и только потом до меня доходит, что его губы касаются моего тела, а я ничего не делаю для того, чтобы остановить его.
Он отстраняется от меня.
Но глаза у меня не открываются.
Он дотрагивается кончиком пальца до моей нижней губы.
Он обводит пальцем контур моего рта, потом проводит по линии между губами, и губы у меня раскрываются сами, хотя я их ни о чем не просила, и тогда он еще теснее приближается ко мне. Я чувствую, что он уже совсем близко, он наполняет собой воздух вокруг, и вот уже рядом со мной больше нет ничего, только он один и легкий аромат свежего мыла и еще чего-то неопределяемого, чего-то сладкого, чего-то горячего, того, что имеет именно его запах. Он принадлежит ему, и теперь мне кажется, что его самого вылили в бутылку, и я тону в ней, я даже не сознаю того, что сама прижимаюсь к нему, вдыхаю запах его шеи, и только потом обращаю внимание на то, что его пальцы больше не путешествуют по моим губам, потому что они уже переместились мне на талию, и он говорит:
— Ты… — Причем он шепчет это слово, один звук за другим. Он вжимает в меня это слово, а потом замолкает, будто колеблется и не знает, стоит ли ему продолжать.
Но потом.
Еще мягче.
Его грудь вздымается с еще большим напряжением. Он почти задыхается и произносит еще три слова:
— Ты разрушаешь меня.
И я рассыпаюсь на кусочки прямо в его руках.
Мои кулаки полны счастливых монеток, а сердце превратилось в музыкальный автомат, требующий очередную денежку, а в голове вертится мелочь из кармана орел-решка-орел-решка-орел-решка…
— Джульетта, — говорит он, при этом он так нежно произносит мое имя, что я почти не слышу его. Это как будто он выливает расплавленную лаву мне на ноги и на руки, а я и не знала, что смогу сама расплавиться до смерти.
— Я хочу тебя, — говорит он. И добавляет: — Я хочу тебя всю. Я хочу, чтобы ты была изнутри меня и снаружи меня, я хочу, чтобы у тебя перехватывало дыхание и чтобы все тело сладко ныло от боли так же, как ноет мое. — Он говорит все это так, как будто у него в горле застряла зажженная сигарета, как будто он собирается погрузить меня в теплый мед, и он произносит: — Это никогда не было тайной. И я от тебя ничего не скрывал. Я никогда не делал вид, что мне нужно нечто меньшее.
— Ты… ты же говорил, что тебе нужная моя д-дружба…
— Да, — подтверждает он и шумно сглатывает. — Говорил. И говорю сейчас. Я действительно хочу, чтобы ты стала моим другом. — Он кивает, и я чувствую движение воздуха между нами. — Я хочу быть другом, в которого ты безнадежно влюбишься. Таким другом, которого ты заключишь в объятия и заберешь к себе и в постель, и в свой персональный мир, заключенный в твоей голове. Вот таким другом я хотел бы для тебя стать, — говорит он. — Таким, который запомнит и все твои слова, и контур твоих губ в тот момент, когда ты их произносишь. Я хочу узнать каждый изгиб твоего тела, каждую родинку и веснушку на нем, Джульетта…
— Нет! — Я чувствую, что мне не хватает воздуха. — Не надо… н-не говори так…
Я-не-знаю-что-я-буду-делать-если-он-будет-продолжать-так-говорить-я-правда-не-знаю-что-со-мной-будет-и-я-больше-не-доверяю-сама-себе…
— Я хочу знать, где лучше дотрагиваться до тебя, — говорит он. — Я хочу знать, как именно дотрагиваться до тебя. И как убедить тебя, чтобы ты подарила одну улыбку именно мне. — Я чувствую, как поднимается и опускается его грудь, она поднимается и опускается, вверх и вниз, вверх и вниз и
— Да, — говорит он, — я хочу быть твоим другом. Я хочу быть твоим самым лучшим другом во всем мире.
Я не в состоянии думать.
Я не в состоянии дышать.
— Я хочу очень многого, — шепчет он. — Я хочу завладеть твоими мыслями. Твоей силой. Я хочу, чтобы ты тратила на меня свое время. — Его пальцы теребят край моей майки, и он говорит: — Вот это я хочу снять с тебя через голову. — Потом он тянет за резинку моих пижамных штанов и добавляет: — А вот это — через ноги. — Он касается кончиками пальцев моей талии и говорит: — Я хочу почувствовать, как загорится твоя кожа. Я хочу почувствовать, как твое сердце забьется быстро-быстро рядом с моим, и я хочу знать, что оно будет так биться именно из-за меня, из-за того, что ты захочешь меня. Потому что тебе уже не захочется, чтобы я остановился. Никогда. Я хочу каждую твою секунду. Каждый сантиметр тебя. Все это я хочу.
И я умираю в тот же миг. Все. Я уже труп на полу.
— Джульетта.
Я не понимаю, почему я продолжаю слышать его, я ведь уже умерла, я уже давно умерла, и я умираю снова, и снова, и снова.
Он шумно сглатывает, его грудь взволнованно вздымается, его слова становятся дрожащим шепотом, и он говорит:
— Я так… я так отчаянно и безрассудно влюблен в тебя…
Меня словно пригвоздили к земле. У меня кружится голова, я как будто вращаюсь, но при этом стою на месте. Я дышу так, как будто именно я — самый первый человек, который научился летать, как будто я надышалась каким-то особенным кислородом, который есть только в облаках. И теперь я пытаюсь изо всех сил сопротивляться, но я не знаю, как заставить свое тело не реагировать на него, на его слова, на боль в его голосе.
Он дотрагивается до моей щеки.
Мягко-мягко, как будто и сам не верит, что я настоящая, как будто если он подойдет поближе, я растворюсь в воздухе («посмотрите-ка, ее тут больше нет, она только что исчезла»!). Его пальцы гладят мою щеку, медленно, очень медленно, потом они заходят назад, к затылку, а щеку гладит теперь только один большой палец.
Сам он не сводит с меня глаз, словно ждет от меня помощи или каких-то ободряющих или, наоборот, недовольных слов. Он как будто ждет моей реакции: вот я сейчас начну пронзительно кричать, или расплачусь, или попросту убегу прочь, но ничего подобного не происходит. Мне кажется, я не смогла бы сдвинуться с места, даже если бы сама этого захотела. Но я не хочу. Мне хочется оставаться тут. Именно тут. Мне хочется изображать из себя парализованную, ну хотя бы на несколько секунд.
Он придвигается ко мне, но всего на пару сантиметров. Другой своей рукой он тоже касается моего лица.
И теперь держит его с двух сторон, да так, как будто я вся сделана из тончайших и нежнейших перьев.
Он смотрит на свои руки и не может поверить тому, что только что поймал ту самую птичку, которая постоянно улетала от него. Руки у него немного дрожат, совсем немного, но я чувствую эту дрожь на своей коже. И куда-то исчезает тот мальчишка с оружием в руках и скелетами в шкафу. Эти руки, которые сейчас держат меня, никогда прежде не держали оружия. И не касались смерти. Эти руки идеальные. Они добрые и нежные.
Он чуть наклоняется ко мне. Мы дышим и не дышим, и между нами бьются сердца, а он так близко… он так близко, и я уже не чувствую под собой ног. Я не чувствую свои пальцы, и холод, и пустоту комнаты, потому что я сейчас могу чувствовать только его. Он везде, он заполняет собой все вокруг, и он шепчет:
