Джонни передернул затвор и снова выстрелил. На этот раз пуля проделала дыру в пыльном ковре, накрывавшем помост.
Толпа заметалась, как обезумевшее стадо. Все рванулись к центральному проходу. Те, кто стоял у дверей, сразу выскочили из зала, а потом у выхода образовалась пробка из напиравших друг на друга и кричавших от ужаса мужчин и женщин.
Со стороны стены, противоположной от галереи, прозвучали сухие хлопки, и перила перед Джонни разлетелись в щепы. Что-то просвистело возле его уха, а затем невидимый палец отогнул воротник рубашки. В руках у троих охранников были пистолеты, а одинокая фигура Джонни на галерее представляла собой отличную мишень. Правда, Джонни сомневался, что, окажись он в окружении случайных прохожих, это смутило бы их.
Одна из трех пожилых женщин – из тех, что пришли первыми, – схватила Мучи за руку. Она всхлипывала и пыталась что-то спросить, но тот отшвырнул ее и, зажав пистолет обеими руками, тщательно прицелился. В зале стоял запах пороха. С того момента, когда Джонни обнаружил себя, прошло не больше двадцати секунд.
– На пол, Грег! Ложись!
Стилсон все еще стоял на краю сцены, слегка пригнувшись, и смотрел вверх. Джонни чуть опустил ствол винтовки и поймал Стилсона в прицел. Но тут его самого зацепило в шею, он пошатнулся, и винтовка, дернувшись вверх, послала пулю в окно напротив. Стекло разлетелось вдребезги, и осколки со звоном посыпались на пол. Грудь и плечо Джонни заливала кровь, бившая из шеи.
Ничего не скажешь – удачное покушение, промелькнуло в голове у Джонни, и он шагнул к перилам. Снова передернув затвор, вскинул винтовку к плечу. Стилсону наконец удалось стряхнуть оцепенение, и он рванулся к ступенькам. Оказавшись внизу, Грег снова бросил взгляд на Джонни.
Еще одна пуля просвистела у виска. Я обливаюсь кровью, как заколотая свинья, подумал Джонни. Ну же, соберись и покончи с ним!
Пробка у выхода чуть рассосалась, и люди повалили наружу. Из дула пистолета вырвался дымок, за ним последовал выстрел, и невидимый палец, отогнувший воротник рубашки мгновение назад, теперь полоснул по щеке Джонни. Но это не имело значения. Важно было только одно – достать Стилсона.
Может, хоть сейчас получится…
Для человека своей комплекции Стилсон двигался удивительно быстро.
Темноволосая женщина, которую Джонни заметил раньше, уже добралась до середины зала, держа сына на руках и стараясь прикрыть его. И тут Стилсон сделал нечто такое, что ошеломленный Джонни едва не выронил винтовку из рук. Он выхватил малыша из рук матери и повернул его в сторону галереи, загораживаясь им. Теперь на линии огня оказался не Стилсон, а маленькое извивающееся тельце
(голубая дымка, по которой пробегают рябью похожие на тигриные желтые полосы)
в голубом комбинезоне с яркими желтыми полосками. Джонни замер от изумления. Перед ним был точно Стилсон. Тигр! Но теперь его скрывала голубая дымка.
– Что это значит?! – закричал Джонни, но с его губ не слетело ни звука.
Пронзительно и исступленно закричала мать, но Джонни где-то слышал все это раньше.
– Томми!.. Отдай его, негодяй!
Голова Джонни угрожающе разбухла и, казалось, вот-вот лопнет от напряжения. Перед глазами все плыло. И только прицел выхватывал единственное четкое пятно – грудь мальчика в голубом комбинезоне.
Давай же, Бога ради, иначе он уйдет…
И теперь – хотя, возможно, причиной было помутнение в глазах – голубой комбинезон стал расплываться, а его цвет все более походил на светло-голубые яйца малиновки. И сквозь эту голубизну еще отчетливее проступали темно-желтые полосы, пока не поглотили все полностью.
(Он за дымкой, да, за дымкой, но что это значит? Он что – в безопасности или просто вне моей досягаемости? Что все это…)
Где-то внизу вспыхнул и тут же погас огонь. Фотовспышка, мелькнуло в голове у Джонни.
Стилсон оттолкнул женщину и попятился к двери. В глазах, узких, как щелки, был холодный расчет. Он крепко держал извивавшегося мальчугана за шею и промежность.
Не могу! Господи милосердный, прости меня! Я не могу!
В Джонни попали еще две пули: та, что в грудь, отбросила его к стене, вторая вошла чуть ниже ребер и развернула к перилам. Он смутно осознал, что выронил винтовку, и та, ударившись об пол, выстрелила в стену. У Джонни подкосились ноги, и он, перевесившись через перила, полетел вниз. Перед глазами дважды крутанулся зал, и Джонни рухнул на скамьи, круша их с оглушительным треском, и замер. У него были сломаны ноги и позвоночник.
Джонни открыл рот, чтобы закричать, но изо рта вырвался фонтан крови. Он лежал среди обломков, и в голове крутилась единственная мысль:
Все кончено! Я все испортил!
Его грубо схватили и перевернули. Над ним стояли Эллиман, Мучи и еще один охранник. Перевернул его Эллиман.
Подошел Стилсон и оттолкнул Мучи.
– Оставьте его, – хрипло распорядился он. – Найдите сукина сына, который сделал снимок! Разбейте камеру!
Мучи и третий охранник ушли. Где-то совсем рядом темноволосая женщина кричала:
– …ребенком! Он прикрылся ребенком! Я всем расскажу…
– Заткни ее, Санни! – сказал Стилсон.
– Без проблем. – И тот отошел.
Стилсон опустился на колени рядом с Джонни.
– Мы раньше встречались, приятель? Только не ври. Тебе все равно не выжить.
– Да, – прошептал Джонни.
– На митинге в Тримбулле, верно?
Джонни прикрыл глаза.
Стилсон поднялся, и Джонни, собрав последние силы, ухватил его за лодыжку. Стилсон легко освободился, но этого мгновения Джонни хватило.
Все изменилось!
Вокруг него собирались зеваки: лиц он не видел, только ноги, но это не важно. Все изменилось!
Джонни тихо заплакал. На этот раз, прикоснувшись к Стилсону, он ощутил только пустоту. Будто дотронулся до севшей батарейки, до рухнувшего дерева, до безлюдного дома, до пустых книжных полок, до бутылки из-под вина.
Сознание уходило. Джонни слышал возбужденные голоса людей, но слов уже не различал. Только звуки сливались в однообразный, заполнивший все гул.
Джонни увидел темный коридор, из которого когда-то, очень давно вышел. Он выбрался из материнской утробы и попал в этот яркий мир. Только тогда его мама была жива, и отец находился рядом и звал его по имени, пока Джонни не пробился к ним. Теперь пришло время вернуться. Теперь он мог вернуться.
Я сделал это! Не знаю как, но мне удалось!
Он двигался в глубь коридора с темными блестящими стенами, не зная, есть ли что-нибудь в конце. Его вполне устраивало, что рано или поздно он это узнает. Гул голосов постепенно стихал, а яркое мерцание блекло. Он, Джонни Смит, по-прежнему оставался собой – Джонни Смитом.
