— Злое, и мы все это знаем. А теперь дан мне нож. Либо я смогу это сделать, либо сделаем что-нибудь другое.
Дамиан стоял, держа нож:
— Анита, пожалуйста, дай я.
— Дай мне этот проклятый нож!
Он дал, потому что ничего другого сделать не мог. Я склонилась рядом с Томпсоном:
— Где они, Томпсон?
— Нет, нет! Найли мне сказал, что со мной сделает, если я буду вам помогать. Он на фиг психованный!
— Погоди, — сказал Зейн. Он нашел мясницкий нож поменьше. — Эта штука больше подойдет.
— Спасибо.
Я взяла нож, проверила, как он уравновешен. И не знала, смогу ли я это сделать. И даже не знала, хочу ли я, чтобы я смогла. Но если мы действительно на это пойдем, то это я должна буду исполнить сама. В коробке лежал палец Шарлотты Зееман. Не пройдет и двух часов, как от нее отрежут еще что-нибудь. Я убила вампира, заляпала Томпсона мозгами и кровью, но он не заговорил. Злобный гад, но и упорный. У Дэниела и Шарлотты нет времени на его упорство. Мы должны его сломать, и сломать быстро.
Я выложила себе все причины. Отличные причины, настоящие. И все равно я не знала, смогу ли.
— Начнем с пальца, Томпсон. Как Лайнус начал, — сказала я.
— Не надо, пожалуйста, не надо! — вопил он. — Господи, не надо!
Ашер всем весом налег ему на руку, силой раздвинув пальцы.
— Скажи мне, где они, и этого не будет.
— Найли обещал вспороть мне брюхо и заставить жрать собственные внутренности. Он сказал, что такое уже было в Майами. Я ему поверил.
— Я тоже верю, Томпсон. Но ты не веришь, что мы тебе отрежем палец, правда, Томпсон? Ты не веришь, что мы психованные не меньше Найли.
— Таких психованных, как Найли, больше нет.
Я подняла тесак:
— Вот тут ты ошибаешься.
И я на долгий момент застыла. Не могла заставить себя начать резать. Не могла. Дэниел, Шарлотта.
— Найли уже изнасиловал Дэниела? — спросила я голосом таким пустым, будто меня здесь и не было.
Томпсон перестал вырываться и лежал неподвижно. Глаза он завел кверху.
— Не надо, пожалуйста!
Глядя прямо ему в глаза, я задала следующий вопрос:
— Ты насиловал Шарлотту Зееман?
И в глазах его мелькнул страх. Вспышка страха, которая сказала мне, что да. И этого хватило. Я смогу. Да простит меня Господь.
Я отхватила мизинец и кончик безымянного, потому что Томпсон дернулся. Но ребята освоились и стали держать его лучше, а я освоилась и стала лучше резать. Томпсон нам сказал, где держат Дэниела и Шарлотту Зееман. Не прошло и пятнадцати минут, как он готов был нам выдать тайные ингредиенты семейного соуса и вообще все, что угодно. Он сознался бы в убийстве Гоффы или в танцах с дьяволом. В чем угодно, лишь бы мы перестали.
Меня рвало в углу, рвало, пока не осталось ничего, кроме желчи, и голова готова была лопнуть. И я знала, что сделала наконец такое, от чего мне не оправиться никогда. В момент первого удара, или даже второго, что-то во мне сломалось такое, что уже никогда не срастется. И я была этим довольна. Если мы получим обратно Дэниела и Шарлотту, я этим довольна. Меня заполнял изнутри холодный и твердый ком. Это даже не была ненависть. Я заставлю их заплатить за то, что они сделали. Я их убью. Всех.
Какая-то легкость и пустота ощущались во мне, и я подумала, не это ли и значит безумие. Не слишком плохо. Потом, когда пройдет шок, мне станет хуже. Потом я буду гадать, не было ли другого способа заставить Томпсона заговорить. Потом я вспомню, что хотела сделать ему больно, заставить ползать на брюхе и вымаливать пощады. Что я хотела все то, что случилось с Шарлоттой и Дэниелом, собрать в единое целое и вырезать на его шкуре. А сейчас надо спасать Дэниела и Шарлотту. Ах да, еще одно. Томпсон все кричал высоко и жалобно, как раненый заяц.
Я выстрелила ему в голову. Крик прекратился.
Я вела фургон в темноте по узкому проселку. За руль я села для того, чтобы чем-то быть занятой. Не могла я просто сидеть и смотреть в окно. Но я уже начинала думать, что надо было посадить за руль кого-нибудь другого, потому что я, кажется, еще не вернулась в реальность до конца. Было ощущение легкости, пустоты, ошеломления. Но не вины. Вины пока еще не было. Томпсон заслужил свою смерть. Он изнасиловал мать Ричарда. Они ее пытали. Они изнасиловали и пытали Дэниела. Все они заслужили смерти.
Джемиль и Натэниел сидели позади с Роксаной и Беном. Лупа не будет оставлена в стороне от схватки, даже если телохранителю придется ее выносить из машины на руках. Времени спорить с Роксаной у меня не было, и она поехала с нами.
Джейсону и доктору Патрику пришлось ехать впереди со мной. Зейна и Черри отправили в лупанарий привести Ричарда и всю компанию. Но ждать мы не стали. Я не верила, что у Найли не возникнет новых творческих идей. Нет, на самом деле я не верила Лайнусу и его господину. Насколько подчиняется Найли его ручной психопат? Изнасилование уже совершилось. Что может происходить сейчас? У Найли нет правил, и я это знала.
Я до боли сжимала баранку. Фары вырезали в темноте золотистый туннель. Деревья, обступившие дорогу, скребли по крыше фургона толстыми когтистыми пальцами. Казалось, они сжимаются вокруг нас, как кулак. Фары освещали проселочную дорогу, но света было мало. Во всем мире сейчас не хватило бы света, чтобы прогнать эту тьму.
— Не могу поверить, что ты это сделала, — сказал Патрик. Он отодвинулся, вжавшись в дверцу, будто боялся оказаться ко мне слишком близко.
Сидящий посередине Джейсон сказал:
— Патрик, оставь.
— Она его изрезала как скотину, а потом застрелила.
В третий раз он уже повторял одно и то же.
— Заткнись, — сказал Джейсон.
— Не заткнусь. Это было варварство.
— Патрик, у меня выдалась трудная ночь. Брось тему, — попросила я.
— Ну и по заслугам, — буркнул он.
— Томпсон кричал от боли, — сказала я.
— И ты его убила.
— Кто-то должен был это закончить.
— Да как у тебя язык поворачивается? Закончить! — Он возвысил голос, и я невольно стала про себя прикидывать, насколько взбесится Роксана, если я его застрелю. После всего, что я этой ночью уже сделала, мне это не казалось ничем особенным.
— Давно ты уже ликои? — спросила я.
После этого вопроса был момент удивленного молчания, потом я услышала ответ:
— Два года.
— И какое же есть правило насчет охоты? — спросил Джейсон.
— Которое?
— Не строй из себя дурака, Патрик, — сказал Джейсон. — Сам знаешь, какое.
Патрик замолчал, и только гул мотора слышен был в салоне да шуршание шин по дороге. Фургон покачивало на выбоинах. Действительно ли слышен был на этом фоне высокий жалобный крик или это мне кажется? Да мерещится, конечно. Какое-то время воображение не будет ко мне милостиво.
