– А вот эта твоя гулянка... Турбаза и то, се... Мы туда что-то ведь повезем?
От радости, что прозвучало это «мы», Вероника поперхнулась брынзой и, продышавшись, начала восторженно описывать прелести грядущего пиршества:
– Я куплю мясо, замариную, поджарим шашлык. Возьмем огурчиков, помидоры, зелень. Брынзы вот. Конечно, вино. Не знаю, что ребята привезут, но я хочу в немецкой кондитерской еще купить ежевичный пирог. Как ты думаешь, довезу я его в целости и сохранности? Мне очень хочется, чтобы был пирог. Знаешь, у меня на день рождения всегда заказывали торт в булочной Стружкина, и свечи я задувала...
– Подожди, милая. Я задал конкретный вопрос, а ты уж до раннего детства дошла. Покупаем мясо, вино, овощи на салат. Пирог этот твой... Тебе деньги нужны?
Эту фразу Вероника слышала от него в первый раз. Даже замешкалась немного.
– Ну-у-у...
Продлить свое «у-у-у» она не успела. Куприянов встал, направился в прихожую и быстро вернулся с конвертом в руках.
– Это тебе на это самое, на проведение праздника твоего. С днем рождения, в общем.
Во как! Это, оказывается, подарок на день рождения! Разочарование было таким болезненным и острым, что Вероника тоже, кажется, в первый раз, не сумела его скрыть.
– Не понял. Ты что, не рада?
К чему, к чему, а к настроению окружающих Даниил всегда был особенно чувствителен.
– Конечно, рада! Спасибо, Дань.
Вера инстинктивно поняла, что стоит пустить в ход древнее, как мир, оружие – женское кокетство.
– А разве мне не подарят какого-нибудь ма-аленького сюрприза?
– Посмотрим, – подмигнул Куприянов и, нагнувшись, крепко поцеловал Веронику в губы.
Но в сладости этого поцелуя, на самом дне, таилась горечь сомнения. Странно это все же... Впрочем, не стоит забивать себе голову.
* * *
Путь на турбазу дался Веронике нелегко. Данила, как и предупреждал, ушел с утра и даже не позвонил. А ей пришлось тащить на пристань огромный рюкзак: овощи-фрукты-вино, кое-какие вещички – одежду, косметику. Все же она должна выглядеть хорошо, это ее праздник! В правой руке – тяжеленный пакет с маринованным мясом, в левой – ежевичный пирог из немецкой кондитерской. Подлый таксист высадил ее слишком далеко: пешеходная зона, туда машинам нельзя! Вечерняя прохлада забыла опуститься на город, раскалившийся за день асфальт дышал зноем, пот заливал глаза, а вытереть было нельзя. Кошмар, одним словом. Но уже на подходе к пристани почувствовалось иное дыхание – вода, не признающая городской усталости, не следующая торопливому городскому ритму, дышала свежестью, а катер пришел такой веселый, такой замечательный, что на душе сразу стало легче.
Катер был как в мультфильме про Чунга-Чангу из далекого советского детства. Сам синий, а тент над палубой натянут ярко-желтый. Деревянные скамьи нагреты яростным солнцем. И мужики на катере приплыли веселые – громадные, загорелые. Быстро и аккуратно погрузили Вероникин скарб, пошутили с ней мимоходом, а потом взвилась водяная пыль – поехали!
Издалека турбаза «Иволга» выглядела очень красивой – изумрудные лужайки, аккуратные домики, какие-то огромные деревья. А вблизи оказалась еще лучше! Веселая, должно быть, это птица – иволга. Живет себе в зеленой листве, с ветки на ветку перепархивает. «А я ведь никогда не видела ее, иволгу, – вдруг подумала Вероника и, прикрывая ладонью глаза, высоко задрала голову, наивно пытаясь отыскать в небе диковинных золотых птиц. – Как созвучны, оказывается, Волга и иволга! И небо здесь совсем другое...»
Но и над водой, и в синей бесконечной вышине Вероника обнаружила лишь множество чаек да ласточек. Особенно запомнились ей большие морские чайки на фоне громадных, подсвеченных нехотя клонящимся солнцем кучевых облаков, стоящих, словно снежные горы, на западе. И еще – трясогузки. Они так весело прыгали по песчаному пляжу, и когда катер, легонько покачиваясь, пристал к ладно сбитым сходням, одна из них, самая любопытная, не улетела, как остальные ее подруги, а ловко запрыгнула на старый черный бакен, устало доживавший свой долгий век на берегу, и принялась зорко наблюдать за приплывшими. Вдруг в дубовых кронах словно бы кошка замяукала, еще одна, еще. «Да это же и есть иволга, – перехватив свой собственный изумленный взгляд, мысленно воскликнула Вера. – Вон, вон! Мелькает, золотая! А песня ее то на кошачье мяуканье похожа, то на болтовню птичью. Об этом и у Бунина есть. «Беспечно иволги болтают». Точно сказано!» И действительно, в темных арках ажурной дубовой листвы время от времени появлялись на мгновение и исчезали огненные крылатые всполохи. Замечательная все-таки это птица – иволга.
Хозяйка «Иволги», Марина Алексеевна, оказалась высокой статной женщиной, как говорится, со следами былой красоты. Следы были заметные. Да и вообще ей бы Хозяйкой Медной горы быть, а не хозяйкой турбазы, пусть и очень славной!
– Вы Солодкова? Рада встрече. Как у вас много вещей. Вас проводит служащий. Третий домик, вот ключи. Гости приедут завтра или послезавтра? Очень хорошо. Располагайтесь, отдыхайте.
Третий домик – самый лучший. Просторная столовая, на окнах тюлевые занавески, на столе – самовар. Две маленькие спаленки, и наверху еще мансарда под двускатной крышей, балкончик с резными перилами. Вера рассовала продукты по местам, заперлась на крючок и упала на бархатный диванчик в столовой. Упоительно шумели дубы за стеной, так близко, весело болтали в кронах общительные иволги, где-то совсем рядышком плескалась вода... Вероника закрыла глаза.
И открыла их уже в темноте. Да что ж такое делается с ее сном! На остров опустилась летняя ночь, теплая, звездная. Нет, в такую ночь нельзя спать! Нужно немедленно идти купаться! Вера натянула купальник и опрометью бросилась на берег.
Больше всего на свете она любила воду. Вода успокаивала ее, завораживала, лечила. Вероника всегда неосознанно тянулась к воде, но, живя в волжском городе, реже, чем хотелось бы, отдыхала у реки или озера – так уж выходило. В детстве она даже завидовала известным героям Марка Твена, плывущим на вольном плоту вниз по течению. Хорошо бы вот так же поплыть однажды, и чтобы лунная дорожка вела, и волна искрилась, и не знать, куда и зачем плывешь! Ей всегда нравилось опускать ладони в прозрачную воду, особенно в текущую, живую, и чувствовать, как обволакивают их прохладные водные струи, как закручиваются вокруг пальцев легкие завитки... Однажды мама взяла ее, пятилетнюю, по набережной прогуляться, а Вера так потрясена была стремительным майским водопольем, могучим течением, уносящим целые тростниковые острова, увенчанные чайкой или вороной, восседающими на них с капитанской по меньшей мере гордостью, что долго не желала возвращаться домой. С некоторых пор только у воды она и чувствовала себя по-настоящему счастливой.
