— Извини, — сказал Брайан, — но я должен тебе что-то показать. Очень странное.
— Где? — Она продолжала раскладывать вещи по ящикам комода, делая вид, точно ей совершенно все равно. И этот сонный семилетний сопляк просто не может сообщить ей ничего, представляющего хоть какой-то интерес. Однако от внимания Брайана не укрылся блеснувший в ее глазах огонек. Он знал, чем можно заинтересовать Лори, и понял, что ему это удалось.
— Наверху. На третьем этаже. В самом конце коридора, после двери в кабинет папы Лью.
Лори сморщила носик — она делала это всегда, когда Брайан или Лисса называли так отчима. Она и Трент помнили своего настоящего отца. И были вовсе не в восторге от такой замены. Между собой они называли отчима Просто Лью. И Льюису Эвансу совсем это не нравилось — он даже считал это наглостью с их стороны. Но такая реакция лишь укрепляла Лори с Трентом в молчаливом, но твердом убеждении, что именно так и следует называть мужчину, с которым их мать (тьфу, даже подумать противно!) спала последнее время.
— Что-то мне неохота туда идти, — сказала Лори. — Со дня приезда он пребывает в скверном настроении. И Трент говорит, что так оно и будет, пока не начнутся занятия в школе. Только тогда он снова почувствует себя в своей тарелке.
— Дверь у него закрыта. Мы потихоньку. Я и Лисса уже поднялись туда, а он ничего и не заметил.
— Лисса и я.
— Ладно. Мы. Как бы там ни было, но все тихо. Дверь закрыта, а он разговаривает сам с собой. Что бывает, когда он занят каким-то делом.
— Терпеть не могу этой его манеры! — мрачно заметила Лори. — Наш настоящий отец никогда сам с собой не разговаривал. И никогда не запирался в комнате один.
— Ну, я же не сказал, что он там заперся, — заметил Брайан. — Если уж ты так боишься, что он вдруг выскочит оттуда, прихвати пустой чемодан. Притворимся, будто тащим его в чулан. Туда, где они все стоят.
— И что же это за удивительная вещь такая? — спросила Лори, подбоченившись.
— Сама увидишь, — сказал Брайан. — Но только ты сперва должна поклясться, жизнью мамы, или сказать «провалиться мне сквозь землю», что никому ничего не расскажешь. — Он умолк на секунду, задумался и добавил: — Особенно Лиссе, потому что я уже ей поклялся.
Лори навострила ушки. Возможно, все это шум ни из-за чего, но ей просто надоело раскладывать вещи по ящикам комода. Просто удивительно, какое количество хлама может накопиться у человека всего за три месяца!
— Ну, ладно. Клянусь.
Они прихватили с собой целых два пустых чемодана, по одному на каждого, но предосторожность эта оказалась излишней — отчим так и не вышел из своего кабинета. Что было только к лучшему: судя по издаваемым им звукам, он дошел до точки кипения. Дети слышали, как он громко топал по комнате, что-то бормотал, выдвигал ящики, с грохотом задвигал их обратно. Из-под двери сочился знакомый запах. Лори говорила, что так вонять могут только давно не стиранные и отсыревшие от пота носки. Это Лью дымил своей трубкой.
Проходя на цыпочках мимо его двери, Лори высунула язык, скосила глаза и выразительно покрутила пальцем у виска.
Но секунду спустя, взглянув туда, куда указывал Брайан, она полностью позабыла о Лью, как сам Брайан совсем позабыл о всех тех чудесных вещах, которые мог бы увидеть сегодня по телевизору.
— Что это? — шепотом спросила она у Брайана. — Господи, что все это означает?
— Не знаю, — ответил Брайан. — Но помни, Лори, ты поклялась именем мамы.
— Да, да, но…
— Поклянись еще раз! — Брайану не понравилось выражение, промелькнувшее в глазах сестры. По нему сразу становилось ясно, что она проболтается, и надо было дать ей острастку.
— Да, да, клянусь именем мамы, — небрежно протараторила она. — Но Брайан, Бог ты мой…
— И еще ты забыла сказать: чтоб мне сквозь землю провалиться!
— О, Брайан, какой же ты зануда!
— Пусть зануда. Только скажи: чтоб мне сквозь землю провалиться!
— Чтоб мне сквозь землю провалиться, теперь доволен? — огрызнулась Лори. — Ну скажи, в кого ты такой зануда, а, Брай?
— Не знаю, — буркнул он и криво ухмыльнулся. — Она терпеть не могла этой его ухмылочки. — Такой уж получился, что теперь поделаешь.
Прямо удушить его хотелось, на месте, голыми руками. Но обещание есть обещание, особенно когда ты клянешься именем своей одной и единственной мамочки. А потому Лори продержалась, наверное, больше часа, пока не пришел Трент, и она показала ему. Она и Трента заставила поклясться, и ее уверенность в том, что Трент сдержит это свое обещание, была вполне оправдана. Ведь Тренту уже исполнилось четырнадцать, он был старшим из детей, а потому рассказывать ему было просто некому… кроме как взрослым. А поскольку мама лежала в постели с мигренью, из взрослых оставался только Лью. А это все равно что никто.
На сей раз двум старшим детям Брэдбери не пришлось нести наверх пустые чемоданы в качестве камуфляжа, поскольку их отчим находился внизу, смотрел по телевизору английский научно-популярный фильм о норманнах и саксонцах (норманны и саксонцы были его специальностью, он преподавал историю в колледже). Итак, он смотрел фильм и наслаждался своим любимым ленчем — стаканом молока и сандвичем с кетчупом.
Трент стоял в конце коридора и разглядывал то, чем уже успели полюбоваться его младшие сестры и брат. Он простоял там довольно долго.
— Что это, Трент? — спросила, наконец, Лори. Ей и в голову не приходило, что брат может не знать. Трент всегда знал все. Но тут она с изумлением увидела, как он медленно покачал головой.
— Не знаю, — ответил Трент, продолжая всматриваться в щелочку. — Вроде бы какой-то металл, так мне кажется. Жаль, что не захватил с собой фонарика. — Он сунул пальцы в щелку и тихонько постучал. Лори почему-то испугалась — не то чтобы очень, но все-таки. И испытала настоящее облегчение, увидев, что брат втянул руку обратно. — Да, это металл.
— А он что, должен там быть, да? — спросила Лори. — Я хочу сказать, он всегда там был? Раньше?
— Нет, — ответил Трент. — Помню, как они там штукатурили. Ну, сразу после того, как мама за него вышла. И ничего, кроме дранки, там не было.
— А что это такое, дранка?
— Такие тоненькие дощечки, — ответил он. — Их прокладывают между штукатуркой, отделывая внешнюю часть дома. — Трент снова сунул руку в щель и пощупал металл, отливавший мутно-белым. Щель была примерно четыре с половиной дюйма в ширину. — Они и изоляцию тогда проложили, — задумчиво добавил он и сунул руки в задние карманы побелевших от стирки джинсов. — Я помню. Такая розовая штуковина, похожая на сахарную вату.
