— Моралист! — буркнул Стан. — Великий учитель человечества. Ты обратил внимание на то, что из века в век не переводятся любители поучать и наставлять на путь истинный?
— А человечество упорно не желает следовать поучениям, — почти машинально заметил я, думая о том, что сказал Вергилий напоследок. — И где истинный путь?
— Мда-а… О ком это он, Лео? Та, что встречает и возвращает…
Я провожал взглядом уходящего Вергилия. Его фигура уже почти растворилась в истекающих кровью сумерках.
«Вспомни ту, что встречает и возвращает…» Кто же это встречает и возвращает? Кого имел в виду Вергилий?
Вспыхнули у горизонта две зеленых искры — и тут же погасли. Я понял, что это был прощальный взгляд странного существа, называвшего себя Сопровождающим, странного существа, посланного Врагом, — и в тот же момент услышал его голос, зазвучавший в моей голове:
«Вспомни голубую звезду, Леонардо Грег. Возможно, это именно твоя звезда. Она летит в вышине, а что может быть прекраснее полета? Что может быть прекраснее полета? Падение?..»
— Что с тобой? — встревоженно спросил Стан. — Тебе плохо?
Словно бездна внезапно разверзлась над моей головой, и сверкнула из бездны молния, и пронзила меня. Голубая звезда за окном… Упоительный полет над морем… Крылатая женщина на пьедестале… Люди, вереницей выходящие из воды… «Я встречаю и направляю в дальнейший путь… Иногда я преграждаю путь и возвращаю ушедших, чей истинный срок еще не пришел…»
Та, что встречает и возвращает… Значит, это все-таки не просто пригрезилось мне?..
— Лео, очнись! Что с тобой, Лео?..
Я взял Стана за руку и сказал:
— Сейчас мы с тобой посетим один остров. Там должна находиться Ника.
Мне даже не пришлось тратить время на то, чтобы сосредоточиться: я представлял этот остров необычайно отчетливо и ярко, я видел каждую его травинку, каждый камешек на берегу; туманно-серая поверхность моря размеренно колыхалась невысокими волнами, непрерывной чередой набегающими от горизонта, над которым низко висело неяркое еще золотистое солнце…
— Где же твоя Ника? — спросил Стан, оглядываясь.
Белый пьедестал был пуст. Под легким ветром едва слышно шелестела трава.
— Садись, подождем, — сказал я и опустился на траву. — Еще рано.
Стан послушно сел, обхватил руками колени. Сощурившись, посмотрел на утреннее солнце, одобрительно покивал:
— Здесь гораздо более веселое место. Очень милый островок. У меня такое впечатление, что мы уже вернулись. — Он провел ладонью по траве. — В старших классах я любил летать на каникулах на Средиземное море, только компания у нас была побольше. И главное — девчонки…
Я тоже любил отдыхать у моря. И не прочь был провести время в веселой компании. И с девчонками. Одна из таких девчонок потом стала моей женой. Теперь уже бывшей женой. А самая дорогая сейчас для меня девчонка была уже недосягаемой. Мне не суждено больше увидеть ее. Никогда…
— А знаешь, — помолчав, сказал Стан, — этот моралист, возможно, в чем-то и прав. В том смысле, что мы сами вольно или невольно способствуем умножению зла. Каждый грешит по мелочам, и кажется — пустячок… Ну, подумаешь, где-то когда-то сделал чуть-чуть не так, не по совести… или даже и не сделал, а только представил себе… Разве не бывает у нас не совсем пристойных мыслей? И вот так, пустячок к пустячку, — и в масштабах человечества груз набирается изрядный. А Врагу только это и надо, он сильнее становится от этого… Мы же сами и даем ему силы, хоть того и не желаем. Не исключено, а?
— Не исключено. И если это действительно так — дела наши неважные. Остается уповать на то, что здесь все-таки нет жесткой зависимости. Хотя нам это не дано знать наверняка: можно обладать истиной и не подозревать, что это именно истина.
— Это точно, — согласился Стан. Он лег на спину, подложив руки под голову, и закрыл глаза. — Помню, опять же в юности, даже в детстве… Забредали мы с приятелями в лес, летом, деньков на пять-шесть — и никакой связи, с внешним миром. У нас это называлось «окунуться в природу». Воображали себя этакими «детьми Земли». Так вот, кто-то сказал, что в наших широтах можно увидеть комету — тогда какая-то комета проходила сравнительно недалеко. Зрелище довольно редкое. И вот вечером заберусь на пригорок и смотрю на небо. А звезд уймища, одна красивей другой. Погода ясная, на небе ни облачка — только смотри. И самое обидное: знаю, что вижу эту комету, только не знаю, что вижу… Понимаешь? От настоящих-то звезд ее не отличить, вот в чем загвоздка! И только когда домой вернулся — разузнал, где ее нужно было искать, в каком секторе. И как назло дожди зарядили, мы из-за дождей и вернулись. Сплошные тучи. Вот так и получилось: видел комету да не знал… Вроде бы ничего страшного, а какой-то неприятный осадок все-таки остался, неудовлетворенность какая-то. Но уж следующую комету не упустил, позже, на Мадагаскаре. Это остров такой, побольше этого, конечно.
— Что-то тебя на воспоминания детства потянуло, — сказал я, осматривая утренний небосвод. Нигде не было видно белой птицы…
— Просто к слову пришлось. Насчет истины.
— А представляешь, каково было тем, кто считал, что держит в руках истину, а потом выяснялось, что это вовсе не истина?
— Тут и представлять ничего не надо. — Стан открыл глаза и рассмеялся. — Нам-то с тобой такие ситуации хорошо известны, да? Но это еще, наверное, не худший вариант. Вот если думаешь, что держишь в руках ложь, и отвергаешь ее, а потом кто-то более удачливый устанавливает, что это самая что ни на есть истинная истина…
— Да, обидно, если проморгаешь, — рассеянно отозвался я. Мне показалось, что в небе возникла едва заметная точка.
— Что, летит? — спросил Стан, уловив перемену в моем тоне.
— Не разберу. Взгляни вон туда.
Стан сел и, прикрывшись ладонью от солнца, посмотрел в том направлении, куда я показал.
— Да, что-то там такое есть, — неуверенно сказал он. — Что-то летит. Я бы тоже не отказался полетать. Как во сне… Обидно: плавать умеем, ползать умеем, а летать нет. По-моему, Создатель недоработал. Конечно, ангелы, серафимы шестикрылые, херувимы, но где они все теперь? И почему я не ангел? Несправедливо!
Я промолчал. Я просто не мог передать Стану испытанное мною небывалое ощущение полета. О таком бесполезно рассказывать — не испытавший не поймет. Так мы не можем понять океан или звезду. Так нас не может понять лежащий камень. Мы едины: и человек, и океан, и камень, и звезда — но очень разные в своем единстве.
— Это она! — уверенно заявил Стан. — Только не забывай, что она еще и химера.
