Нет. Жалеть только здоровых. Жалеть – людей.
Олег прижал ствол ко лбу, усеянному старческими пятнами, и зажмурился.
Трудно первый раз. Потом будет легче.
– Добрый день, – услышал он слабый голос и от неожиданности чуть не выстрелил.
В глазах у старика не было ничего, кроме тоски.
– Вы хотите меня убить? А вы сможете? Вы правда сможете? – отстраненно спросил он, и Карпов поверил бы в его равнодушие и, наверное, смог бы, если б только не этот взгляд…
Старик не шевелился, но он не спал, а смиренно ждал ответа. Ветер раздувал его выцветшие волосы, и Олег только сейчас заметил, какая вокруг тишина. И еще он представил, каково на морозе без шапки. Бросив пистолет, он побежал за ушанкой. Та, подхваченная порывом, катилась к центру города, и Карпову вдруг почудилось, что во всём Оконечинске остались только два живых существа – он и этот головной убор.
Когда Олег вернулся, старик уже заснул.
– Я не смогу, не смогу… – пробормотал Карпов, опускаясь на заснеженный асфальт.
Он почувствовал, что плачет, и утерся рукавом. Кудрявый отворот с маленькими серыми льдинками поцарапал переносицу, и тогда Олег заревел по-настоящему. Голося на всю улицу, он ползал перед стариком, а после, окончательно впав в истерику, лежал на тротуаре и бился лбом о дедовы валенки, пока не понял, что тот зашевелился.
– Добрый день.
– Будь всё проклято! – заорал Олег.
Вскочив, он понесся к заводу.
Еще есть Валерка. Валерка!.. С которым ничего подобного случиться не может. С кем угодно, только не с ним!
Чем ближе был центр, тем больше истуканов попадалось на улицах. На Олега всё так же не обращали внимания, и это бесило. Вскоре им овладела веселая неистовая ярость.
– Эй! Я уже здесь! – вопил он, приближаясь к очередному перекрестку. – Я уже иду! Всем команда «добрый день»! Глухие вы, что ли? Алло! Рота, подъем!!!
До завода он добрался к пяти, злой и совершенно осипший.
– Вале-ер! – позвал Карпов, но получилось так тихо, что он сам едва расслышал.
Вахтерша, в прошлом бойкая тетка, была похожа на мешок с картофелем. Олег сунул в рот сигарету и перепрыгнул через турникет.
Заводоуправление казалось не просто заброшенным, а разбитым и разграбленным. Даже когда работа в цехах останавливалась, здесь всё продолжало бурлить: кто-то бегал по коридорам, звонили телефоны, директор громогласно объяснял инженерам, кто на заводе хозяин, поэтому Карпову было вдвойне странно видеть пустые кабинеты.
– Лю-уди-и! – прохрипел он.
Из-за двери выглянул взъерошенный Валерий.
– Олег?
– Вот… на работу пришел, – Карпов пожал плечами. – Опоздал маленько.
– Почему ты не в клубе?
– Зачем мне в клуб?
– Праздник.
– Ах, пра-аздник! – взорвался Олег. – А что празднуем? Что?! – он подбежал к Валерию и, схватив его за грудки, встряхнул. Тот даже не пытался высвободиться, и Карпов начал его раскачивать, как обильно родившую яблоню. – Где праздник, где? На улице?! По-твоему, это праздник? Ты еще вчера был нормальным! Что случилось? Что с тобой сделали?
– Идем.
– Ты… меня отведешь? – спросил Олег, не отпуская его пиджака.
– Да, – в Валерином голосе послышалась железная уверенность в том, что всё происходящее – правильно.
«Чему быть, того не миновать, – бессильно подумал Карпов. – Всё равно мне не выжить в этом городе».
Он почувствовал, как остатки воли покидают его, заставляя кулаки разжиматься, а ноги – плестись вслед за Валерой.
Через некоторое время они подошли к Дому культуры со знакомой статуей. Лопата была облеплена снегом, а безликий рабочий выглядел изможденным, словно весь день убирал улицу.
– В подвал? Или вы уже не прячетесь? – осведомился Карпов.
– «Вы»? – повторил Валера, но больше ничего не сказал.
В зале на пятьсот мест было пусто, тепло и покойно.
– Ну? – с нетерпением выдохнул Карпов. – Где?
– На сцене.
Олег взбежал по высоким ступенькам, но там тоже ничего не было.
– Ты ожидал увидеть что-то другое? – спросил Валера.
Да, Олег ожидал. Кресло с кожаными захватами, столик со шприцами и ампулами, на худой конец – таблетку. Тем не менее он был уверен, что его привели в то самое место, где здоровый становится больным.
– Смотри под ноги, – предупредил Валера.
На полу лежала квадратная черная плита, казавшаяся неимоверно тяжелой. Олег догадался: достаточно на нее подняться, и всё закончится, и начнется новое – непостижимое. То, чего его нынешний разум не способен ни принять, ни оценить, ни осмыслить.
Олег достал сигарету и закурил. Потом аккуратно потушил окурок и загнал его в щель между половицами.
– Что ж, последнее желание исполнено. Зрители могут занимать места в партере и бельэтаже, – заявил он.
– Откуда столько пессимизма, Пионер?
– Вы перепутали текст, милейший. В нашей драме нет ни пионеров, ни бойскаутов – только палач и жертва. И поверженное человечество в роли массовки. Ладно, кончай балаган. Так залезать или разуться?
– Ты не помнишь? – удивился Валера.
В сумрачной глубине зала открылась дверь запасного выхода, и в ярко-желтом квадрате появилась знакомая фигура.
– Папа?! – воскликнул Олег.
Он боялся обознаться. Он понимал, что это невозможно, ведь батя болен и вряд ли смог бы приехать в Оконечинск самостоятельно.
– От эмоций нужно избавляться, Пионер, – сказал отец.
– Почему ты меня называ…
– Подготовка завершена, – объявил тот, кого раньше звали Валерой. – Транспорт готов.
Транспорт. Вслед за этим словом из омута памяти всплыло и назначение устройства, которое Карпов принял за чугунную плиту. А еще через секунду и дурацкий «Пионер» из пустого звука превратился в имя собственное. В его собственное имя.
Озарение стремительно рассеивалось, оставляя Карпова в тяжелой, как каменная глыба, действительности.
Валера с отцом переглянулись.
– Просыпайся, Пионер, просыпайся. Время Рапорта.
Как же он устал от этого кошмара…
Олег презрительно сплюнул на черную платформу. «Транспорт»?.. Кусок железа! Что он здесь делает? Ах, да, это его эшафот. Можно начинать.
– Пионер, ты всех задерживаешь.
Батя.
Как он сюда попал?
И почему так рано активирован транспорт?
В какой-то момент ему показалось, что наваждение отступает, и он взял себя в руки.
– Координатор, нельзя ли на этот раз без меня? Формулу Рапорта я знаю наизусть, – сказал Карпов.
– Ты обязан присутствовать. Идем, Пионер.
У Дома культуры собрался весь Оконечинск, люди были напряжены и сосредоточены. Отец взошел на постамент. Его голос и без того достигнет каждого, где бы тот ни находился, но, похоже, Координатор не смог подавить в себе некоторые поведенческие стереотипы.
