакГанна знаете?
– Знаю его, как не знать.
Пока Маккиннон заваривал чай, Элиза рассказала об утренней встрече с МакГанном. Букинист слушал и изредка покачивал седой головой.
– Вернулся, значит, – резюмировал он. – В опасное время вернулся. Не шутки все это.
– Почему в опасное? – спросила Элиза, отпивая из глиняной чашки.
Чай был крепкий, черный и отдавал травами и осенними ягодами, совсем не бельтайнский чай.
– Потому что пропал Поэт аккурат на Самайн. Сама понимаешь, какие слухи по городу ходили.
– А что вообще произошло тогда?
Букинист пожевал губами, глядя куда-то в пространство, поверх ее головы, и пробормотал:
– Произошло… Произошло, что в Самайн происходить должно, то и случилось… – и продолжил более окрепшим голосом: – Это тебе не у меня надо спрашивать. Тебе все расскажет мельникова дочка, Джейн Кирк, она нынче владелица хлебной лавки.
Элиза кивнула.
– А как зовут МакГанна? Не Поэтом же, в самом деле.
– Томасом и зовут, – хмыкнул букинист и вдруг подмигнул.
Ведьма едва не расхохоталась.
Что за клубок судьбы.
Томас, значит. И Джейн.
И в Самайн, значит, произошло.
Вор и убийца, сурово напомнила она самой себе. Потому разобраться надо в том, что произошло на самом деле, а не в древних балладах.
Но из дома букиниста вышла, напевая себе под нос:
Над быстрой речкой верный ТомПрилег с дороги отдохнуть.Глядит: красавица верхомК воде по склону держит путь… [3]
И настолько привязалась к ней мелодия шотландской баллады, что перестать напевать уже не получалось.
– У нас тут, конечно, не речка, а одно название, – веселилась Элиза. – Но какой городок, такие и легенды!
С легендами все обстояло непросто – вся эта история о Томасе Рифмаче, она же не просто так возникла и укоренилась в народных сердцах, что стала во всем мире ярким зеленым знаменем историй о фэйри.
Для кого-то – предостережением, а для кого-то – сладкой приманкой…
Только корни ее уходили далеко в прошлое, в земли шотландского Эркельдуна. И Томас Рифмач, по фамилии Лермонт, – персонаж не мифический, а вполне себе существующий.
Если так посмотреть, то от Элдер Гроува до Эркельдуна рукой подать.
– Да нет же, – вслух произнесла Элиза и сама себе ответила: – Да почему нет?
Ей ли, потомственной ведьме, не знать, что в жизни всякое случается.
Задержалась у лавки со сладостями, купила пару печеных яблок и пошла через всю площадь к хлебной лавке – ловить лису.
Джейн в самом деле напоминала лису.
Рыжая, с волосами чуть ли не до колена, заплетенными в хитроумные косы, с руками по локоть в муке и с веснушачьей россыпью на белом лице. Много тут рыжих, сразу видно – земля любима дивным народцем.
Табличка на двери пекарни гласила, что хозяйничает здесь Джейн Кирк и что она здесь единственная хозяйка. Элиза знала, что та никогда не была замужем, но никогда не задумывалась, почему.
А выходит, стоило бы задуматься.
Вошла, поставила кулек с печеными яблоками на прилавок и широко улыбнулась:
– Привет, Джейн.
Джейн недружелюбно на нее посмотрела.
– Привет-привет, что пришла, ведьма? Смотри, для тебя костер собирают.
Элиза знала: Джейн ее недолюбливает, сторонится и никогда не заходит за лимонадом. Она была из тех, кто считал, что, пока в городе не было ведьм, жилось намного лучше.
– Поговорить зашла. И хлеба купить свежего.
– Нечасто ты ешь хлеб,
