Дьявольски смеясь, я продолжил разгребать землю… И разгребал ее до тех пор, пока не увидел грязную и изъеденную червями поверхность кости. В лицо мне ухмылялся своей беззубой челюстью человеческий череп…
1.
Машенька была простой, тихой девушкой. Окружающие ее любили и считали почти ангелом во плоти — та прямо светилась любовью, и каждому старалась помогать по мере своих скромных сил. С утра и до вечера Маша работала в больнице, а все свободное время корпела над учебниками по анатомии, разбираясь в тонкостях устройства человеческого тела. Ближайшими родственниками у нее были двоюродные дядя с тетей, которые жили в другом городе — всю жизнь Маша росла сиротой. Друзей же у нее было немало, однако самыми надежными из них оставались книги. Машу нельзя было встретить ни с мужчиной, ни в шумной компании, так она полюбила науку и чтение. В свободное время она ходила в театр. Иногда ее можно было увидеть и в библиотеке, где девушка прочитывала том за томом важные труды по анатомии.
Трудно было поверить, что девушка в ее возрасте и с ее внешними данными, так относится к своей личной жизни. Казалось, в этом мире ее ничего не интересовало, кроме учебы и работы. Когда в университете было распределение на курсовую практику, Маша специально выбрала себе самое сложное отделение — травматической хирургии. Через полгода ее приняли туда на работу в качестве медсестры. Повидать приходилось всякого, но Маша умела не теряться в трудных ситуациях. С пациентами она всегда находила общий язык. Машенька подолгу задерживалась у коек тяжело раненных детей, которых переводили из реанимации, и разговаривала с ними. Люди с производственными травмами, ожогами, огнестрельными и ножевыми ранениями — со всеми Машенька находила время поговорить, каждому сказать теплое слово. Иногда, правда, искорки в ее глазах гасли, а взгляд устремлялся в пространство, словно она пыталась разглядеть что-то очень далекое. Обычно это продолжалось всего несколько мгновений, но даже за такое короткое время лицо девушки успевало преобразиться до неузнаваемости: вся краска исчезала, взор потухал, бледные губы начинали чуть заметно дрожать. Такое бывает с людьми, когда те вспоминают что-то ужасное, — какое-нибудь происшествие, направившее их жизнь в ту колею, в которой она сейчас находятся. Если кто-нибудь вдруг обращал на необычное поведение Маши внимание, она смущалась и делала вид, будто все в порядке.
На самом же деле, было кое-что такое, о чем Маша никому не рассказывала. Об этом не знали ни дядя с тетей, ни даже самые близкие подруги. Даже своему дневнику, который она вела несколько лет, Маша не стала доверять — бумага в переплете из кожзаменителя — не ахти какой тайник.
Это произошло четыре года назад, зимним вечером, когда Маша возвращалась домой из библиотеки. Уже несколько часов, как стемнело, мороз был страшный, поэтому на улицы пустовали. Было пусто и в подъезде, куда она практически вбежала, спасаясь от вечерней мглы. Вбежала, и тут же оторопела… Внутри было абсолютно темно. Внизу не горело ни одной лампочки, только где-то на верхних этажах брезжил тусклый свет…
В отличии от своих однокурсниц Маша не курила, поэтому у нее не было ни зажигалки, ни спичек. Нащупав в темноте перилла, она стала подниматься. Каждому известно, что ступеней всего девять на каждой подъездной лестнице типового дома, но на нижней, самой первой — их всего шесть. Маша это помнила хорошо, и потому считала шаги.
Наконец она поднялась на ровную площадку. Отсюда до лифта было пара шагов; нажать кнопку — и двери раскроются.
В темноте девушка чувствовала себя неуютно, будто ее бросили в темную яму со змеями, — того и гляди, что удар настигнет откуда-нибудь сбоку или сзади. Слава богу, до кнопки лифта нужно было всего лишь дотянуться рукой. Ее расположение за многие годы угадывалось чисто интуитивно.
Ничего не произошло.
Двери лифта не сдвинулись с места, не было слышно и гудения, как это обычно бывает, когда лифт спускается откуда-нибудь сверху. Кнопка не загорелась. Маша несколько раз надавила на нее, ожидая, что все происходящее — просто результат замыкания цепи. Но кнопка по-прежнему оставалась темной.
Подниматься по лестнице? При мысли о десятках пролетов, погруженных во мрак, Маше чуть не стало плохо. Змеи вокруг нее пришли в движение, а старый и грязный маленький зверек — страх, зашевелился где-то очень глубоко в душе. Подниматься? Выбора у нее не было.
И Маша сделала первый шаг. Потом еще. Идти оказалось легче, чем она думала. Ноги сами поднимались на нужную высоту, и она ни разу не споткнулась. К тому же рука ее крепко сжимала перилла. На площадках между этажами были прорублены окна, и свет фонарей попадал внутрь подъезда.
По второй лестнице Маша двигалась гораздо увереннее. Ладонь мягко скользила по отполированным за годы периллам, ноги переступали сами.
Внезапно за спиной раздался какой-то звук. На этом этаже был мусоропровод, и Маша подумала, что это внизу копошатся крысы. Она стала поворачиваться, — но вдруг чья-то рука обхватила ее сзади за шею. Крепкая, с запахом табака, мужская ладонь зажала ей рот, сдавив при этом губы так, что во рту остался привкус крови.
Девушка попробовала сопротивляться, но сделать это было практически невозможно, руки крепко держали ее сзади.
Это было почти нереально — вот она входила в подъезд, раздумывая о занятиях, проведенных в библиотеке, — и уже в другую секунду попала в объятья маньяка.
Сумочка висела у нее на боку. Там могли найтись маникюрные ножницы… но как до них дотянуться?
Что-то холодное и острое ткнуло ее в бок. Нож? Нет, — шило. Шило! Длинное и острое, которые используют сапожники. Ударить таким в печень — и человек истечет кровью до смерти.
— Не кричи — убью! - злобный шепот. Запах сигарет, не самых
качественных. И плохая буква «р» в речи.
Почувствовав прикосновение холодного металла, Маша остановила сопротивление. Острие шила пробежало по ее одежде на спине, затем спустилось ниже. Пальцы мужчины стали двигаться быстрее, дыхание стало тяжелым и глубоким. Прижатая к этому огромному телу, Маша ощутила, как учащенно бьется его сердце, и еще — как сильно он возбужден.
Пальцы забрались под юбку, затем пробежали по трусикам.
— Один звук, и я выпущу твои кишки…, - С этими словами насильник убрал ладонь от ее лица.
Больше Маша ничего не слышала и не чувствовала, — кроме легких уколов шила в бок. Даже мощные толчки сзади, и боль в щеке, раздираемой о неровную бетонную стену, не беспокоили ее. На секунду пришло ощущение, будто душа покидает тело. Сознание медленно таяло, как дым на поверхности воды, и Маша почувствовала, как погружается в эту самую воду с головой…
