— Ну, в общем, я в это особенно не вдавалась. Но тете Жене я верю, знаешь, какая она умная!
— Слушай, не бери в голову, чушь все это! А все-таки интересно, влюбился в меня этот Егор или нет…
— Но свечка же ответила: «Да» — огонек отклонился вправо.
— Таш, а давай ещё раз этот дух вызовем! Поподробней расспросим, а?!
— Духов нельзя часто тревожить, это все говорят… Ладно, надо пойти позавтракать, а то и правда скоро в усадьбу. Мур, но какие пьесы, какие пьесы! Я совершенно не ожидала, я из-за них до утра почти уснуть не смогла. Жуткое что-то мерещилось и сон такой странный приснился, знаешь, там…
Девчонки вышли из комнаты, и тот, кто подслушивал под окном, так и не смог узнать, что за странный сон снился Таше.
Глава 4
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ
Пока пьесу отксерили, пока все её прочитали, прошло два дня и кончился май — отшумел, залив землю дождем. Налетавший порывами ветер мял тяжелые гроздья сирени, рвал нежный цвет с яблонь и вишен, и дачные поселки пустели — многие сбежали в Москву. Но будущие студийцы стойко перенесли непогоду, с головой окунувшись в текст Метерлинка.
Поначалу этот текст у многих вызвал то же недоумение, что и у Муры. Но потом все изменилось. «Семеро смелых», — так окрестил ребят их режиссер, и не заметили, как подпали под властное очарование магии пьесы, её ауры, её загадки, они увлеклись театром, увлеклись искренне и всерьез, и немалую роль в этом сыграл Федор Ильич.
— Я знаю, что вы растеряны и ломаете голову: что за дурацкая пьеса, и почему мы должны в ней играть? Конечно, было бы проще поставить комедию или мелодраму, но я не хочу идти проторенными тропами — я хочу столкнуть вас с неизвестностью! Вы даже не представляете, сколько возможностей таит этот путь!
В тот день, когда все собрались, прочитав пьесу, Федор Ильич встретил их на полянке. На этот раз он был необычайно строг и серьезен, на лице не было и тени веселости, а глаза горели каким-то лихорадочным нездоровым огнем. Он пригласил их пройти в пустое просторное помещение первого этажа, где предполагалось соорудить деревянный помост — сцену и разместить зрителей на длинных деревянных скамьях.
Ребята вошли и ахнули: все окна были занавешены плотной тканью, не пропускающей ни луча света, в помещении было темно, а на месте будущей сцены горели свечи. Много свечей! Их колеблемые сквозняком огоньки создавали ощущение чего-то призрачного, по стенам плыли тени, углы зала тонули во мгле, и казалось, что пространство и время подчинились иным законам… Юные актеры уселись прямо на пол перед зажженными свечками, а режиссер стоял перед ними, взволнованный, вдохновенный… Он будто вырос, исполинская тень колебалась у него за спиной, блики огня играли на лице, отражались в глазах… Он показался им вдруг существом из иного мира.
— Это лето, игра в театр дают нам шанс оживить воображение, поверить в возможность невозможного! Вера творит чудеса…. Я хочу, чтоб вы поняли: в вашей воле самим творить мир!
Он помолчал, убедился, что ребята, затаив дыхание, слушают его, и продолжил.
— Это известно: театр обладает способностью излечивать человека от страхов, от того, в чем он боится признаться даже себе самому. Переболев своим страхом, вы изживаете его. Представьте себе все самое жуткое, что только возможно, и нарисуйте себе королеву. Соберите все ваши страхи, — а они есть у каждого, уверяю вас! — и воплотите их в этом чудище, в этом исчадии ада — королеве, которая губит юного Тентажиля. Воплощенный кошмар, подстерегающий вас, — он таится в тиши, в темноте, но вы… вы, отыграв спектакль, покидаете сцену. Акт гибели совершится, но он совершится без вас!
— А кто будет играть Тентажиля? — послышался тоненький голос. Вытянув шейку, приоткрыв рот, поднялась Юля.
«Опять пигалица поперед батьки лезет!» — поморщился Егор.
— Ты! — ответил Федор Ильич. — Ты и будешь у нас Тентажилем. Ведь он маленький, он — ребенок, ты подходишь и по возрасту и по росту. Тебе нет ещё четырнадцати, ведь так?
— Д-да, — запнувшись, сказала Юля и села, вжав голову в плечи.
— Ну-ну, выше голову! — улыбнулся режиссер. — Я вижу, кое-кто уже начал бояться. А бояться-то нечего! Все свои страхи переводим в воображаемый план, все! Самое худшее, что только можно представить, — это королева. Но её нет, она на сцене не появляется, поэтому ваш страх не опасен.
— Но вы сказали, — отчего-то волнуясь, начала Таша, — что вера творит чудеса… Что происходит то, во что веришь. Я об этом читала и… — она проглотила ком в горле. — Если так, если мы все поверим в нее, то королева… она оживет!
Но Федор Ильич сделал вид, что не слышал этих слов, и начал рассказывать притихшим ребятам о пьесе и её авторе.
— Морис Метерлинк — редкий пример человека, который был по-настоящему счастлив. Любимец судьбы! Она улыбалась ему… Этот бельгиец глядел на жизнь детски-открытыми восторженными глазами, и жизнь в ответ наделила его всем, о чем можно только мечтать! У него была слава, богатство, здоровье, могущество… Изучая философию, труды мистиков и оккультистов, он работал и в области опытных наук: знал химию, ботанику, зоологию. Он словно стремился слить воедино противоположные взгляды на мир, и, похоже, достиг гармонии: мир казался ему светлым садом, полным непостижимого и таинственного. Он уверял нас: синяя птица счастья — здесь на земле! Оно достижимо — счастье, о котором грезят в мечтах, и достигнув его, душа способна подняться ещё выше — над прежними своими представлениями о нем.
Режиссер медленно двинулся вдоль стены, и его исполинская тень тронулась за ним. Он скрылся в дальнем, неосвещенном уголке зала, и его глубокий волнующий голос теперь доносился из темноты.
— Заметьте, его первые пьесы полны пессимизма. Человек в них бессилен перед игрой высших сил. Но он переболел этой детской болезнью, выдержал испытание и благословил жизнь во всей её полноте. И она ответила ему взаимной любовью… Его муза улыбается миру ясным открытым взором, она зовет нас к радости. Она знает, что мир отвечает тем, кто верит в него, нужно только уметь любить! Да, ему повезло: он родился в богатой просвещенной семье. Но сумел приумножить дарованное ему своей волей, трудом, верой в жизнь…
— Вы сказали, он был богатый? — понурясь и ни на кого не глядя, буркнул Боб. — Так чего ж удивляться, что он был везучий? Счастье богатых любит!
— Да, он был богат. Очень богат! — Федор Ильич вернулся к своим слушателям из темноты, и трепетный свет свечей вновь заиграл на его лице. Когда Станиславский приехал в Бельгию по приглашению Метерлинка, — он собирался поставить «Синюю птицу», — тот встретил его на станции за рулем собственного автомобиля. Константин Сергеевич сначала не узнал его, принял за простого шофера… Метерлинк повез гостя в старинное аббатство монастырь, который для себя приобрел. Зал с хорами, колоннами и изваяниями, кельи монахов, превращенные в спальни, бой старинных часов на башне, библиотека и церковка, шорохи спящего монастыря, кабинет писателя, выходящий на старинную затененную террасу… Средневековый колодец, утопающий в зелени, подземный ход… Метерлинк жил в обстановке, которую сотворил в своих снах, которую описал… Он мечтал поставить свои пьесы прямо в аббатстве, чтобы зрители могли переходить от одного места действия к другому, например, от колодца к башне… Так и было. Мечта стала реальностью! Да, он волшебник, но волшебство этого человека — его вера. Счастливая убежденность в том, что мир создан для радости. Упаднические настроения, так часто свойственные нам в юности, увяли, не принеся плодов. И все это я вам рассказываю для того, чтобы уныние и тоска не расцвели в вас пышным цветом. Чтоб вы смогли перекрыть им питание. Вера творит чудеса, повторяю вам! Помните о Метерлинке, помните о том, кто написал «Синюю птицу» — пьесу, в которой сказано, что царство любви на земле уже наступило… Для того мы и затеваем нашу игру в театр, чтоб эта вера осталась с вами…
