всего шесть часов.
– Вообще-то, – произнесла Фрина, стоя у окна и глядя на улицу, – мне церковный звон даже нравится.
– Ну, это главное, – откликнулся Джеральд. – Но во время медового месяца… сдается мне, он будет нарушать атмосферу.
– Не для меня, – возразила Фрина и добавила: – На улице все так же – ни души.
– Наверное, все разбежались по, как бишь там… питейным заведениям.
– Я вот не в настроении пить. Давай просто погуляем по городу, осмотримся.
– Пойдем. Разбирать вещи не будешь?
– Пока не хочу. Сперва я должна увидеть море.
Такая маленькая демонстрация независимости в ней очаровала Джеральда.
Миссис Паско не было за стойкой, когда они проходили через вестибюль, и сверху донизу гостиница, казалось, была наполнена ничем не нарушаемой тишиной; а вот снаружи колокола, казалось, грохотали и перекатывались прямо над их головами.
– Прямо битва небесного воинства! – весело воскликнула Фрина, повышая голос в попытке перекричать звон. – Как думаешь, море – вон там, внизу? – Она показала рукой в ту сторону, откуда они вышли к гостинице.
– Наверное. Похоже, что улица никуда не ведет. Там должно быть море.
– Давай наперегонки!
Она бросилась бежать, не дав ему даже задуматься. Ничего не оставалось делать, как припустить следом. Джеральд лишь надеялся, что его в этот момент никто не видит.
Фрина резко затормозила посреди улицы и протянула к нему руки. Ее макушка едва доставала до его подбородка. Он понимал, что она молчаливо успокаивает его, дает понять: в его летах неспособность за ней угнаться – ничуть не повод для расстройства.
– Правда, красивое?
– Ты про море?
Стояла безлунная ночь, и мало что просматривалось там, в конце улицы.
– Не только.
– Все, кроме моря. Его-то как раз не видно.
– Зато я его чую. Пахнет морем.
– А я вот ничего такого не улавливаю.
Фрина ослабила хватку на нем и склонила голову, прислушиваясь.
– Колокола звонят так громко, как будто тут у них две церкви.
– Думаю, даже больше. В таких старинных городках – всегда по несколько приходов.
Внезапно его поразило значение своих слов в связи с тем, что она сказала. Он ушел в себя, напряженно прислушиваясь.
– О да, – восторженно протянула Фрина. – Где-то здесь еще один храм.
– Да как такое возможно? Не будут же два устраивать тренировку в одну ночь!
– Говорю тебе, так и есть. Левым ухом я слышу звон одних колоколов, а правым – других.
На улице им так никто и не повстречался. Рассеянный свет газовых фонарей падал на мощеный променад, небольшой, но явно часто посещаемый.
– Похоже, все население города практикуется, – заметил Джеральд, и ощутил дискомфорт от собственных слов.
– Рада за них. – Фрина взяла мужа за руку. – Пошли на пляж, поищем море там.
Они прошли по каменным ступеням, явно познавшим на себе и ласку, и гнев моря. Пляж казался таким же каменистым, как и променад, только мостившие камни здесь были грубее и торчали острыми гранями кверху.
– Пойдем прямо – скомандовала Фрина. – Пока не найдем море, не остановимся.
Если бы Джеральд был предоставлен самому себе, он был бы менее воодушевленно настроен. Камни казались очень большими и скользкими, и глаза, казалось, не привыкли к темноте.
– Кстати, Фрина, – окрикнул он, – ты была права насчет запаха!
– Да, Джеральд, море пахнет вот так.
– Охотно верю, дорогая. – Но он был уверен, что так пахнут гниющие водоросли – и именно из-за них камни под ногами так скользили. С такой интенсивной йодной вонью его обонянию еще не приходилось сталкиваться. Энергии на размышления у него почти не оставалось, и продвигаться рука об руку с ней ему оказалось не по плечу. Они лишь изредка перекидывались словом, и после весьма продолжительной паузы Фрина спросила – полным удивления голосом:
– И где же оно, Джеральд? Что это за морской порт… без моря?
Она продолжила идти вперед, но Джеральд остановился и оглянулся. Он подумал, что расстояние, которое они преодолели, слишком велико, но был поражен, увидев, до чего оно велико. Темнота, несомненно, сбивала с толку, но огни набережной показались ему до ужаса далекими, отодвинувшимися к самому горизонту. В его глазах все еще отражались далекие точки, когда он повернулся и посмотрел вслед Фрине. Он едва мог разглядеть ее. Возможно, без него ей шагалось легче.
– Фрина! Дорогая!
Внезапно она громко вскрикнула впереди.
– Фрина!
Ответа он не услышал.
– Фрина…
Ее более-менее спокойный голос вдруг донесся из мрака:
– Отставить панику. Прости, дорогой, я тут на что-то наступила.
Теперь он точно запаниковал.
– С тобой все в порядке?
– Вроде да.
Спотыкаясь, он поравнялся с ней.
– Здесь пахнет еще хуже. – Странный смрад забил ноздри снизу доверху.
– По-моему, это как раз то, во что я наступила, так пахнет. Я как только ногой увязла – так сразу этот запах пошел.
– И что, бога ради, может так смердеть?
– Прости, – с легкой иронией повторила она. – Пошли отсюда.
– Давай вернемся, хорошо?
– Давай, – согласилась Фрина. – Но должна тебя предупредить, все это ужасно разочаровывает. Я считала, что в приморские достопримечательности должно входить море.
– Весь этот город разочаровывает, – протянул Джеральд, глядя, как супруга скребет краем одной из туфель о камни в попытке счистить какую-то грязь. – Я тут вообще ничего хорошего не нахожу. Виноват, Фрина. Поехали куда-нибудь еще.
– Мне нравятся здешние колокола, – осторожно заметила она. Джеральд оставил ее замечание без ответа. – И я не хочу проводить медовый месяц там, где ты уже бывал.
Над пустынным мрачным пляжем пронесся звон. Теперь звук, казалось, обволакивал супругов со всех сторон.
– Похоже, все церкви тут практикуются одновременно. Отдуваются за одну ночь, – пошутил Джеральд.
– Так продлится, пока один приход другой не перезвонит, – предположила Фрина.
– Осторожнее, дорогая. Не подверни ногу.
Шум, когда они достигли маленькой грубой набережной, был таким, что наводил на мысль, что Фрина не шутила.
Вход в кофейню при гостинице «Белл» оказался настолько низок, что Джеральду пришлось пригнуться, проходя под бревенчатой притолокой.
– К чему такое название? – насупилась Фрина, прочтя вывеску. – В прейскуранте же сказано – кофе здесь подают исключительно в гостиной.
– Наверное по принципу lucus а non lucendo [6].
– Это все объясняет. Где сядем?
Джеральд нахмурился при виде настенного светильника – по сути, просто лампочки, ввинченной в допотопный патрон. Откуда в подобных местах эта страсть к тусклому свету, к маломощным лампочкам? Не может же все объясняться одной только экономией.
– Принцип lucus а non lucendo в том, чтобы белое называть черным.
– Не совсем, – донесся голос из полумрака. – Как раз наоборот. У «black» имеется очень древний корень, означающий «to bleach» [7].
Только теперь супруги увидели невысокого мужчину, сидевшего
