её раздражает. После каждой неудачи старуха манерно вскидывала голову, так что космы парика разлетались по сторонам, оголяя по бокам лысый череп, топала ногой, фыркала. Она злилась.
Я и сама кусала губы от злости – какая-то мерзкая старуха, а ведёт себя как прима-балерина! У неё и семьдесят лет назад-то данных не было, а теперь откуда им взяться? Она сделала неловкий пируэт, скользнув мимо двери, и из щели пахнуло какими-то лекарствами. Я знала, что она пьёт таблетки от сердца – они валяются по всей квартире, но этот запах… Таблетки так не пахнут. И всё же он казался мне знакомым. Через мгновение меня осенило: «Лиотон!» Так пахнет моя мазь от синяков!
В носу защекотало, и я чихнула, не сумев сдержаться. Старуха вдруг замерла и оглянулась. Она смотрела на дверь, прямо на замочную скважину. А потом вдруг запела, тихо-тихо, почти шёпотом, вырывавшимся из её горла удушливым свистом:
Маленькая балерина,Хрупкое дитя.Юбка белой пелериной,Каждый шаг – летя.Как же много ты мечтаешьО чужой судьбе.Как же мало – мало знаешь,В чём судьба тебе.Кто прочтёт, а кто – не сможетВ танце твой полёт.Слушай ветер, он поможетС ним судьба придёт.
Я подскочила и со всех ног бросилась прочь. В комнате долго не могла отдышаться, задерживала дыхание, прислушиваясь к звукам за стеной, но слышала лишь тишину. Ни единого звука. Ни голоса, ни стука, ни шагов. Только ветер выл за окном и дрожало от сквозняка стекло.
Тогда-то мне и стало страшно, ведь я узнала эту песню. Узнала мотив, слова и даже приглушённую интонацию, пусть и исковерканную её мерзким голосом. Её пела мне мама в ночь накануне дня, когда исчезла.
Меня тошнило полночи, а потом я долго ворочалась без сна, убеждая себя, что это совпадение. Простое совпадение – не больше. Ведь эта песня – что-то вроде «профессионального фольклора», её каждый балетный знает…
Проснулась я поздно и, не услышав ни звука ни на кухне, ни за стеной, соскочила с кровати и бросилась к входной двери. Замок щёлкнул, и дверь легко поддалась. Выдох.
В академии был настоящий переполох, когда я появилась. Какая-то женщина рыдала прямо в холле, а вокруг неё толпились растерянные педагоги и ученики. Это оказалась мать Пятисоцкой. Тогда-то я и услышала, как другие шептались о том, что она пропала. Виктор видел её накануне последним, и все уже знали, что она ушла незадолго до полуночи, а он ещё позже.
Хореограф постановки заподозрила неладное, когда «главная звезда» пропустила утреннюю репетицию, но после того, как в академию заявилась её мать, проблемы встали в полный рост. Женщина на ходу пила воду, щедро сдобренную, судя по стоявшему в коридоре запаху, валерьянкой, и рвалась в Вагановский зал – тот самый, где месяц назад погибла девочка. Остановить её не пытались, видимо, соображая, что эта истеричка запросто откроет любые двери.
И каково же было удивление всех собравшихся, когда зал оказался не заперт и в нём, как ни в чём не бывало, махала ногами у станка идеальная Женя! На мгновение повисла тишина, которая сменилась потоком слёз, ласк и ругательств, с которыми набросилась на неё мать. Потихоньку толпа зевак рассосалась, но было видно, что расходились все с неприятным чувством. Я ещё какое-то время наблюдала за рыдающей женщиной, сжимавшей в объятиях «блудную дочь», и что-то мерзкое скреблось изнутри. Было бы гораздо лучше, если бы она и вправду исчезла.
Мы закончили станок и работаем на середине. Впереди прыжки. Я делаю два тура ан дедан и три жете вперёд, а следом два тура ан деор на ку-де-пье. Виктор всё ещё не смотрит на меня. И молчит. Сегодня он молчит. Молчит. Молчит.
Глава 10
Женя
Вечерний класс
О, как он вызверился! Это надо было видеть. Ощущение было, что его с цепи спустили. Я не могу сказать, что сегодня новенькая как-то феерически лажала, нет… Это, видимо, у Виктора накопившееся выходило. Сначала помалкивал, поглядывал исподлобья, а потом как пошло…
«Где здесь выворотная нога?! Где?! Эта – не выворотная, а кривая!»
«Медленно! Да не твой темп это! Слушай – для кого музыка?! Ну дура, и всё тут!»
«Девочка, какие у тебя оценки по общеобразовательным? – Она ответила, что хорошие. – Так, может, тебе в университет? Давай, пока не поздно – подавай документы, потому что это ремесло точно не для тебя!»
«Хватит пялиться уже на себя! Что ты там высматриваешь?! Плохо всё. Это и я тебе скажу – всё очень плохо!»
Но больше всего мне понравилось вот это:
«Тут ведь не ноги должны работать, милая! Тут голова нужна! Она-то включается у нас? В принципе, я имею в виду? Или это клиническая идиотия?»
Он был весь красный и пыхтел от злости, а в конце класса подошёл к ней и провёл рукой по спине:
– Нет, вы посмотрите на неё – я стою весь в поту, а она сухая, как и в классе не была! Вон отсюда! Вон, я сказал!
Короче, выбесился Виктор по полной. И хотя ни слова не сказал о вчерашнем прогуле, теперь, конечно, будет гнобить её до самого выпуска. Если сразу не вышвырнет.
Гораздо проще было бы, если бы она завалилась, как Каринка, и что-нибудь сломала – отличный повод просто слиться. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца – и как она не поймёт?
После класса я подсматривала за тем, как она блевала в туалете – взобралась на унитаз и наблюдала через перегородку из соседней кабинки. Мерзкое зрелище, но мне понравилось. Новенькая сидела на коленях, согнувшись над унитазом, цеплялась руками за его край и тряслась, как наркоманка в ломке. Я бы и дальше наблюдала, но от вони меня саму замутило. Если бы вместе с рвотой она могла вывернуть в унитаз всю свою суть, тогда, возможно, был бы шанс дотянуть до выпуска и выйти на сцену вместе с нами.
Вообще, я, наверное, поблагодарить её должна. Ей ведь и за меня, похоже, досталось. Виктор не в восторге от сегодняшнего, это видно. Его ж там чуть к стенке не припёрли, мол, что ты с Женей сделал? Да что он мог сделать-то, сами бы подумали! Он же у нас «не такой, как все», куда ему? Но ничего, пообижается и забудет.
Маман, конечно, выбесила. Но я и сама виновата – это ж надо так затупить… Домой мне расхотелось идти после того, как в Ватсап почитала: «Женя, ты меня с ума сведёшь! Напиши хоть что-нибудь!», «Женюш, я переживаю, ты знаешь. Напиши. Или я тебя предупреждаю, я сама к Самсонову пойду. Я всё расскажу!», «Где ты? Где ты? Где ты?»… и так далее.
Истеричка долбанутая. Вздумала меня шантажировать. Ну