И вот картина за картиной стали вставать в моем воображении.
Закат солнца, темный канал, а на нем гондола — и черные красивые глаза…
Вот церковь. Орган тихо играет, и тут, близко от меня, — черные, милые глазки, но они не смотрят…
Вот снова черные глазки, но как они светятся, сколько ласки, любви… я чувствую нежные руки… запах роз… скоро-скоро она будет совсем моей, моей обожаемой женой…
„Идем“, — говорит кто-то. Меня берут за руку, ведут… кто, куда, зачем?
Мрачные стены обтянуты черным сукном, украшены белыми пахучими цветами. Серебряный гроб покрыт богато расшитой пеленой и засыпан розами…
Солнце закатилось, и последние отблески наполняют воздух бегающими зайчиками.
Жарко и душно.
Вот две черные фигуры подходят к гробу. Молча свертывают покров, снимают крышку.
В гробу, на белой шелковой подушке, вся в кружевах и лентах лежит дорогая мне головка, черные волосы, как короной, украшены жемчужным гребнем, между розовых губ блестят белые зубки… Встречи на канале, в церкви снова проносятся в моей голове. Виски стучат.
Вот одна из черных фигур подает мне что-то длинное и упирает это что-то в грудь моей невесты. Затем мне дают тяжелый молоток и я слышу:
— Ударь, сильнее ударь!
Я повинуюсь, поднимаю руку и… вдруг два милых, черных глаза тихо открываются, смотрят на меня не мигая, губки шепчут: „Карло“.
„Бей, бей“, — кричит голос мне в ухо. Я опять повинуюсь, поднимаю молоток… черные глаза печально мерцают, губы скорбно сжаты, маленькая ручка беспомощно поднята… Минута. Молоток с грохотом падает на пол, и я сам валюсь на ступени катафалка.
Слышу отчаянный крик, злобный хохот… и теряю сознание.
Очнулся я поздно ночью у себя в комнате. Открываю глаза и вижу: Петро и доктор стоят возле моей кровати. Петро усердно меняет на моей голове компрессы, а доктор говорит:
— Ничего, отойдет, это Она его заколдовала. Ну да мы в обиду не дадим.
Вдруг страшный порыв ветра пронесся над замком. Захлопали двери, застучали ставни, слышно было, как забегали и засуетились слуги. Новый порыв ветра.
— Сорвало крышу, сломало старый дуб! — кричали голоса. Я вскочил на ноги.
— Ну, это Они, ведь на небе не было ни одного облачка давеча. Откуда же такая непогодь? — сказал Петро.
— Да, не иначе как Они, теперь Их время, — подтвердил доктор.
Затем они сообщили мне, что, когда вынесли меня в обмороке из капеллы, они тотчас же закрыли дверь и залили свинцом с святой облаткой, как сделали это и раньше с остальными дверями. И вот теперь нечисть, не находя выхода, вызвала бурю.
Вдруг раздался такой удар грома, что казалось, сама скала, на которой стоит замок, лопнет сверху донизу.
Оба старика бросились на улицу, к дверям капеллы. Двери дрожали, точно кто могучей рукой потрясал их… Вот внутри что-то упало и задребезжало, опять и опять. Звон разбиваемых стекол и звон металла сливался с ревом бури.
Внутри выли, стонали, скрежетали зубами, в окнах мелькали тени, то белое облако, то черная голова, то светились зеленые глаза…
Буря ревела неистово.
Каждую минуту казалось, что двери сорвутся с петель. Я ждал, что старая стена капеллы не выдержит и рухнет, похоронив нас под своими обломками.
Петро, с всклокоченными седыми волосами, в развевающейся полумонашеской одежде, крепко стоял против двери, высоко над головой подняв заветный ковчежец. Лицо его светилось глубокой верой и решимостью.
Доктор лежал на земле, распластавшись крестом, он точно хотел своим телом загородить путь.
Новый, еще более страшный удар грома… я упал на пороге капеллы…
Старики страшно, нескладно запели молитвы.
Слуги с криками ужаса бросились в ворота замка. От страха они бежали в деревню.
Внезапно все стихло.
И вот в тишине, еще более жуткой, чем сама буря, раздался тихий, нежный голос, звавший меня, он прерывался стонами и слезами, в нем было столько любви и нежности…
Я невольно приподнялся, но в ту же минуту почувствовал, что что-то тяжелое придавило меня к земле и строгий, угрожающий голос доктора произнес:
— Лежи, ни с места! Или, клянусь Богом, я всажу в горло этот нож, — и на шее я почувствовал холодок стали.
Просьбы и мольбы из-за двери становились все нежнее. Я слышал ласковые названия, намеки, обещания… вся прежняя обожаемая Рита стояла передо мной…
Еще минута… И Бог знает чем бы кончилось!..
На мое счастье, раздался громкий удар колокола, за ним другой, третий…
Звонили в деревне. Звуки лились к небу, прося и требуя, в них смешивались и молитвенный благовест, и тревожный набат…
Оказалось, слуги бросились в деревню и рассказали о наших ужасах.
Священник, уже давно подозревавший, что в замке не все благополучно, бросился в церковь и приказал звонить. Он начал сборы крестного хода в замок.
Только что тронулись хоругви, как яркий луч солнца прорезал облака.
Моментально в капелле все смолкло. Звон колоколов победно усилился.
— Спасены, спасены, — шептали старики. И мы все трое опустились на колени.
В первый раз в жизни я молился от всей души и с полной верой!
Много позже.
Мне не много остается прибавить к этим запискам.
Успокоившись, мы решили не рисковать и капеллу не открывать. Чтобы обессилить нечисть, мы придумали Их разъединить, то есть не допускать старого Дракулу в капеллу.
Старики поняли свою ошибку: они не заговорили внутренней двери между капеллой и склепом, и этим дали возможность вампирам действовать сообща.
Мы вырыли в склепе глубокую могилу и спустили туда каменный гроб с надписью: „Привезен из Америки“. Петро с доктором его заговорили, как заговорили когда-то мою мать.»
— Вот, Джемс, и причина, почему ты не нашел в склепе гроб графа Дракулы, — прервал Гарри чтение Карла Ивановича. — Но продолжайте!
— Да тут осталось всего несколько строк.
«Мы все трое уходим в монастырь, где будем молиться о дорогих нам когда-то людях. Да пошлет им Господь, по своей великой милости, вечный, могильный покой.
Быть может, Петро вернется, чтобы наблюдать за спокойствием погребенных.
А само время уничтожит их страшную силу.»
Все молчат, переживая в душе драму графа Карло.
— Вот в том-то и была их ошибка, — прерывает, наконец, Гарри общее молчание. — Да, кстати, — говорит он, — я забыл вам показать.
И он вынимает из кармана что-то длинное и белое.
Это что-то оказалось женским ожерельем, оно было из жемчуга, застежкой служила змеиная голова с зелеными глазами, все прекрасной работы.
