— СКОРЕЕ!
Парнишка кое-как отбивался саперной лопаткой от трех упырей, один из которых был здоровый бородач, одетый, как обычно одеваются дальнобойщики.
Отец Андрей поспешил к парнишке, сжимая в руке мачете.
— А ну-ка, не мешайся, — прикрикнул он на парня. — Со своей лопатой. Еще заедешь мне по балде ненароком.
— Куришь?
— Угу.
Отец Андрей с неодобрением взглянул на парнишку.
— Не рановато в твои-то годы курить-то? Ну ладно, держи.
Парнишка зябко повел плечами. Взял сигарету. Сказал простуженным голосом:
— Да у меня есть… Мальборо.
— Береги, пригодится.
Отец Андрей чиркнул зажигалкой.
— Как зовут-то?
Парнишка поперхнулся дымом, закашлялся.
— Володя.
— А собаку?
— Джек.
Овчарка повела ушами, взглянула на отца Андрея, зарычала.
— Джек, — прикрикнул на пса Володя. — Я тебе порычу!
— Да чего там, — вздохнул отец Андрей, выпуская дым через ноздри. — Пусть его рычит. Хорошая собака, раз рычит. У меня вот тоже была псина, Леви, да упыри съели.
Володя криво улыбнулся, но, увидав торжественно-серьезное выражение лица своего спасителя, подавил улыбку.
— А вас?
— Что?
— Ну, как вас зовут?
— Отец Андрей.
Володя с уважением посмотрел на бороду собеседника.
— Вы… поп?
Отец Андрей искоса взглянул на Володю.
— Монах. Теперь уж бывший. Жил в монастыре, да вона оно как вышло… А ты, я вижу, солдат?
Володя кивнул. Нахмурился, вспомнив ПП «Дальний».
— Солдаты шилом бреются, солдаты дымом греются, — раздумчиво продекламировал отец Андрей.
— Что?
— Это Некрасов. Поэт такой. Не слыхал?
— Слыхал, — отозвался Володя.
Отец Андрей взглянул на небо. Рассвет. Нужно идти.
— Отец Андрей, а где вы так научились орудовать этой штукой?
— Мачете, что ли?
— Ну да.
Отец Андрей взглянул на пространство перед вездеходом сплошь усеянное порубленными телами.
— А это, Володя, в монастыре отец Настоятель все посылал меня крапиву рубить. А крапива-то за баней в человеческий рост. Вот и натренировался.
Он посмотрел на солдатика в упор и засмеялся. Смех его был так мягок и заразителен, что Володя не выдержал и захохотал, забывая ужас и этой ночи, когда, расстреляв последние патроны, он остался с одной лишь саперной лопаткой, и десятка предыдущих ночей и весь мрак своего пребывания на Пограничном Посту «Дальний».
Чиркач. Александра Ивановна, Светлана
Руки, руки!
Скрюченные пальцы, мужские и женские, перепачканные грязью и кровью тянутся к ней, трогают лицо, грудь, ноги.
Зомби ухватился за прядь на голове девушки, дернул. Волосы вырвались с корнем, тварь сунула их в рот, принялась, причмокивая, обсасывать.
Светлана закричала.
Дико, страшно. Так кричит волчица, попавшая в капкан, когда железо перерубает кости и сухожилия.
Склизкие зубы вонзились в руку, но, исходя криком, Светлана не почувствовала боли.
Ей вдруг стало все равно.
Все кончено.
Ее сейчас съедят.
Ее уже съели.
Рев мотора.
Несущийся на огромной скорости автобус возник на пустынной улочке, как из-под земли.
— Так вам, суки, — бормотала Александра Ивановна, давя на газ. Она рулила одной рукой (ох, лихачка!), свободной рукой держала кусок сырокопченой краковской и время от времени откусывала от него.
На проспекте космонавта Титова переехала ползущего, словно червь, мертвяка с ногами, напрочь лишенными тканей.
В переулке Достоевского задавила еще двух, бредущих посреди дороги.
Эй, переходите дорогу в положенном месте!
Александра Ивановна уже давно сбилась со счета, просто колесила по городу и давила мертвяков.
Повернув на улицу Больничную, увидела скопление тварей у брошенной машины.
Александра Ивановна улыбнулась, жуя колбасу. Похоже, будет ЧИРКАЧ. Она уже несколько раз совершала такой маневр, и успела дать ему наименование. До чего приятно размазать мертвяков по стене или по припаркованному автомобилю!
Когда до машины оставалось метров десять, Александра Ивановна увидела нечто, заставившее ее вздрогнуть и выронить колбасу.
Глазу опытного водителя хватило мгновения, чтобы оценить обстановку. Александра Ивановна круто подала вправо.
Автобус нырнул, врезавшись в толпу мертвяков. На лобовое стекло хлынули кровь, гной, мозги и бог знает, что еще.
Так. По тормозам.
Светлана едва поняла, что случилось. Еще мгновение назад ее окружала толпа зомби, в нее впивались зубы, скрюченные пальцы выдирали ей волосы.
А теперь перед ее глазами возник желтый бок автобуса с пришпиленной к стеклу табличкой: Маршрут № 5. Ул. Пушкина — Вокзал.
Автобус загудел, сдал чуть-чуть назад. Остановился. Распахнулась дверь.
Светлана увидела седовласую женщину, одетую в оранжевый комбинезон дорожного рабочего.
— Ну, чего разнюнилась? — сурово спросила женщина. — Лезь сюда.
— Спасибо, спасибо, спасибо.
Светлана рыдала. Ее тело сотрясала мелкая дрожь.
Александра Ивановна смотрела на девушку. Крепко ей досталось, обезьянке.
— Ну-ну, — погладила темные волосы. — Успокойся.
— Спасибо.
Светлана поймала сухую руку пенсионерки, принялась целовать ее.
— А ну-ка прекрати!
Александра Ивановна с негодованием выдернула руку. Притянула к себе рюкзак, достала сосиску.
— На-кося.
Светлана взяла угощение, но, только она откусила кусочек, как ее вырвало.
— Ну вот, еще ковер мне испачкала, — вздохнула Александра Ивановна.
— Простите меня.
Светлана наконец-то перестала дрожать, взглянула на свою спасительницу. Улыбнулась робко.
— Как зовут-то тебя?
— Света.
— Меня Александра Ивановна.
Пенсионерка села за руль.
Автобус вырулил к центру улицы, поехал в сторону площади Восстания.
— Ты медсестричка? — не оборачиваясь, осведомилась Александра Ивановна.
— А? Да, я в Третьей Городской работаю. Работала…
Светлана вспомнила трупы в пустых коридорах больницы, зеленых мух, ожившего доктора Кима. Захныкала, как девочка.
— Третья Городская не ахти больничка, — деловито сказала Александра Ивановна. — Я в Первой лечилась. И уход лучше, и питание. Мне там язву желудка оперировали.
— Какой степени? — автоматически спросила Светлана.
— Второй степени.
Светлана в последний раз шмыгнула носом. Огляделась.
Салон автобуса напоминал вполне себе уютную комнату. Шторки на окнах, кровать, сделанная из поролоновых сидений, на полу — ковры. Даже статуэтка в виде ангела в дальнем углу, рядом с многочисленными канистрами.
