— Потом ты вернёшься сюда. И погрузишь меня в сон. И сотрёшь воспоминания об этом разговоре и телефонном звонке из моей головы.
— Как? — спросила она. — Если я оставлю какие-либо пробелы, это может навредить тебе — тем более всё будет заметно для столь мощной фигуры, как Мэб.
Я подумал об этом мгновение и сказал:
— Я задремал в фургоне по дороге сюда. Сделай так, будто я и не просыпался, пока был здесь, а проснулся позже.
Она подумала об этом и сказала:
— Это может сработать. Если я проделаю всё достаточно медленно, это не оставит ряби.
— Тогда так и сделай.
Она встала. Подошла к потрёпанному старому деревянному шкафу у стены и открыла его. Среди прочего, там был автономный ротационный телефон, с прилагаемым удлинителем к линии, который тянулся из гипсокартона из соседней комнаты Фортхилла. Она принесла мне телефон и аккуратно установила его на моей груди. Потом подошла к аналогично потрёпанной старой деревянной двери.
— Ты понимаешь, — сказала она, — что я могу изменить это, Гарри. Могу узнать, кого ты нанял, чтобы убить себя. Я могу извлечь это прямо из твоей головы и найти их. И ты никогда не узнаешь.
— Ты можешь сделать это, — сказал я спокойно. — И я чувствую себя полным ублюдком, попросив тебя об этом, кузнечик. Но у меня больше никого нет, чтобы попросить.
— Ты должен позвонить Томасу, — сказала она. — Он заслуживает знать правду.
Томас. Мой брат. Моя семья. Он будет одним-единственным близким родственником маленькой Мэгги, как только меня не станет. И Молли была права. Он действительно заслуживает правды.
— Нет, — сказал я, чуть громче шёпота. — Скажи ему позже, если захочешь. Потом. Если скажешь ему правду, то он не поможет этому. Попытается помешать.
— А может быть, он будет прав, если так и сделает.
— Нет, — сказал я спокойно. — Он бы не был прав. Но он сделал бы это в любом случае. Это мой выбор, Молл.
Она повернулась, чтобы уйти, но остановилась.
— Ты никогда прежде не называл меня Молл, до сегодняшнего дня.
— Приберегал, — сказал я. — Для того, времени когда ты перестанешь быть моей ученицей. Захотел опробовать сейчас.
Она улыбнулась мне. Пролилась ещё одна слеза.
Затем она ушла.
От меня потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться. Затем я набрал междугородний номер по ротационному телефону.
— Кинкейд, — ответил ровный голос.
— Это Дрезден, — сказал я.
Голос немного напрягся.
— Гарри. В чём дело?
Я глубоко вздохнул.
— За тобой должок, — сказал я спокойно. — За то происшествие с Ивой на острове.
— Чертовски верно, — сказал он.
— Мне нужна услуга.
— Ладно, — сказал он. — Тебе нужна огневая поддержка?
— У меня есть цель для тебя.
На другом конце провода повисла тишина. Потом он сказал:
— Рассказывай.
— Новый Зимний Рыцарь, — сказал я.
— Есть новый?
— Скоро будет, — сказал я.
— Откуда ты... — более долгая пауза. Затем он сказал:
— Вот оно как.
— Есть веская причина, — сказал я.
— Да?
— Маленькая девочка.
Снова тишина.
— Ты знаешь, когда это произойдёт.
— Нет, — сказал я. — Не знаю. Посмотрим.
— Согласен, — сказал он. — Когда?
Они собирались убить мою дочь где-то перед следующим восходом солнца. Я полагал, что мне потребуется некоторое время, чтобы найти для неё дом, при условии, что я не умру при попытке это устроить.
— В любое время после завтрашнего полудня, — сказал я. — Чем скорее, тем лучше.
— Хорошо.
— Ты сможешь найти меня?
— Да.
— Убедись, — сказал я.
— Я плачу по долгам.
Я снова вздохнул.
— Да. Спасибо.
Он мягко хихикнул.
— Меня благодарят, — сказал он. — Это ново.
Он повесил трубку. Я сделал то же самое. Затем позвал Молли.
— Ладно, — сказал я. — Давай начнём.
Молли взяла телефон и положила его обратно в шкаф. Потом она достала тонкую, новую белую свечу в держателе и коробок спичек. Она подошла и установила свечу на раскладной столик рядом, где я мог её видеть, не двигая головой. Она чиркнула спичкой и зажгла её.
— Хорошо, — сказал она. — Гарри, это должно быть осторожной, деликатной работой. Поэтому сосредоточься на свече. Мне нужно, чтоб твой ум оставался спокойным, чтобы я могла работать.
Это казалось странным, позволить кузнечику взять инициативу на себя, но я думаю, это было именно тем, для чего я обучал её. Я сосредоточился на свече и начал успокаивать мысли.
— Хорошо, — сказала Молли спокойно спустя мгновение, голосом полным мягкого бархата. — Расслабься. Сделай хороший, медленный, глубокий вдох. Хорошо... Слушай мой голос и позволь вести тебя. Ещё один глубокий вдох сейчас...
И вместе со своей соучастницей я завершил организацию своего убийства.
Я всплыл из памяти, вздрогнул и огляделся в замешательстве. Я всё ещё находится в разуме Молли на этом киношном мостике. Было тихо. Абсолютная тишина. Ничего не двигалось. Изображения на экране и различные Молли застыли на месте, как манекены. Вообще то, всё, что происходило в сражении, происходило со скоростью мысли — молниеносно. Была только одна причина, что всё здесь остановилось вот так, прямо посредине действия.
— Несколько бессмысленно для этого линейного времени, а? — мой голос прозвучал резко и грубо.
У меня за спиной послышались шаги, и в комнате стало светлее и ярче. Через мгновение, не было ничего, кроме белого света, и мне пришлось поднять руку, чтобы заслонить от него глаза.
Затем свет несколько угас. Я поднял глаза и обнаружил себя в безликом белом пространстве. Я не был даже уверен, что я стоял, если я вообще стоял на чём-нибудь. Не было ничего, кроме белого цвета...
...и молодого человека с волосами цвета тёмного золота, которые неряшливо свисали над серебристо-голубыми глазами. Его скулами можно было резать хлеб. На нём были джинсы, старые сапоги, белая рубашка и джинсовая куртка, и никто из молодых пижонов не был в состоянии стоять с такой совершенной, безмятежной неподвижностью, как он.
— Вы привыкли к линейному времени, — сказал он.
Его голос был звучный, глубокий, мягкий, почти с музыкальным тембром, который вы иногда слышите по радио.
— Это был самый лёгкий способ, чтобы помочь тебе понять.
— Разве ты не слишком низкий для архангела? — спросил я его.
Уриил улыбнулся мне. Это был вид выражения, от которого цветы спонтанно зацветали, а младенцы начинали хихикать.
— Соответствующий. Должен лично признаться, что я больше поклонник Звёздных Войн, нежели Звёздного Пути. Простое разделение добра и зла, ясность прекрасной правды и прекрасной несправедливости — это расслабляет. Заставляет меня чувствовать себя молодым.
