Через открытое окно моему взору предстала безумная, кошмарная картина. Старые полуразрушенные колонны, заросшие у основания зелеными водорослями и облепленные тиной, теперь светились каким-то внутренним светом.
Мне даже показалось, что лучи этого света устремлялись вверх, образуя продолжения колонн – именно так, должно быть, и выглядел храм в своем первозданном виде. Сквозь поволоку свечения виднелась середина пруда, где по поверхности воды все яростнее расходились круги.
На моих глазах вода словно разошлась в стороны, обнажив мраморную плиту на дне. Музыка нарастала, взрывая ночной воздух, делаясь все бешенее, неудержимее, и мне сквозь шок и страх мерещились едва различимые фигуры, кружащиеся в диком танце по периметру пруда.
А потом – о ужас! – плита слегка приподнялась, обнажая темный портал на дне водоема, похожий на вход в затопленную гробницу. Сначала оттуда вырвался залп зловонных газов, потом какое-то потустороннее свечение, и наконец…
Я знал, как будет выглядеть эта тварь еще до того, как она появилась из воды. Это был монстр с картины Карла, то самое похожее на гриб чудовище с мягкими щупальцами, образ которого навеяла моему другу гнетущая атмосфера Темпл-Хауса. Это был обитатель пруда, паразит на теле древних богов, рожденный среди звезд вампир, проклятие рода Мак-Гилкристов. И, как я теперь понимал, не его одного – это было проклятие для всего мира. К нашему семейству он питал особое пристрастие лишь потому, что мои предки избрали местом для постройки Темпл-Хауса берег его пруда. Они стали первыми его жертвами исключительно из-за своей доступности; не думаю, что эта тварь по своей природе была разборчивой и склонной предпочитать одних людей другим.
Тут приступ ужаса пригвоздил меня к полу, потому что чудовище пришло в движение. Оно скользило по поверхности воды, вытягивая извивающиеся щупальца в сторону дома. Свет внизу был выключен – похоже, Карл уже спал…
Карл!
* * *
Тварь пересекла подъездную дорогу, быстро взобралась по крыльцу и проникла в дом. Я с трудом привел в движение затекшие конечности и рванул через комнату во мрак неосвещенного лестничного пролета. Впотьмах я споткнулся и упал прямо на ступеньки, но тотчас вновь поднялся на ноги. Дар речи еще не совсем меня оставил…
– Карл! – прокричал я, подбегая к двери его мастерской. – Карл! Отзовись, ради Бога!
Карл лежал на кровати, а на нем растянулось мерзкое чудовище. Оно мерцало каким-то неживым, гнусным светом, повторявшим контуры его белесого туловища. Щупальца обвили тело моего друга, по которому то и дело пробегала судорога. Голова монстра склонилась над лицом Карла, почти закрыв его своими жабрами.
– Карл! – снова вырвался у меня крик ужаса. Я в панике кинулся к стене и хлопнул по выключателю. Комната тотчас наполнилась привычным электрическим светом. Тварь мгновенно отпрянула от Карла, вздыбившись, как гигантская амеба, как чудовищная ядовитая медуза из какого-нибудь инопланетного океана…
И тогда я увидел лицо, которое помнил все эти двадцать лет – лицо дяди! Эти черты, искаженные ужасом, словно умоляли, чтобы я положил конец кошмару и вернул мир и спокойствие в эти места, чтобы души бессчетных жертв освободились из мерзкого плена и смогли перейти из этого мира туда, где им предназначено быть.
Чудовище оставило безжизненное тело Карла и поплыло на меня. Постепенно его лицо изменилось. Здесь было много лице чертами Мак-Гилкристов, много других, мне неизвестных. Десятки их промелькнули передо мной всего за несколько секунд. Некоторые из них принадлежали детям, даже младенцам. Но последнее лицо оказалось мне слишком хорошо знакомо – лицо моего друга Карла Эрлмана! Оно также было отмечено тем страшным, полным непередаваемого ужаса и мольбы выражением – так, наверное, выглядит душа, попавшая в ад и страстно молящая об избавлении.
В этот момент свет сделал свое дело. Почти уже добравшись до меня, чудовище стало терять силы. Сморщившись, оно резко развернулось и выплыло из комнаты. Столь же торопливо оно преодолело крыльцо и расстояние, отделявшее дом от пруда. Остолбенев от страха и неожиданности, я смотрел, как тварь удаляется, как движется по спокойной глади воды. Едва плита закрылась за ним и встала на место, музыка утихла, и меня окутала тишина. Я повернулся к Карлу…
Описывать здесь выражение, застывшее на мертвом лице моего друга, представляется мне излишним. Я возношу Господу горячие молитвы, преисполненный надежды, что душа Карла упокоилась с миром вместе с остальными жертвами монстра, погубленными им за несколько столетий. Это моя молитва, но…
Что же касается дальнейшего развития событий, закончилось все так… Я перетащил Карла из дома в машину, отвез его на вершину холма и оставил там, а сам вернулся в особняк. Забрав из дядиного кабинета приготовленные им пороховые заряды, я установил их у откоса скалы, к которому был пристроен дом, после чего поджег фитили запалов, сел в «рейнджровер» и вернулся туда, где в ночной прохладе лежало тело Карла. На его лицо мне смотреть не хотелось.
Спустя несколько минут практически одновременно раздалось несколько взрывов, осветив ночь исполинскими языками пламени. Вслед за клубами дыма в воздух взвилось огромное облако пыли. Когда дым рассеялся, я увидел, что это место изменилось навсегда. Дом был погребен под рухнувшим склоном, а пруд исчез, заполненный глиной и битым кирпичом. Будто и не существовало никогда ни Темпл-Хауса, ни самого храма, ни проклятого водоема.
Вокруг царили тишина и опустошение, лишь лунный свет играл на обломках древних колонн, отражаясь от забитой щебнем и пылью впадины, некогда бывшей прудом.
Я понял, что теперь могу ехать дальше.
На этом бы и закончиться всей истории, но вышло далеко не так. Быть может, в этом мне стоит винить лишь самого себя. Полицейские Пенникьюика, выслушав мою историю, оставили меня на ночь в камере предварительного заключения, а наутро перевели сюда, где я нахожусь уже неделю. В какой-то мере действия полиции логичны и оправданны. Мое дикое появление той ночью, не говоря уж о кошмарном обнаженном трупе в «рейнджровере» и полной небылиц истории, которую я рассказал, – все это вряд ли могло внушить им доверие. Что я отказываюсь понять – так это позицию психиатров Оукдина.
Разве не слышат они эту проклятую музыку, которая с каждым часом звучит все громче и громче? Из ночи в ночь я слышу ее все отчетливее… Это музыка, в давние времена призывавшая существо из пруда к ритуальным жертвоприношениям. Или, может, они просто не согласны со мной? Я неоднократно говорил им и сейчас не устаю повторять, что в наших горах есть и другие пруды, водные убежища, где могла скрыться эта тварь после разорения ее поросшего водорослями укрытия возле особняка Мак-Гилкристов. Что-то подсказывает мне, что чудовище не погибло. Дни сейчас долгие и жаркие, повсюду засуха…
