у человека их три. Орочен рождается с душой ребёнка, душой-синичкой оми. Взрослея, душа оми становится душой хэян, и с ней человек живёт всю жизнь. А когда орочен умирает, душа хэян разделяется на три части — оми, хэян и мугды. Оми, душа ребёнка, улетает на звезду Чалбон, прибежище детских душ. Хэян, живая душа, отправляется на второй уровень верхнего мира. Мугды, мёртвая душа, остаётся в мёртвом теле до его распада, а потом уходит в землю Буни, на нижний уровень нижнего мира. И это, мне кажется, очень правильно — всё живое, что было в человеке, поднимается вверх, всё мёртвое опускается вниз. А ваша религия, отправляя человека в ад, просто обнуляет всё хорошее, что он успел сделать в жизни. Разве это справедливо?
Николай помрачнел.
— Я тоже об этом думал. У меня был друг, настоящий герой, добрый и честный. В порыве отчаяния он совершил самоубийство — и этот единственный поступок перечеркнул всю его достойную жизнь. Я бы хотел, чтобы этот мёртвый миг провалился вниз, а всё светлое, что в нём было, воспарило в небо.
— Вот-вот! — подхватил Шаман. — В вашей религии конечный приговор — вверх или вниз — судьба людей. А у ороченов это судьба животных. У которых тоже лишь одна душа, и её путь после смерти тоже или вверх, или вниз, без вариантов. Но у душ ороченов иной путь; после смерти они получают именно то, чего достойны.
Кузя мечтательно закатила глаза.
— Хотела бы я побывать на звезде Чалбон. Она есть на нашем небе?
— Есть, — ответил Шаман, — вы называете её Венерой. Так что будь осторожней со своими желаниями — они имеют свойство сбываться.
— Слушайте! — внезапно вспомнил Николай. — Я же самого главного не спросил! Зачем вы здесь? Что вы хотели найти в этом медвежьем углу?
Лицо Кузи помрачнело; казалось, за секунду она постарела на несколько лет.
— Тебе в двух словах или с самого начала?
— Чем подробнее, тем лучше.
— Да, конечно. Извини, я должна была рассказать тебе об этом ещё весной, когда всё только начиналось.
— Что начиналось?! — Николай начал терять терпение. — Что у вас там произошло? Говори уже, не тяни кота за хвост!
— Нарушилось равновесие. Последний год мы с вами постоянно конфликтовали по поводу привата. Мы разрабатывали системы слежения, вы — способы обхода и уклонения. Нам, конечно, хотелось победить; мы считали такую победу благом. Но теперь, когда победа уже близка, она всё сильней меня беспокоит.
— А с чего ты взяла, что победа близка? — спросил Николай.
— Нам помогли, — коротко ответила Кузя.
— Пришла помощь, откуда не ждали, — вставил Шаман.
— И откуда же? — спросил Николай.
— Из Инферно, вестимо, — ответил Шаман. — Что-то наши шефы с ними намутили. Договорняк, как говорят сейчас в инете.
— Так, стоп! — оборвал его Николай. — Давай без этой конспирологии. Что у вас по фактам?
— Хорошо, — сказала Кузя, — давай по фактам. Началось всё с виртуальной эротики. Мы заметили, что внезапно резко увеличилось число дикпиков. Ты знаешь, что такое дикпик?
Николай отрицательно помотал головой.
— Нет.
— Это когда юноша знакомится с девушкой в инете, фотографирует свой член и посылает фото девушке в личку. Причём он знает, что девушкам такое не нравится. Но он в это не верит. Знает — но не верит.
— И давно вы начали мониторить личную переписку? — спросил Николай.
— Тогда мы ещё этим не занимались. Просто девушки в своих блогах слишком часто стали жаловаться, что им присылают дикпики.
— Или хвастаться, — вставил Шаман.
— Или хвастаться, — согласилась Кузя. — Так или иначе, сообщений о дикпиках стало гораздо больше. Также резко увеличилось и число выкладываемых нюшных фоток. Совсем юные барышни…
— И не совсем юные, — вставил Шаман.
— И не совсем юные тоже, — согласилась Кузя, — стали выкладывать свои селфи сначала в белье, а потом и без него.
— А что вы хотите — это же девушки, — сказал Николай. — Они всегда так делали.
— Не совсем так, — возразила Кузя. — Раньше это делали за деньги. Или, по крайней мере, пытались на этом заработать. А теперь это делают за лайки. Теперь барышни меряются количеством подписчиков, перепостов, лайков и комментов.
— Куда катится мир? — проворчал Шаман. — Чиксы перестали монетизировать сиськи!
Кузя строго посмотрела на него.
— Не паясничай! Мы о серьёзных вещах говорим. Так вот, эротикой дело не ограничилось. Юзеры начали массово выкладывать в сеть свою подноготную — и позитив, и негатив. Самолюбие людям, конечно, хотелось почесать всегда; их хлебом ни корми, дай выложить пост: «Я подал нищему милостыню», «Я покормил дворовую кошку», «Я перевёл старушку через дорогу»… «Я, я, я, я!»
— Вербальное селфи в наивыгоднейшем ракурсе, — подсказал Шаман.
— Верно, — согласилась Кузя. — Так и было. А теперь с тем же задором стали выкладывать и посты с негативом. Так сказать, вербальное селфи в невыгодном ракурсе. «Я нарисовал на заборе член», «Я утащил бокал из бара — в моей коллекции такого не было», «Я их наказал, потому что нефиг!»… И опять на первом месте «Я». Как будто люди хотят напомнить другим о себе — любым способом, даже самым некрасивым. Как будто боятся, что иначе о них все забудут, и они в каком-то смысле перестанут существовать.
— Сильное заявление, — сказал Николай, — но пока я не вижу здесь нарушения равновесия.
Кузя недовольно тряхнула головой.
— Чтобы его заметить, достаточно зайти в метро в час пик.
— Не понял, — признался Николай.
— А что тут непонятно? Помнишь, Высоцкий пел: «Я не люблю… когда другой мои читает письма, заглядывая мне через плечо»? Тогда это была всего лишь фигура речи, в то время никому бы и в голову не пришло читать в метро личные письма. Это же интимнейший процесс! А сейчас все пассажиры переписываются публично, в реальном времени. И никого не напрягает потенциальная возможность утечки. Заглянет сосед через плечо? — отлично, это же ещё плюс один просмотр на халяву!
— Коллективный парад эксгибиционизма, — подсказал Шаман.
— Именно. Мы старались ограничить приват, сделать его оболочку прозрачнее — чтобы там, внутри своего кокона, человек не смог задумать ничего противозаконного. А в это время пандемия эксгибиционизма уже охватила весь мир. Мы аккуратно протирали оболочку снаружи, а заражённые просто взорвали её изнутри.
— Но разве вы не этого добивались? — спросил Николай.
— Отнюдь! Мы не хотели уничтожить приват, мы хотели всего лишь ограничить его! Но заражённые сами взломали свои оболочки, и теперь мир заполнили люди без прочного кокона, люди без границ. А когда личность лишается защиты, ей в голову можно
