На его кровати сидел… Сразу и не разберешь. То ли дед, то ли бабка. Сгорбленная спина, тело прикрыто чем-то балахонистым. Голова трясется. Около ног пристроился козел. Или коза. Борода. Быстрые черные глаза, жернова постоянно работающих челюстей. Желтенькие рожки.
– Божественный век длился до вступления на престол императора Дзимму. Было это еще до нашей эры. До правления императора Суйко длился Древний период истории Японии. С пятьсот девяносто второго года – период политических реформ, от императрицы Суйко до императора Иоомэй Хэйд-зео-кео.
– Ч-чего?
Последнее длинное слово особенно смутило. Разве могут императора так по-дурацки звать?
– Не перебивай! – дернул башкой козел и стал жевать еще активнее. – Это эпоха Нара. Следом пришла эпоха Хэйан. Это уже двенадцатый век. До середины четырнадцатого века эпоха Камакуры.
– Ты кто? – Санёк смотрел только на козла. Не подававшая признаков жизни старуха его не интересовала.
– Сейчас собьюсь, – затряс бородой козел. – Конец четырнадцатого века Кэмо и Иосину. Эпоха Муромачи, от возвращения Императора Гокамэяма до вступления, по призыву императора Оогимачи, Ода Нобунага в Киото.
– Тебе чего?
От осознания того, что говорит все-таки козел, становилось нехорошо. Славно так говорит. Четко. Никаких искажений или ошибок. Прямо русский зверь, выросший на привольных полях лесостепной зоны.
– Эпоха Эдо длилась двести шестьдесят семь лет, а потом еще сорок пять лет эпохи Мэйдзи. Так родилась великая японская империя.
Козел замер, перестав жевать, дергаться, потряхивать бородой и даже смотреть стал по-другому, пристально, не мигая. Молчание было тяжелым, нестерпимо тяжелым. Каждая секунда была похожа на удар молота.
– И чего? – хриплым голосом сломал тишину Санёк.
– И все! – открывая пасть, четко произнес козел.
Санёк бы в этот момент умер от ужаса, но тут громко постучали в дверь.
– Конничива! – донесся голос Каору. – Вы там? Извините!
От неожиданности и страха Санёк подпрыгнул, оступился на разбросанных вещах и плашмя грохнулся в Вадин чемодан.
– Извините! – барабанил в дверь Каору.
Неприятный кислый запах козла особенно полез в нос, словно зверь подошел вплотную. Санёк вскрикнул, закрываясь руками, боясь, что на него сейчас должны наступить.
– Извините! – с истинно японской настойчивостью ломился в номер Каору. – У вас все хорошо?
– Офигительно просто, – отозвался Санёк, упираясь взглядом в свою пустую кровать. Ни бабки, ни козла. Ничего себе он глюк словил.
Ручка двери дергалась, но с той стороны уже молчали. Почему-то представилось, что в коридоре на задних ногах возвышается все тот же козел и настойчиво долбит передним копытом по ручке. А потому стоит открыть дверь, как он впрыгнет в номер и снова понесет всю эту чушь про императоров и самураев.
Санёк вывалился из чемодана и, разбрасывая чужие шмотки, на четвереньках пополз к своей кровати.
Щелкала ручка запертой двери.
Три раза. Тишина. Еще три раза. И снова тишина. Каору больше не звал. Только ручка железно постукивала.
Тук, тук…
Или уже не так?
Кап, кап…
Санёк резко сел. Дверь?.. Ничего с дверью не было. Никто ручку не трогал. И тишина в коридоре была вполне себе нормальная тишина. Потому что там никто не стоял. Все давно ушли в столовку. Жрут лапшу и рис, вспоминают игру, смеются. Захотелось на всех наслать одного большого тираннозавра Рэкса из «Парка юрского периода». Чтобы он прошел и… нет, не надо никого есть. Достаточно просто наступить. Или махнуть хвостом. Одно движение – и Саньку сразу стало бы легче.
Чертовы японцы со своими «Ста свечами»! Не могли игру другую придумать. Ведь если бы Санёк не рассказал случай с дедом, ничего и не было бы.
Кап, кап, кап…
Из крана вода капает. Чего ей капать-то? Все было хорошо закручено. Или это Вадя? Обессилел вконец, ручку до конца опустить не может.
Санёк встал. Сейчас он этот кран закрутит и…
Неправильно как-то там капало. Звонко слишком. Не в раковину, а на кафель, отчего вздрагивало звонкое эхо.
Санёк уже почти добрался до двери в туалет, но остановился. Ручка двери, большая металлическая загогулина, щелкнула и начала медленно опускаться. Оттуда шли. На секунду родилось идиотское предположение, что это Вадя. Заявился, позвал его и тут же нырнул в туалет. Сейчас руки помоет и ужинать побежит.
Санёк замотал головой, избавляясь от этой мысли.
Вадя ушел. Еще дверью хлопнул так, что тонкие японские стенки задрожали.
Нет Вади там, нет.
Ручка продолжала медленно опускаться. Капанье становилось все настойчивей. Из-под двери показалась вода. Она растеклась широкой лужей, намочив ковровое покрытие на полу – темное пятно увеличивалось.
Санёк прыжком преодолел оставшееся расстояние до двери и навалился на нее плечом. Дверь грохнула, закрываясь. Ага! Значит, оттуда уже почти вышел… Кто? Водяной призрак?
Ручка вырвалась из пальцев, резко уйдя вниз. Кто-то упрямо пытался проникнуть из ванной в комнату. Рывки с той стороны болью отдавались в плече.
– Извините! Вы там? – произнесли Саньку чуть ли не в ухо, и он вздрогнул, испугавшись, что за его спиной уже стоят.
Не было там никого. А вот дверь снова стала приоткрываться. И в уже получившуюся щель с шумом стала биться вода.
Санёк успел подхватить стул. Захлопнул дверь. Низкая спинка стула удачно уперлась в ручку. Но это показалось ненадежным. Под столом свернутой змейкой пристроился шнур от Интернета. Санёк дернул его. И он неожиданно легко вышел из стены, оборвав соединительное гнездо. Проводом примотал стул к ручке и отступил к кровати.
Ручка еще пару раз дернулась и затихла. Шум воды спал. Мокрое пятно перед дверью больше не росло.
Дрожащей рукой Санёк нашел край своей кровати и медленно опустился на нее. Вопросы «почему?» и «за что?» вымылись из головы. Он настолько остро ощущал каждую секунду, что отвлекаться на лишнее времени не было.
Общий свет в комнате с треском мигнул, попытался погаснуть, но передумал: наоборот, загорелся очень ярко. Словно кто-то невидимый пролетел вдоль каждой лампочки и вдохнул в нее новую жизнь.
Ослепительно-белый свет залил комнату, разбросанные вещи, особо выделив темное пятно на ковре. Санька передернуло, как будто его и правда пронзил луч смерти. И тут же из коридора раздался шум – ребята возвращались.
Они сейчас войдут сюда и все это увидят! По ним тоже ударит луч смерти!
Санёк схватил пульт от телевизора и, подпрыгнув, стукнул черной коробочкой по лампочке в напольном торшере, чей широкий конус плафона смотрел в потолок. Лампочка обиженно крякнула, забирая никому не нужный свет. Следом полетели обе лампы на тумбочках. Звон стекла поглощал свет. Оставались две лампочки в коридоре. Они были встроены в навесной полоток, и, сколько Санёк ни прыгал, толку не было. Пульт раскрошился, обсыпавшись ему в запрокинутое лицо, кусочек пластика попал в распахнутый рот. Санёк закашлялся, оседая на пол.
