Сад был неухожен, несколько кустов возвышались над пожухлой травой; возле ограждающей его высокой стены, сделанной так, чтобы защищать сад от постоянных ветров, виднелись фруктовые деревья, напоминающие скелеты.
Мисс Пим обратила на это внимание, прежде чем постучать в дверь; но вид сада не подействовал на нее угнетающе, она просто испытала крайнюю жалость к тому, кто жил в таком месте.
В дальнем конце сада, около стены, над мокрой бесцветной травой, виднелось надгробие; она вспомнила, что ей говорили о старом антикваре, похороненном на территории «Хартли».
Поскольку на ее стук никто не ответил, она отступила на шаг и взглянула на дом; в нем, несомненно, кто-то жил, — окна были закрыты белыми занавесками и серыми жалюзи, опущенными на один и тот же уровень.
Она снова посмотрела на дверь и увидела, что та открыта, и кто-то, скрытый темнотой коридора, пристально смотрит на нее.
— Добрый день, — весело произнесла мисс Пим. — Я подумала, что мне необходимо повидаться с мисс Лефейн… Вы ведь мисс Лефейн, не так ли?
— Это мой дом, — последовал ворчливый ответ.
Марта Пим и не ожидала увидеть здесь прислугу, хотя старушке, казалось, приходится изрядно трудиться, чтобы содержать дом в чистоте и порядке.
— Разумеется, — ответила она. — Можно мне войти? Меня зовут Марта Пим, я живу у Уинтонов, мы с вами виделись у них…
— Входите, — тихим голосом произнесла старушка. — Меня посещает мало людей, я чувствую себя очень одинокой.
«Ничего удивительного», — подумала мисс Пим, но решила не обращать внимания на странности хозяйки и вошла в дом с приятной улыбкой на лице.
Коридор был освещен плохо, но она смогла составить себе ясное представление о мисс Лефейн; первым впечатлением было то, что это бедное создание — ужасно старое, старше, чем это возможно для человека; она чувствовала себя совсем юной по сравнению с ней, — настолько блеклой, слабой и бледной была мисс Лефейн.
Кроме того, она была чудовищно толстой, а ее дряблая фигура — бесформенной; на ней было плохо скроенное неопределенного цвета и покроя платье, испачканное землей и пропитанное влагой там, где, по мнению мисс Пим, оно касалось земли, когда хозяйка работала в саду; платье, без сомнения, должно было скрыть ее полноту, но было так небрежно надето, что только добавляло ей тучности, поскольку везде висело складками.
Еще одним нелепым штрихом в облике бедной старушки были ее короткие волосы; несмотря на то, что она казалась очень дряхлой и одинокой, скудные остатки волос были тщательно уложены вокруг трясущейся головы.
— Боже мой, Боже мой, — произнесла она тонким скрипучим голосом. — Как это мило, что вы пришли. Полагаю, вы предпочитаете гостиную? Сама я обычно сижу в саду.
— В саду? Но ведь не в такую погоду?
— Я привыкла. Вы даже представить не можете, что можно привыкнуть к погоде.
— Пожалуй, — с сомнением согласилась мисс Пим. — Но ведь вы, наверное, живете здесь не одна?
— В последнее время — совсем одна. У меня была компаньонка, но ее увезли, не знаю точно, куда. Я так и не смогла отыскать ее следов, — раздраженно ответила старая леди.
«Наверное, несчастная компаньонка просто не выдержала таких условий, — подумала мисс Пим. — Это не удивительно… но ведь кто-то же должен присматривать за ней».
Они вошли в гостиную, в которой, к ужасу посетительницы, огонь разведен не был, хотя она и содержалась в хорошем состоянии.
Здесь, на десятках полок, стояли изумительные фарфоровые сервизы, при виде которых у Марты Пим заблестели глаза.
— Ага! — воскликнула мисс Лефейн. — Я вижу, вы по достоинству оценили мои сокровища! Завидуете? Хотели бы, чтобы некоторые из этих вещей принадлежали вам?
Марта Пим, разумеется, хотела бы этого; она с восхищением оглядывала стены, столы и шкафы, а старуха следовала за ней с выражением явного удовольствия на лице.
Это была прекрасная маленькая коллекция, очень изысканная, подобранная со вкусом, и Марта подумала: это удивительно, что столь слабое, древнее создание может содержать ее в таком порядке, а также выполнять обычную домашнюю работу.
— Неужели вы действительно делаете все сами и живете совсем одна? — спросила она, поеживаясь в своем толстом пальто и жалея, что энергии мисс Лефейн не хватило на разведение огня; по всей видимости, старушка жила на кухне, как это свойственно многим одиноким чудакам.
— Кое-кто здесь был, — ответила мисс Лефейн, — но мне пришлось отослать ее. Я же говорила вам, что она ушла; я не могу найти ее следов, и рада этому. Конечно, — задумчиво добавила она, — мне очень одиноко, но я дольше не могла выносить ее дерзости. Она утверждала, что это ее дом и ее коллекция фарфора! Вы бы в это поверили? Она пыталась выгнать меня, чтобы я не могла любоваться своими вещами!
— Да, это неприятно, — сказала мисс Пим, гадая, какая из двух женщин сошла с ума. — Но не лучше ли для вас было найти другую?
— О, нет, — последовал быстрый ответ. — Я предпочитаю остаться одна со своими вещами; я не смею покидать дом, поскольку боюсь, как бы кто-нибудь что-нибудь не забрал… Когда-то здесь проходил аукцион, и это было ужасно…
— Значит, тогда вы были здесь? — спросила мисс Пим; но, на самом деле, старая леди была такого возраста, что в то время могла находиться где угодно.
— Да, конечно, — довольно раздраженно ответила мисс Лефейн, и мисс Пим решила, что она, должно быть, родственница старого сэра Джеймса Сьюэлла. Клара и Мейбл как-то туманно выразились по этому поводу. — Я была очень занята, скрывая фарфор, но один сервиз все-таки был продан — чайный сервиз «Кроун Дерби»…
— В котором не хватало одной тарелки! — воскликнула Марта Пим. — Это я купила его, и, знаете, мне интересно, удалось ли вам ее найти…
— Я ее спрятала, — пробурчала мисс Лефейн.
— Вы это сделали? Это довольно странно… Зачем вы прятали вещи, вместо того, чтобы купить их?
— Покупать то, что и так принадлежало мне?
— Значит, старый сэр Джеймс все оставил вам? — спросила Марта Пим, чувствуя себя совершенно сбитой с толку.
— Она получила гораздо больше, — возразила мисс Лефейн, но Марта Пим не обратила на ее слова внимания.
— Если тарелка у вас, — сказала она, — вы могли бы продать ее мне, я дам за нее хорошую цену. Было бы очень приятно наконец-то иметь полный сервиз после стольких лет.
— Деньги мне ни к чему, — печально ответила мисс Лефейн. — От них мне никакого проку. Я ведь не могу выйти из дома или сада.
— Что ж, ничего не поделаешь, — весело ответила Марта Пим. — Но, знаете, боюсь, жить здесь в полном одиночестве очень скучно… Хорошо бы было развести огонь… Уже Рождество, и погода очень сырая.
— Я уже давно не чувствую ни сырости, ни холода, — ответила мисс Лефейн, со вздохом усаживаясь в одно из кресел, набитых конским волосом; мисс Пим с удивлением заметила, что у нее на ногах надеты только пара белых чулок. «У нее отменное здоровье, — подумала она, — хотя она и выглядит не очень хорошо».
— Значит, мне не суждено получить тарелку? — быстро спросила она, расхаживая взад и вперед, потому что в полумраке опрятной, чистой гостиной было очень холодно, и она подумала, что долго здесь не выдержит; поскольку ее явно не собирались угощать чаем или еще чем-нибудь, ей оставалось только откланяться.
— Возможно, я отдам ее вам, — вздохнула мисс Лефейн, — раз уж вы так любезно нанесли мне визит. В конце концов, от одной тарелки мало проку, не правда ли?
— Конечно, нет. Я вообще удивляюсь, зачем вам понадобилось ее прятать…
— Я не могу вынести, — ответила мисс Лефейн, — когда эти вещи покидают дом!
Марта Пим не собиралась вдаваться в это; было совершенно ясно, что старая леди на самом деле весьма эксцентрична, и с этим ничего поделать было нельзя; неудивительно, что она «выпала» из жизни, что никто не виделся с ней и ничего о ней не знал, но мисс Пим почему-то захотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы спасти ее от самой себя.
— Не желаете ли немного прокатиться в моей коляске? — предложила она. — На обратном пути мы могли бы заглянуть к Уинтонам и выпить чаю, они были бы рады вас видеть. Я думаю, вам просто необходимо ненадолго сменить обстановку.
