– А теперь достаточно?
– Надеюсь.
– Ну, хорошо… Вы должны будете сдать экзамены… ну, скажем, по фармацевтике. И по неорганической химии, – тут он посмотрел на меня внимательно, ожидая паники.
Нет уж, господин профессор, вы совсем не так страшны, как потусторонняя тварь. Химия? Отлично, сдам! Фармацевтика? Организация работы аптеки? Запросто!
– Когда сдавать, господин декан?
– Ну, если я скажу – прямо сейчас, пойдёте?
– Конечно, нет. Хотя бы пару недель мне нужно на подготовку.
– Пара недель… – он снова посмотрел на экран компьютера, пощёлкал клавишами и покачал головой. – Придётся вам учить до августа. Вот, скажем, двадцать пятого августа, в десять утра, аудитория… м-м-м… триста пятнадцать.
– Как прикажете, господин декан.
Поглядев на меня, он внезапно улыбнулся и ответил:
– Вы можете называть меня по имени и отчеству, Константин Аркадьевич.
– Как прикажете, Константин Аркадьевич, – повторила я послушно.
Выйдя в приёмную, я снова взглянула на табличку, и только тут сообразила: Соломенцев! Да я ж по его учебнику токсикологии училась ещё тогда, десять лет назад!
– Токсикология, значит, – пробормотала, выходя на улицу. – Вот интересно, что бы вы сказали, господин профессор, если бы заглянули в некоторые пузырёчки из моей сумки?
Часть 5
Фейерверк
Осталось загадкой, зачем я оплачивала номер в гостинице? Разве что ради завтрака, к которому как раз возвращалась и в первый, и во второй день; был завтрак и в самом деле весьма хорош. Ах да, ещё парковка! Тоже ценно…
В Кириллов мы поехали по отдельности. Во-первых, Егоров вовсе не готов был светить наши отношения перед коллегами, и я с ним полностью согласилась. Во-вторых, для проведения операции в городе им нужно согласовывать её с местным отделением полиции. Мне-то понятно, что никто с правого берега не приедет к нам, чтобы всё это контролировать, ограничатся, как всегда, появлением участкового. Ну и хорошо. Михаила Матвеевича я буду рада видеть. Надо, кстати, не забыть дать ему согревающую мазь: очень он за поясницу держится, когда думает, что никто этого не видит.
Домой я прибыла около полудня. Вышла из машины и посмотрела на соседний участок. Странно, ни Иван Ксенофонтович, ни Варвара не торчали на огороде кверху пятой точкой, как обычно в это время года, каждый день и в любую погоду. Сердце у меня замерло. Я выдернула из кармана телефон и ткнула пальцем. Где тут у меня раздел «соседи»?
Номер не отвечал, и мне совсем поплохело.
– Так… Калитка у них всегда заперта, через забор я не перелезу, да и видимых причин пока нет. Кто там у них с другой стороны? Виктор Петрович, мясник и владелец породистых собак… Пойти к нему, спросить, видел ли он сегодня Варвару? – я рассуждала, отпирая собственную дверь и входя в дом.
У порога оглянулась, и с чувством облегчения увидела, как по своему участку торопится, прихрамывая, сосед.
– Иван Ксенофонтович! – окликнула я. – Я вернулась! А где ж вы были, я даже забеспокоилась?
– А, Настя! Приехала? Вот и хорошо! Я сейчас, на минуточку, и сразу зайду к тебе.
Он шустро пробежал к двери, отпер её и влетел в дом.
Прошло минут десять прежде, чем сосед постучал ко мне и зашёл, не ожидая разрешения. Это было как-то не принято в Кириллове… Вид у него был успокоенный, даже благостный.
– Как съездила? – спросил сосед светски. – Успешно?
– Вполне, – кивнула я. – В университет ездила, восстанавливаться. Буду доучиваться. А то что это за жизнь, без диплома?
– Хорошее дело, – кивнул он, усаживаясь. – А я Варвару к вам в больницу определил. Ты мне как сказала, чтобы ночью не выходить никуда, мы и заперлись, чуть стемнело. А к полуночи я проснулся оттого, что Варя меня за плечо трясёт, говорит, ходил кто-то по участку, и на крыльцо поднимался. И вторую ночь так же провели – то спали вполглаза, то тряслись вдвоём, – он хохотнул невесело. – Я уж и детям сказал, чтобы внуков пока не привозили. Кто бродит-то у нас, а, Настя?
– Не знаю, Иван Ксенофонтович, – качнула я головой. – Но сегодня приедет бригада полицейская из Ростиславля и со всем разберётся. Так что Варвара, отчего в больнице?
– Да сердце у неё прихватило! Мы поутру дошли туда неспешно, а там ваш главный доктор, Семён Маркович, как раскричится – мол, нельзя было ей пешком идти, никаких усилий! Оставляй здесь, капельницы поставим, уколы сделаем… Ну, она и осталась. Хотя ругала меня очень, говорила, помидоры поливать забуду…
Сосед выпил две чашки заваренного мною укрепляющего сбора, повеселел и засобирался домой. Уже в дверях хлопнул себя по лбу:
– Я ж забыл совсем! Приходил к тебе человек, очень огорчался, что уехала. Спрашивал, когда будешь, я и доложил, как ты велела, что вернёшься дня через два-три. Но не наш человек, не кирилловский, и даже не с правого берега.
– Не назвался?
– Нет, просто сказал, что ещё придёт.
– А выглядел как?
– Такой… – Иван Ксенофонтович покрутил в воздухе пальцами. – Серый. В костюме, при галстуке, стрижка модная, и всё будто пылью присыпано. Вот знаешь, на кого похож? – оживился он вдруг. – Помнишь, в прошлом году председатель городского совета у нас сменился, после того как проворовался? Вот один в один тот председатель!
Не стала напоминать соседу, что и живу-то здесь всего два месяца, и никак не могу знать, как именно выглядел проворовавшийся чиновник. Но память Агнии Николаевны проснулась и подсунула мне картинку плюгавого господинчика в сером.
Я совершенно точно никогда в жизни его не видела.
В холодильнике было пусто.
То есть, конечно, мне одной я бы соорудила обед из того, что есть. Но было у меня подозрение, переходящее в уверенность, что Егоров и его товарищи захотят есть. А когда это случится, они сунут нос в одно из тех кафе, что наличествуют в центре левобережной части города. А уж когда сунут, тут-то он и вспомнит борщ, съеденный на моей кухне.
То есть, получается, надо готовить еду на пятерых взрослых мужчин.
Обо всём этом я размышляла, а руки тем временем делали привычную работу: чистили картошку, резали лук и морковку, доставали из морозилки замороженный бульон, горошек и шпинат… Сбегав в огород, я нарвала щавеля и нашла в кустах несколько стеблей молодой крапивы.
Когда в мою дверь постучали, зелёные щи были уже готовы, картошка и горошек ждали момента, чтобы отправиться в кипяток, а свиные отбивные (ах, как кстати мне попался на дороге мясной магазинчик!) были натёрты чесноком, свежемолотым перцем и солью.
На пороге стоял Егоров. Один Егоров, без команды, и вид у него был… странный.
– Проходи, – сказала я, отступая на полшага.
– Стася, тут такое дело…
– Какое?
– Ну… В общем, мы нашли этого твоего пса.
– Сиринг? Он не мой, – автоматически уточнила я. – Он Сотникова.
– Дело в том, что он жив, хотя и наполовину выпит. Можно, мы его сюда определим, на время? Хоть в сарайчик? К хозяину нельзя пока, надо всё проверить…
– Господи, да конечно! Вон, в гостиную пусть пока несут, сейчас постелю.
Метнувшись в кладовую, я откопала старое ватное одеяло и протёршуюся льняную скатерть, постелила всё это на пол в гостиной и отошла в сторону.
Красавец-мастиф выглядел жалко. Его роскошная львиная грива поредела, как бакенбарды старого ловеласа, взгляд был тоскливый и недоумевающий, почти по-человечески. Четверо молодых мужчин, внесшие пса на брезенте, осторожно переложили его на приготовленное мною место.
– Ребята, идёмте, вы пообедаете, – сказала я. – Сиринга можно покормить?
– Не представляю себе, – честно ответил майор. – Просто не было до сих пор таких случаев, чтобы кто-то отбился от жруна.
Кто-то из оперативников кашлянул, но Егоров только рукой махнул:
– Нет, Серёжа, тут всё можно говорить. Анастасия Александровна в деле с самого начала, она и обнаружила проведение ритуала.
– Как прикажете, – коротко ответил тот.
