— Я столько хочу рассказать сестре, но она такая же, как он… как я. Я бы вам тоже никогда не поверила. — У нее бессильно опустились плечи. Элизабет бросила на меня виноватый взгляд. — Простите меня, Шарлотта, но это правда. Я бы вам никогда не поверила. И она не поверит.
Я с облегчением улыбнулась. И это всё? С такой проблемой мне приходилось сталкиваться бессчетное количество раз.
— Элизабет, — сказала я, — из всех задач, которые нам предстоит решить, эта самая простая.
Гаррет наблюдал за нашим — точнее, моим — разговором, но, к его чести, ничем не выдал своих эмоций. Я часто думала, до чего смешной, должно быть, кажусь живым, когда разговариваю сама с собой, бурно жестикулирую и обнимаю воздух. Правда, у меня не всегда есть выбор. Раз уж Гаррет отказался уйти, придется ему познакомиться с моим миром. Я не стану сдерживать себя в угоду его изысканным представлениям о правилах приличия, да еще у себя в офисе.
Элизабет всхлипнула:
— Что вы имеете в виду? Почему это просто?
— Вы оставите записку.
— Записку?
— Конечно. Я всегда так делаю. Так меньше приходится объяснять, — заявила я, обведя комнату рукой. — Вы мне продиктуете записку, я ее напечатаю — разумеется, поставив дату до вашей смерти, — а потом она чудесным образом отыщется среди ваших вещей. Что-то наподобие писем на тему «если вдруг со мной что-нибудь случится». Вы расскажете ей все, что хотели, а мы сделаем вид, будто вы напечатали это незадолго до смерти. Если хотите, у меня даже есть знакомый, который для верности может подделать вашу подпись.
— Кто это? — поинтересовался Гаррет.
Я послала ему предостерегающий взгляд. То, о чем я говорю с умершими, его не касается.
На лице Элизабет отразилось изумление.
— Отлично. Я же адвокат. Я точна, как десятичная система Дьюи. Сестра непременно в это поверит.
— Разумеется, поверит, — кивнула я, похлопав Элизабет по плечу.
— А можно я напишу жене? — спросил Сассмэн.
— Конечно.
Мы посмотрели на Барбера, ожидая, что он тоже захочет кому-то написать.
— У меня только мама. Она знает, как я к ней отношусь, — пояснил он, и я задумалась, радоваться мне или огорчаться, что у него только мама.
— Вот и хорошо, — ответила я ему, — жаль, что немногие признаются близким в своих чувствах.
— Ага. Я смертельно ненавижу ее с десяти лет. Так что ничего нового я бы ей не написал.
Я постаралась ничем не выдать своего потрясения.
Но Барбер все равно заметил.
— Поверьте мне, это чувство взаимно.
— Хорошо, значит, две записки.
— Кстати, — задумчиво проговорила Элизабет, — когда у нас начинается лето?
— Хотите дождаться? Но еще долго, — удивилась я.
Она пожала плечами, кивнула на Гаррета и приподняла идеально очерченные брови.
— Ах вот оно что! — Я едва не расхохоталась. — Кажется, двадцатого июня.
Гаррет открыл рот от изумления. Элизабет сложила руки на груди и улыбнулась, лучась самодовольством.
— Верно, — кивнул Гаррет. — У Элизабет Эллери день рождения двадцатого июня.
Я бросила на нее оскорбленный взгляд:
— Вы меня провели.
— Я же адвокат, — усмехнулась она, как будто это все объясняет.
Да, она мне очень нравилась. Я вернулась за стол и плюхнулась в кресло под обычные фанфары.
— Она меня провела, — пояснила я Гаррету.
Он ухмыльнулся, но уже иначе. Его улыбка изменилась, и я догадалась почему.
— Нет уж. Нет-нет-нет-нет-нет, — проговорила я, погрозив ему пальцем. — Даже не начинай.
— Что не начинать? — невинно переспросил он.
— Ты так на меня смотришь, будто я знаю ответы на все вопросы в мире. Это не так. Я не предсказываю будущее. Не вижу твоего прошлого. Не гадаю по руке и прочей фигней не страдаю. Я не…
— Но ты ведь экстрасенс, верно?
— Чувак, — я наклонилась к нему через стол, — я такой же экстрасенс, как, скажем, морковка.
— Но…
— Никаких «но»!
Терпеть не могу это слово. Оно не имеет ко мне никакого отношения. Я зажала уши руками и запела.
— Что ты как маленькая.
Гаррет был прав. Я показала ему язык и опустила руки.
— Послушай, даже у меня больше вопросов, чем ответов. Я уверена, что мои способности скорее похожи на шизофрению, чем на что-то сверхъестественное. Спроси кого угодно. Если бы я была едой, то только ореховым кексом с цукатами.
— Шизофрения, — с сомнением протянул он.
— Я слышу голоса. Разве это не шизофрения?
— Но ты же только что сказала…
Я подняла указательный палец, чтобы его остановить. Хотя средний был бы уместнее. Мне нужно было кое-что объяснить Гаррету, чтобы не сдать завоеванные позиции.
— Послушай, когда люди, вот как ты сейчас, уже почти мне поверили, они начинают бессовестно этим пользоваться. Допрашивают меня, задают дурацкие вопросы, интересуются, где будет следующее землетрясение или какие числа выиграют в лотерею. Я не шучу. Ты когда-нибудь видел в газетах новость «Экстрасенс выиграл в лотерею»? Я не экстрасенс. Я даже не верю, что они существуют.
— Объясните же ему, кто вы, — взволнованно проговорила Элизабет, пока Гаррет листал блокнот.
Я послала ей убийственный взгляд. Не помогло. Наверно, потому что она и так умерла.
— Серьезно, — не сдавалась Элизабет, — скажите ему. Он почти вам поверил. Ему это понравится.
— Не понравится, — процедила я сквозь зубы, забыв, что я единственная из живых в комнате, кто ее слышит.
— Человек, обладающий сверхчувственным восприятием. — Гаррет поднял на меня глаза. — Определение экстрасенса.
— Ладно, может, и так, — согласилась я. — Но я все равно ненавижу это слово. И все его скрытые смыслы.
— Хорошо. — Он пожал плечами. — А что и кому не понравится?
— Тебе.
— Что? Твои способности?
— Не совсем.
— Тогда что?
И в самом деле — что? Если бы ему действительно хотелось это знать, я бы ему лично приготовила энчиладу. В конце концов, он же мне поверил. Стоит ли на этом остановиться? Ведь ни папа, ни дядя Боб не знали, кто я на самом деле. Как-то не было необходимости им об этом говорить. Они мне верят, и этого достаточно. Но раз уж я наплевала на то, что Гаррет обо мне думает…
— Хорошо, — вызывающе бросила я. — Я тебе все расскажу. Тогда ты наконец уйдешь?
Он замялся, но еле заметно кивнул.
— Я… Дело в том, что я… Что-то вроде… Черт! — Наконец собралась с духом и выпалила: — Я ангел смерти. Единственный в своем роде.
Вот и все. Я это сказала. Раскрыла карты, разрядила атмосферу, распахнула душу, торжественно поклявшись разоблачить все штампы. Но Гаррет даже не дрогнул. Не рассмеялся. Не вскочил со стула и не пошел к двери. Он не шелохнулся. Не сдвинулся ни на дюйм. Я засомневалась, дышит ли он, и тут меня осенило. Своупс блефовал. Я ждала, как он себя поведет, а он не сводил с меня серых глаз и не думал реагировать. Надо признать, у него хорошо получалось напускать на себя равнодушие. Я так и не узнала, о чем он думал.
