Ознакомительная версия.
Змея сразу неподвижно застыла. Если бы не злобно горящие в полумраке глазки, ее можно было бы принять за каменное изваяние.
— Заметьте, — сказал Хаддо. — Это именно то чудо, которое Моисей сотворил перед фараоном.
Араб достал тростниковую дудочку, похожую на свирель козлоногого бога Пана, мелодия которой некогда сопровождала на холмах Греции танцы дриад, и стал насвистывать странный тягучий мотив. Внезапно змея очнулась от оцепенения, вздернула головку, и ее свернувшееся в кольца длинное тело начало приподниматься, пока не вытянулось вверх, опираясь лишь на хвост. Тогда пресмыкающееся принялось ритмично раскачиваться из стороны в сторону.
Оливер Хаддо, как зачарованный, следил за происходящим. Он подвинулся ближе и впился глазами в заклинателя. Маргарет в ужасе отшатнулась.
— Не бойся, — шепнул Артур. — Эти люди работают только с теми змеями, у которых удалены ядовитые зубы.
Оливер Хаддо обернулся и пристально вгляделся в него. Казалось, он изучал Артура.
— Этот человек может заклинать змей потому, что не прибегает ни к каким ухищрениям и лекарствам. Он и так защищен от самых опасных змеиных ядов.
— Вы так считаете? — спросил Артур.
— Мне довелось присутствовать при гибели самого знаменитого заклинателя змей из Мадраса. Он умер через два часа после того, как его укусила кобра, — ответил Оливер. — Ходило много рассказов о его храбрости; я как-то попросил одного моего друга познакомить меня с ним. Когда мы пришли, его не было дома. Решили подождать, и вскоре он появился с несколькими приятелями. Мы сказали, что хотелось бы увидеть его манипуляции со змеями.
Он был пьян, вернулся со свадьбы, но согласился, послал за змеями и продемонстрировал нам чудеса, о которых этот наш араб никогда и не слыхивал. Под конец он достал из своего мешка большую кобру и начал играть с ней. Вдруг она метнулась к его подбородку и оставила там две метки, похожие на булавочные уколы. Чародей отпрянул. «Я конченый человек», — прошептал он. Присутствовавшие хотели убить кобру, но несчастный остановил их. «Пусть живет, — махнул он рукой. — Она сможет служить другим людям моей профессии, хотя мне больше не нужна. Ничто не может меня спасти». Его друзья и другие заклинатели собрались вокруг него и помогли сесть в кресло. Через два часа он умер. В сильном опьянении он забыл произнести некоторые заклинания, и это его погубило.
— Вы владеете великолепной коллекцией небылиц, — усмехнулся Артур. — Но мне все же хотелось бы иметь более убедительные доказательства ядовитости именно этих тварей.
Оливер повернулся к заклинателю и о чем-то перемолвился с ним по-арабски. Потом ответил Артуру:
— У этого человека есть очковая змея, которую вы, ученые мужи, знаете под именем Cerastes. Это самая ядовитая из всех египетских змей. Обычно ее называют «Аспид Клеопатры», поскольку именно такая была прислана любовнице Цезаря в корзине с винными ягодами, чтобы Клеопатра не смогла увидеть триумф Августа.
— Что вы собираетесь делать? — спросила Сюзи.
Хаддо улыбнулся и не ответил. Войдя в центр круга, мистер Оливер опустился на колени и пробормотал несколько арабских слов, которые доктор Поро тут же перевел:
«О, змея, я заклинаю Тебя великим, всемогущим Богом, появись. Ты лишь змея, а Бог Могущественнее всех змей. Подчинись моему приказу и появись».
Дрожь прошла по мешку из овчины, и через мгновенье оттуда высунулась голова, а затем, извиваясь, выползло и гибкое тело гада. Змея была светло-серого цвета, над глазами возвышался рог. Она легла, свернувшись в клубок.
— Узнаете? — обратился Оливер к доктору.
— Узнаю.
Заклинатель не шевелился. Женщина, сидевшая в полу мраке дальнего угла, перестала барабанить. Хаддо схватил змею и открыл ей пасть. Мелькнули ядовитые клыки, и челюсти сомкнулись на обнаженной руке. Артур напряженно ожидал вскрика боли, но Хаддо даже не поморщился. Змея болталась на его руке, извиваясь всем телом. Он произнес арабское заклинание. И вдруг, как капля воды с крыши, змея упала на землю. Брызнула кровь. Хаддо трижды поплевал на кровоточащую ранку, пробормотав несколько слов, которые его спутники не могли расслышать, и трижды коснулся следа от укуса пальцами. Кровотечение прекратилось. Он протянул Артуру руку.
— Перед вами то, что хирург наверняка назовет исцелением первичным натяжением, — сказал он.
Бардон был поражен, но Хаддо раздражал его, и он не желал признать, что в остановке кровотечения было что-то чудесное.
— Вы еще не доказали, что змея ядовита.
— Я еще не закончил, — улыбнулся Хаддо.
Он опять повернулся к арабу, и тот что-то приказал женщине. Не произнеся ни слова, она вытащила из ящика, стоявшего неподалеку, белого кролика. Подняла его за уши, и тот задрыгал лапами. Хаддо положил его перед змеей. Прежде чем кто-либо успел шевельнуться, змея метнулась вперед и, как молния, поразила кролика. Бедный зверек коротко вскрикнул, по его тельцу прошла волна судороги, и он упал замертво.
Маргарет с воплем вскочила на ноги.
— О, как жестоко! Как отвратительно жестоко!
— Ну, теперь вы убедились? — холодно спросил Хаддо. Женщины поспешили к выходу. Им было страшно и противно. Оливер Хаддо остался один на один с заклинателем.
Доктор Поро пригласил Артура прийти в воскресенье с Маргарет и мисс Бойд к себе, он жил на острове Сан-Луи, и влюбленные решили по дороге к доктору заглянуть на часок-другой в Лувр. Сюзи, которой они предложили сопровождать их, предпочла явиться в гости самостоятельно.
Чтобы избежать толп, осаждавших в воскресные дни картинные галереи, Бардон и его невеста пошли в ту часть Лувра, где стояли античные скульптуры. Здесь было сравнительно пусто, в длинных залах царила та умиротворяющая атмосфера, которая бывает там, где собраны произведения искусств. Маргарет испытывала какое-то новое для себя чувство и, хотя не могла проанализировать его, как сделала бы это Сюзи, любившая предаваться рефлексии, оно странным образом возбуждало ее. Она как бы возвысилась над суетностью, была охвачена ощущением свободы, столь же восхитительным, сколь и не поддающимся анализу. Артур раньше не интересовался искусством, пока увлеченность Маргарет не открыла ему, что существует такая сторона жизни, о какой он и не подозревал. Хотя прекрасное мало что говорило его практичной натуре, любя Маргарет, он хотел понять, что же так восхищает ее в произведениях художников, доводя порой до упоительного экстаза. Поэтому покорно брел вслед за ней, внимательно и уважительно выслушивал ее восторженные высказывания. У греков ему нравилось безупречное знание анатомии. Один из мраморных атлетов надолго привлек внимание хирурга, поскольку мускулатура его была изображена скульптором с такой же точностью, как на иллюстрациях в учебнике хирургии. Когда Маргарет говорила о божественном спокойствии греков, об их радостном жизнелюбии, он поражался ее уму, хотя, услышав такие рассуждения от мужчины, почувствовал бы раздражение.
Ознакомительная версия.
