Ни сердца, ни легких, ни других органов я не нашел — один большой кусок мяса. Оставалось загадкой то, как же тело функционировало. Неужели голоса поддерживали во мне жизнь? Возможно.
ОСТАНОВИСЬ! ТЫ СЕБЯ ПОГУБИШЬ! МЫ ВСЕ РАССКАЖЕМ. ТОЛЬКО ОСТАНОВИСЬ.
Мне было уже все равно.
Свободной рукой я разорвал кожаные трубы, удерживающие мою предыдущую плоть, и вытащил себя из раны.
НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО! НЕТ! ТЫ УМРЕШЬ!
Тельце в длину оказалось около сорока сантиметров и походило на мою теперешнюю плоть, только в миниатюре. У него имелись мышцы, сухожилия и черты лица.
Уменьшенный в несколько раз я.
НЕ-Е-ЕТ! ТЫ ВСЕ ИСПОРТИШЬ!
Прижимая тельце к себе, я взглянул на четки. Вот мой выход из темниц. С помощью хлебных шариков я выберусь на свободу. И плевать на голоса.
Да… Плевать.
Я хочу домой.
— Он мертв? — Голос был грубый и низкий.
— Нет.
— Но…
— Дай ему оклематься.
Седьмой еще мог чувствовать невероятно сильную боль, даже несмотря на то, что большую часть внутренностей он потерял, а кровь давно вытекла. Казалось, мысли выползали из черепа, словно черви, и сколько бы он не пытался поймать их — ничего не получалось. Единственное, что оставалось делать в сложившейся ситуации: дышать как можно глубже. Воздуха как назло не хватало.
Седьмой попытался поднять веки, однако проще было выпить океан. Усталость навалилась каменной глыбой. Поскорее бы уже добраться до Кивира. Или сдохнуть. Он как хомяк, который не может спрыгнуть с колеса.
— Седьмой, ты меня слышишь?
Это был знакомый голос. Но память отказывалась работать.
Только боль в шее… Только усталость…
— Очнись, приятель!
По лицу ползли, щекоча кожу, холодные капли, в правую часть лица дул приятный ветерок. Когда Седьмой с трудом открыл один глаз, он увидел лишь серую пелену. Попытался шевельнуться, но не смог и застонал, с удивлением прислушиваясь к своему слабому голосу. Что-то было не так.
— Да он сдох! — вновь раздался грубый голос.
— Нет, человек, он жив. Я чувствую.
Серая пелена исчезла, и Седьмой увидел Тропова. Сергей, раздраженный и нахмуренный, смотрел на него, как мальчик на муравейник. Он то и дело жевал нижнюю губу. Рядом с ним находился кот с человеческим лицом. Седьмой попытался припомнить, где мог видеть это существо, но не смог. Да и к черту!
— Я не могу встать. Всё болит. — Собственный голос казался глухим, будто рот набили землей.
— Неудивительно, — сказал Тропов и ухмыльнулся.
— Помоги мне подняться. Мы должны идти.
Сергей бросил взгляд на кота, словно искал поддержку, сказал:
— У тебя осталась только голова.
Переваривая услышанное, Седьмой минуту молчал. Что значит «только голова»? Стоп-стоп. Необходимо вспомнить то, что произошло с ним. Ствол человеко-дерева, прибитые к костяным отросткам тела, твари, ползающие по стенам туннеля, «вагина» и… Монстр, пытавшийся схватить их! Получается, что этот урод смог отгрызть ему ноги. Или даже часть туловища?
— Я не могу пошевелить руками, — сказал Седьмой.
— У тебя их нет, — подал голос кот с человеческим лицом. — Ты помнишь, как выбрался из туннеля?
Наступила та страшная тишина, когда даже воздух остановился. Седьмой скривился. Чувствуя, что сейчас либо доберется до правды, либо потеряет сознание, он прохрипел:
— Говорите уже!
Сергей с отвращением дотронулся до его ушей, приподнял голову…
Это было невозможно! Невероятно! Неосуществимо! Сама мысль, что он еще жив, вызывало в Седьмом первобытный страх. Возможно, произошла ошибка и всё еще можно вернуть назад, стоит только найти тело. Его тело!
Он не увидел ни рук, ни ног, ни туловища. Лишь слабый кровавый след, тянущийся от «вагины».
— Это обман! — закричал Седьмой. — Зачем вы меня обманываете? Я не верю! Мне всё снится. Или нет — это дело рук Кивира. Он во всем виноват. Подлая тварь считает себя самой хитрой, но меня так просто не проведешь! Я не верю!
— Эй!
Седьмой не обратил внимания на Тропова. Он не мог поверить, что лишился тела и всё равно остался жив. Так не бывает! Тысячи вопросов роились в голове. Почему Кивир лишил его надежды на смерть? Что им руководит? Месть? Желание показать жалким человечкам свое место? Или нечто другое? И почему Тропов жив и здоров? Это несправедливо! Это он, Седьмой, должен сейчас смотреть на голову Сергея!
— Обман… Вы меня обманываете… Я смог выбраться. Не пудрите мне мозги. Я помню: эти худые твари напали на меня, затем раздался вой и…
— Седьмой!
— Раздался вой, я попытался забраться в кожаную мембрану… Обман… Кивир хитер. Нельзя ему доверять. Вам не сломить меня…
— Да очнись ты, блин! — рявкнул Тропов.
Седьмой резко умолк. Он уперся взглядом в шрам, червем расползшийся на щеке Сергея. Вдруг все слова исчезли. Вылетели из головы, словно стая перепуганных птиц. Захотелось расплакаться. Чертова несправедливость. Так не должно быть.
— Моргни, если ты меня понимаешь, — сказал Сергей.
Седьмой моргнул. Черная меланхолия охватила его. Будь что будет. Необходимо смириться с потерей тела и дальше плыть по течению. Война еще не проиграна.
— Послушай, я не хотел, чтобы с тобой такое случилось, — начал Тропов. — Правда.
— Верю, — ответил Седьмой.
А как получается говорить, если нет больше легких? Эта нелепая мысль несколько минут толкалась в его смятенном сознании.
— Извини, — сказал Сергей. — Похоже, мне придется тебя бросить.
— Чёрта с два! — встрял в разговор кот с человеческим лицом. — Ты, Первый, сейчас возьмешь голову Седьмого и понесешь её к Кивиру. Вы нужны ему оба. И нам надо поторапливаться: время не ждет. Скоро Легион вырвется из кожистой мембраны.
Тропов скривился, словно укусил кислое яблоко. На лбу выступили капельки пота, губы искривились в горькой усмешке.
— А почему я должен слушать твои указания? — спросил он.
Кот хищно улыбнулся, обнажив острый ряд акульих зубов.
— Да хотя бы потому, что только я могу отвести тебя к Кивиру, — ответил он.
— А если ты меня обманываешь?
Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Седьмой задал коту вопрос:
— А кто такой Легион?
Кот, не сводя взгляд с Сергея, ответил:
— Эта та гигантская тварь, что за вами охотилась. Поверьте: она поглотила все ваши копии. Только вы вдвоем смогли добраться до последнего уровня пирамиды. И если мы будет тратить время на болтовню, то не дойдем до Кивира.
Тропов молчал, борясь с собой, а когда заговорил, щеки стали бледными, как у покойника:
