Димка болезненно сморщился. Вынул из кармана упаковку «Орбит», положил в рот две подушечки. Вдохнул. Приятно дышать с мятной жвачкой во рту!
В тот день Алка осталась у них ночевать. Димка не вышел к ужину, хотя и отец и эта звали его, а из кухни доносился запах котлет. Потом мальчик слышал, как они пробрались в ванную, включили воду. Несмотря на эту предосторожность, до Димки отчетливо доносилось все, что происходило в ванной, и, не выдержав, он убежал на улицу. Полночи бродил по району. Шел дождь. Прямо, как сейчас.
«Вот только тогда горели фонари и было лето».
Димка наподдал ногой пивную банку, грохот которой по асфальту прозвучал так необычно громко в замершем городе, что мальчик невольно вобрал голову в плечи.
Свернув за угол, Димка увидел знакомую автобусную остановку. Скоро должна прийти пятерка. Ну, вернее, не скоро, а просто должна.
Мальчик направился к остановке.
Он уже немного привык к внезапному безлюдью города и, маячащая у желтой таблички-расписания фигура испугала его.
Димка замер на мгновение, но тут же улыбнулся собственному испугу.
Дедушка, сгорбленный, в старом пиджаке, ждет автобус.
— Вы не подскажите, сколько время?
Дедушка не пошевелился и не издал ни звука.
— Скажите, сколько время?
Димка дотронулся до согбенной спины.
Старик обернулся.
Крик, вырвавшийся у мальчика, подскочил в осеннее небо, точно мячик.
У старика не было лица.
Голую кость покрывали лишь какие-то ошметки — гноящиеся, грязные. Во рту старик держал, сжимая золотыми зубами, чью-то оторванную руку.
Оцепенев, Димка увидел, как зашевелились челюсти, пережевывая человеческое мясо.
Старик наклонился к мальчику.
Тот отпрянул и бросился бежать вниз по улице.
Он попал в лужу, промочив ноги, но не почувствовал этого.
— Помогите! Помогите мне!
Никого!
Никого!
Никого!
Димка бежал, боясь оглянуться, ему казалось, что он слышит за спиной шлепанье ног по лужам.
Около припаркованной у киоска машины, мальчик свернул в переулок.
Стена!
Его сердце сжалось.
Откуда, откуда здесь стена?
Раньше ее здесь не было.
Димка повернулся, вжавшись спиной в холодный камень, тяжело дыша.
В переулке — никого.
Может быть, показалось?
Точно! Тот китайский мальчик умер, заигравшись в Зомби 3, а ему… А ему мерещатся живые мертвецы…
Доигрался…
Димка криво усмехнулся.
Полез в карман за жвачкой.
Поднял глаза и … и проглотил подушечку-орбит.
Старик стоял в самом начале переулка. Заметил мальчика и неторопливо направился к нему, приволакивая ногу.
— Не трогайте меня! — срывающимся голосом закричал Димка. — Что вам надо? Что я вам сделал?
Шлеп, шлеп по лужам. Шлеп-шлеп.
Димка заметался, рыдая от ужаса.
— Не т-трогайте меня! Пожалуйста!
Взгляд его упал на канализационный люк у стены, слева. Люк был наполовину открыт.
Безлицый старик приближался.
Мальчик бросился к люку, поднатужившись, отодвинул крышку.
И вскрикнул.
Внизу были крысы. Много, много крыс. Этих отвратительных серых зверьков с красными глазами.
Димка обернулся.
Старик! На лишенном кожи лице сверкают белки глаз. Во рту все также торчит человеческая рука.
Мальчик шмыгнул в канализацию.
Вцепившись в рукоятку, припаянную к люку, закричал, напрягая все силы.
Крышка захлопнулась, скрыв от глаз Димки серое небо и зомби, готовящегося упасть в канализацию следом за своей жертвой.
Перебирая руками холодные перекладины лестницы, мальчик полез вниз. Туда, где крысы.
Язык, понятный только матери. Лена
Он снова орет, этот дурацкий ребенок!
Ну почему, почему он орет?
Хочет, что ли, чтобы эти твари пришли сюда?
Вот, опять!
— Ну, заткнись же, — сквозь зубы выдавила Лена. Провела рукой по лицу, размазав жидкую грязь.
Боженька, на кого, на кого она сейчас похожа?! Что сказал бы Вадим, если бы увидел ее такой?
Вадим! Почему ты не придешь, не защитишь, не успокоишь одной-двумя фразами, произнесенными твоим особенным, уверенным голосом?
А вдруг? Нет, этого не может быть! Вдруг Вадим стал таким же, как те, с улицы, которые съели женщину?
Вдруг Вадим стал таким же?
Злые слезы стали душить Лену. Девушка выглянула из укрытия. Детская коляска все так же стояла у клумбы.
— Почему он кричит? — Лена прикусила губу.
Она ненавидела детей. Так и сказала Вадиму. Он рассмеялся, заявил что-то вроде: «Тебе девятнадцать, посмотрим, что запоешь в двадцать пять».
В гостях у подруг, Лена с презрением наблюдала, как мамаша возится с пыхтящим карапузом, как умилительно бормочет, меняя обкаканный памперс.
Дети — они всюду гадят, все ломают, не дают спокойно заниматься собой.
А еще они кричат.
Как вот этот, из коляски.
— Ну, что ему надо?
В животе у девушки забурчало, она вспомнила, что ничего не ела с того дурацкого похода в «Sunshine».
Да, он ведь тоже хочет есть, младенец из коляски.
Хочет есть, и потому кричит, привлекая тварей.
Но она-то в чем виновата?
Мать младенца, скорее всего, съели. Так что покормить его некому.
Лена снова высунулась из укрытия.
Кричит…
— Да замолчи же ты, — с отчаянием в голосе пробормотала девушка. — Замолчи.
На улице шел дождь.
Холодная вода, скорее всего, попадает в коляску…
Холодная вода и голод убьют младенца, и он перестанет вопить.
Лена спряталась за стену, криво улыбнулась.
Если младенец умрет, они не явятся на его крики, не съедят ее.
Скорее бы он умер!
— Умри, пожалуйста, — прошелестела Лена, прислушиваясь к плачу.
Плач прекратился.
Умер?
Но что теперь?
Никто и ничто не заставит ее вылезти из укрытия и пойти по улице, на которой зомби разорвали женщину в клочки. Боже, как она кричала, эта худенькая женщина в красной куртке!
Лена тихо заплакала; голые тонкие плечи задрожали.
Вот зачем, зачем она поперлась в этот чертов Саншайн?!
Все из-за стервы Эльки.
«Лен, ты не сходишь со мной в Саншайн за компанию? Там прикольненько».
— Но ты не очень сопротивлялась, — сквозь слезы выдавила Лена, после всего произошедшего, безжалостная к самой себе.
Вадим долго не звонил, и она решила наказать его. Зависнуть с Элькой в ночном клубе. В конце концов, она свободная девушка. Кое-кто так до сих пор и не догадался сделать предложение.
Девушка всхлипнула, вспоминая, как крутился, искрясь, разбрасывая разноцветные блики, зеркальный шар над танц-полом Саншайна.
